Ознакомительная версия.
— Нет, — отрезала Мэри.
Джона ее отказ озадачил.
— Но ведь речь идет всего о каких-то четырех неделях, — обиженно сказал он. — Лучших условий кредита вам нигде не предложат.
— Одну минутку, — сказала Мэри и вывела мужа из магазина на украшенную к Рождеству улицу, где из каждого окна и из каждой двери неслись веселые рождественские мелодии.
— Мэри, — начал он, — Джон прав. Он ведь предлагает нам очень выгодные…
— Первое, что мы купим в кредит, Барт, будет наш собственный дом, — твердо заявила Мэри. Лобик ее слегка наморщился. — Теперь выслушай…
Они вернулись в магазин.
— Вы не могли бы оставить его для нас? — попросил он Джона с места в карьер.
Тот замялся:
— Может быть… если ненадолго. Сейчас ведь все хорошо продается, мистер Доус. На сколько?
— Только до понедельника, — сказал он. — Я зайду вечером. Перед закрытием.
Весь уик-энд они провели за городом, на студеном воздухе, дожидаясь снегопада, который так и не начался. Они медленно колесили по проселочным дорогам, хихикая, как дети. Он прихватил с собой полдюжины пива, а Мэри припасла бутылку вина. Бутылки из-под выпитого пива они не только сохранили, но нашли еще великое множество; целые мешки бутылок из-под пива и газировки. Маленькие бутылочки стоили два цента, а большие принимали по пять. Да, тот уик-энд вышел для них чертовски трудным, вспоминал Барт, длинные волосы Мэри развевались на ветру над воротником ее куртки из искусственной кожи, щечки раскраснелись. Он словно воочию видел, как она спускалась в кюветы, засыпанные опавшими листьями, разгребая листву ногами, шурша при этом, словно огонь, пожирающий сухую траву на лугу… наградой служило звяканье стекла, и Мэри извлекала из канавы очередную бутылку и торжествующе, по-детски, улыбаясь до ушей, махала ею над головой.
А ведь сейчас уже стеклянную посуду не принимают, Джорджи. Ни залога тебе сейчас, ни возврата тары. Выпей и выброси — вот девиз наших дней.
В тот понедельник, после работы, они сдали бутылок на тридцать один доллар, распределив добычу по четырем супермаркетам. К Джону они подоспели за десять минут до закрытия.
— Мне не хватает девяти долларов, — огорченно сказал он Джону.
Джон махнул рукой и быстро написал «Оплачено» на сертификате продажи, приложенном к огромному телевизионному приемнику «Зенит».
— Веселого Рождества, мистер Доус, — пожелал он. — Сейчас я выкачу тележку и помогу вам выбраться на улицу.
Они доставили телевизор домой, и взволнованный Дик Келлер, сосед с первого этажа, помог им втащить его в их квартиру на третьем этаже. В ту ночь они смотрели телевизор, пока не отыграл национальный гимн на последнем канале, а потом предались любви перед таблицей настройки; с непривычки головы у обоих раскалывались.
Никогда с тех пор телевизор не доставлял им столько удовольствия.
Мэри вошла в комнату и увидела, что он пялится на экран, держа в руке опустевший стакан.
— Ужиб готов, Барт, — сказала она. — Тебе сюда прибести?
Он посмотрел на жену, пытаясь вспомнить, когда в последний раз видел на ее губах задорную улыбку… Заодно он попробовал припомнить, когда именно тоненькая бороздка между бровями превратилась в постоянную морщинку, шрам, татуировку, напоминающую о возрасте.
Господи, на кой черт мне дались такие дурацкие мысли, подумал он. Никогда прежде меня ничто подобное не интересовало. Что бы это значило?
— Барт?
— Давай поужинаем в столовой, — сказал он. Затем встал и выключил телевизор.
— Хорошо.
Они уселись за стол. Он посмотрел на подносик из алюминиевой фольги с разогретым ужином. Шесть маленьких отделений, в каждое из которых было словно впрессовано нечто съестное. Мясо покрывала подлива. У него возникло впечатление, что мясо в таких быстрозамороженных блюдах всегда покрыто подливой. Он вдруг подумал, что без подливы мясо казалось бы голым. Затем, без всякой видимой причины, вдруг представил себе облысевшего Лорна Грина. Плешивый как коленка.
На сей раз это его не рассмешило. Напротив — немного напугало.
— О чеб ты таб убыбабся в гостибой, Барт? — спросила Мэри. Глаза ее покраснели, а уголки носа вспухли.
— Не помню, — ответил он, а сам подумал: Господи, а ведь я сейчас закричу. Или в голос зарыдаю. По всему, что мы потеряли. По твоей улыбке, Мэри. Извини, если я сейчас запрокину голову назад и закричу от тоски по твоей канувшей навсегда улыбке. Ладно?
— Вид у тебя быб совершеббо счастливый, — добавила она.
И вот вопреки своей воле — это была тайна, а сегодня он испытывал нужду в своих секретах, сегодня его чувства были натянуты, как нерв, — вопреки своей воле он сказал:
— Я думал о том времени, когда мы отправились собирать бутылки, чтобы расплатиться за этот телевизор.
— А, побятбо, — протянула Мэри и шумно высморкалась в носовой платочек прямо над своим алюминиевым подносиком.
В придорожном супермаркете недалеко от их дома он столкнулся нос к носу с Джеком Хобартом. Тележка Джека была доверху загружена замороженными продуктами, консервными банками и пивом.
— Привет, Джек! — воскликнул он. — Какими судьбами?
Джек натянуто улыбнулся.
— Никак не могу привыкнуть к местным магазинам, — ответил он, словно оправдываясь. — Вот и подумал, заскочу-ка сюда по старой памяти…
— А где Эллен?
— Ей пришлось улететь в Кливленд, — сказал Хобарт. — На похороны матери.
— Господи, вот жалость. Внезапно, да?
Их обходили другие покупатели, толкая перед собой тележки. Сверху из невидимых репродукторов лилась негромкая музыка; приятная, но незапоминающаяся. Мимо прошла женщина, волоча за руку упирающегося и заплаканного мальчонку лет трех.
— Да, внезапно, — вздохнул Джек Хобарт. Бессмысленно улыбаясь, он потупил взор и уставился на свою тележку. Сверху громоздился здоровенный ярко-желтый пакет с броской надписью:
КИТТИ-ПАН КИТТИ-СВИТИ
Используй и выброси!
Соблюдайте гигиену!
— Как гром среди ясного неба, — продолжил Хобарт. — Конечно, чувствовала она себя неважнецки, но думала, что это естественно для женщины; годы берут свое и прочее. А оказалось, что у нее рак. Ее разрезали, посмотрели и — тут же зашили. А три недели спустя она умерла. Страшный удар для Эллен. Ведь мама была всего на двадцать лет старше ее.
— Да, — кивнул он.
— Так что она пока побудет в Кливленде.
— Понятно.
— Так вот.
Они обменялись понимающими взглядами и смущенно улыбнулись друг другу.
— Ну как там? — спросил он. — В Норт-Сайде?
— По правде говоря, Барт, пока не очень. Народ там не слишком дружелюбный.
— Да ну?
— Ты ведь знаешь, что Эллен в банке служит?
— Конечно.
— Так вот, многие девчонки устроили там нечто вроде автомобильного общака. Я давал Эллен нашу машину каждый четверг — это был ее вклад в общий котел. Ну а в Норт-Сайде тоже есть нечто подобное, но там женщины входят в особый клуб, членам которого позволяют пользоваться общими автомобилями. Только вот Эллен в него не приняли — для того чтобы стать членом, нужно прожить в Норт-Сайде не меньше года.
— Слушай, Джек, от этого попахивает дискриминацией.
— Да ну их в задницу! — гневно выпалил Джек. — Теперь Эллен не вступит в их вонючий клуб, даже если они будут на карачках перед ней ползать. Я купил для нее машину. Подержанный «бьюик». Она в него просто влюблена. Надо было пару лет назад это сделать.
— А как дом?
— Прекрасный, — ответил Джек и снова вздохнул. — Электричество только дороговато обходится. Видел бы ты наши счета! Для семьи с ребенком в колледже это серьезно.
Ни один из них не спешил расставаться. Уняв гнев, Джек теперь снова смущенно улыбался. И вдруг его осенило — Джек до смерти рад их встрече и пытается оттянуть миг разлуки. Он вдруг представил себе Джека, который бесцельно слоняется по пустому дому, не зная, чем себя занять, пока жена за тысячу миль от дома предает мать земле.
— Слушай, а почему бы тебе не заглянуть к нам? — предложил он. — Посидим, пивка попьем, послушаем, как Говард Коуселл объясняет, что за чертовщина в нашем футболе творится.
Джек расцвел.
— Что ж, это было бы замечательно.
— Дай только Мэри позвоню, чтобы приготовилась.
Ознакомительная версия.
