— Я не шучу, я просто предупредил вас.
— Ну, все, ждем завтра.
Значит, они находятся где-то неподалеку. Скорее всего стоит радиотелефонная вставка.
А то, что они осторожничают и не хотят проводить обмен сегодня, это мне даже очень на руку. В станице у них свой сто процентов свой человек (а может и не один), он будет снимать информацию: как я себя веду, а так же не прибывают ли в населенный пункт или его окрестности большие силы военных или правоохранительных органов.
Разговор зафиксирован спецслужбой, они тоже будут являться свидетелями большого шоу. Еще нужно ввести еще один элемент в подготавливаемый спектакль — и все готово. А потом уже как карты лягут. Или мы с Рабиновичем идем по самому безвыигрышному варианту — попадаем на «конвейер» коллег и становимся заложниками большой политической игры, или срываем крупный банк, играя на «мизере», или чеченские духи развешивают наши кишки по ветвям деревьев. Медленно и аккуратно, и так чтобы это еще и видели. Они мастаки на такие вещи. Б-р-р-р! Меня передернуло от таких мыслей.
Остаток дня я провел, беседуя с дедом. Также попросил его провести меня к Сухой балке. Посмотрел на Чечню. Заодно наметил ориентиры, по которым можно выйти в темноте на место встречи. Тут и бинокль пригодился. Молодцы японцы. Сделал несколько снимков сопредельной территории. Земли Зла.
Грамотно придумано. По полю, по пахоте идти около трех километров. За это время можно определится, один я иду или нет. По краям поля редкий кустарник, там будет сидеть группа захвата из числа спецназа. Очень надеюсь, что несильно мне они бока намнут. А вот на территории соседней республики есть, где укрыться.
Ну, ладно, с Богом!
Ужин, потом пошел спать. Крутился, ворочался, сбивая постель в один большой комок. Потом будильник, стоявший на «вибраторе», затряс мне руку. Я посмотрел на часы. Все правильно — два часа ночи. Вперед. Работаем, Леха, работаем!
Меня не было около трех часов. Тихо, тайно, с соблюдением всех мыслимых и немыслимых мер конспирации, ходил к казаку Черепанову. К тому самому красавцу-богатырю, с кем познакомились в поезде. Был, конечно, великий риск, что это «подставной». «Контора» еще и не на такие «шалости» способна.
Эх, были времена!..
Теперь, вроде все готово, и лишь Бог или Судьба, или «Контора» могли нам помочь или помешать.
Встал поздно, около десяти часов, шел дождь. Остаток ночи я снова не спал, ворочался. Какой тут сон! Снова и снова я мысленно прогонял предстоящие события, рассматривал и менял мелочи. Но слишком много зависело от фактора случайности.
Некоторые пороки человека мне помогут, но некоторые могут и помешать. Дождь вносит свои коррективы. Чечены могут заметить присутствие спецназа ФСБ. Это плохо.
Надеюсь, что будет спецназ. У нас в Сибири его надо за две недели надо заказывать, — пришлют через месяц, пока все согласуют и подпишут... А тут, коль дело на контроле Москвы, да район в приграничной зоне, миллион долларов, шпион еврейский на кону. Будет спецназ, будет. Не может не быть!
Голова болит как с похмелья, в животе урчит от волнения, во рту сухо, зато руки потеют, я постоянно вытираю их о брюки. Неэстетично, но скоро от моей одежды останется лишь груда бесформенных тряпок.
Хочется все бросить, включая этот поганый миллион не наших денег и удрать. Сдерживаю себя, с потугами, с трудом сдерживаю.
Дед с сыном меня накормили, что-то спрашивали, я отвечал невпопад.
Дождь то утихал, то вновь начинался. Остаток дня просидел дома. Обед и ужин ел механически, не ощущая вкуса еды. Темнело рано. Надо быть джентльменом, знаю, что не будет меня завтра у деда, рассчитался с ним, поблагодарил за кров и пищу.
Из-за ожидания и проработки событий внутри начала бить мелкая дрожь. Посмотрел на руки — дрожат. Это состояние мне понадобится через несколько часов, надо его запомнить, быстро вернутся в него. Запоминаем состояние. Запоминаем. Сел, расслабился. Раз расслабился. Вдох, отпустило немного внутри. Два, расслабился. Выдох. Представил собачонку, забитую, запуганную, под дождем, под крылечком. Ее трясет, это собачка — я. Запоминаем эту собачку. Картинка ясная, я проникаю внутрь этой собаки, она — это я, я — это она. Теперь мой страх полностью ушел в эту собаку, и когда я захочу вновь вернуться в это состояние, мне надо лишь вновь представить эту дрожащую собачку, стать ею.
Открыл глаза. На часах было 22.50. Идти в темноте, по размокшей почве минут сорок. Значит, пора!
Еще немного посидел «на дорожку», встал, перекрестился, сплюнул трижды через левое плечо, вперед! Вперед, Леха! Работаем! Сумку «поездную» не забыть! Вперед! С Богом!
На улице темно, как в глазах шахтера после получки. Включил фонарик. Только бы не сидел на чеченской стороне шальной снайпер, отрабатывающий упражнение «отработка стрельбы по целям в условиях плохой и ограниченной видимости».
Звезд и луны на небе нет, все затянуто тучами.
Изображать из себя придурка-журналиста уже бессмысленно, сейчас малейшая случайность в лице участкового милиционера или группы казаков-дружинников могла сорвать все. Надеюсь, что мои бывшие коллеги проработали этот вариант, и расчистили мне дорогу.
Я нисколько не сомневался, что сейчас за моей спиной шепчут: «Объект (если не дали какой-нибудь опознавательный псевдоним), прошел в сторону места встречи». Или просто дают тоновый вызов. Духи на той стороне тоже могут слушать эфир и излишняя суматоха в радиообмене может сорвать всю задуманную и проработанную мной операцию.
Ну же, коллеги, черт бы вас подрал, продумывайте, прорабатывайте операцию! Думайте, просчитывайте различные варианты. В Москве потом за срыв операции могут и по голове надавать, и на пенсию выгнать за некомпетентность! Вы в моей пьесе сначала зрители, потом массовка. А потом главные герои! Вот тут-то и поковбойствуете!
Дошел до поля. Ноги вязнут в доброкачественном мокром кавказском черноземе! Не могли эти чечены назначить место встречи в Поволжье, там грунт песчаный. Вода сразу уходит, и идешь, не проваливаясь.
Пару раз я упал. Ну вот, теперь я еще и грязный. Одним словом — лицо штатской наружности! Пока падал, стекло фонаря испачкал, оттирал о брюки. Один черт, они грязные. Вперед.
Добрался до места встречи. До полуночи оставалось еще пятнадцать минут. Подождем. Присел на корточки. Закурил. По фронтовой привычке прячу огонек сигареты в кулак.
Я сейчас снова на войне. И с территории Чечни веет войной. Может это разыгралось мое воображение, но если всякие там поля, типа ауры, энергетические, то с земли, на которой я воевал так и несло злобой и смертью.
Где-то там, в темноте, сейчас Рабинович-Коэн. У которого надежда только на меня, не более того. Если все сорвется, то его в худшем случае убьют духи-работорговцы, второй вариант — он попадает в руки отечественных спецслужб и правосудия, а вот третий, самый лучший, но и самый рискованный, который задумал я — Андрей на свободе, и я выступаю в роли героя-освободителя. Сдираю еще с государства Израиль тысяч двадцать-тридцать, — в качестве компенсации за моральные и физические неудобства — и счастлив до безумия, что целый и на свободе.
Сигарета быстро заканчивается, в ход идет вторая. Слышу шорох за спиной. Будем надеяться, что это посредники, а не спецназовцы, которые решили ограничиться моей персоной и миллионом долларов. Тогда все пойдет прахом, и Андрюха Рабинович — труп. Сижу, разыгрываю идиота-корреспондента.
— Эй, студент, долго будешь сидеть в грязи?! — слышу за спиной.
Поднимаюсь. Ба, знакомые лица! Дедок и его сынок. У обоих автоматы. И почему я не удивляюсь? С самой первой встречи я подозревал, что меня будут «пасти» не только сотрудники «наружки», но и «чехи». Правда, я считал, что Константин Сергеевич — агент спецслужб. Хотя, одно другому не мешает.
Ну что же, тем лучше. Делаю крайне изумленное лицо. Ведь я же шпак-репортер, и насчет опыта в боевых операциях знаю лишь из книг про уличных каратистов. Они удовлетворены. Стволы автоматов опускаются вниз.
— Ну что, милок, не ожидал? — в голосе деда-презерватива сквозь самодовольство — презрение к моей персоне и самолюбование собственной. Мол, провел всех, я самый умный. Не угадал, дед, не угадал. Посмотрим, как карты лягут.
— Нет, — выдавливаю из себя.
— Ну, давай деньги и разбежимся, — это уже сынок заговорил.
— Э-э-э, нет, — я выбрасываю сигарету, прикуриваю следующую. — Сначала человек, потом денежки. Откуда я знаю, что вы мне какого-нибудь чечена не подбросите!
— Деньги давай! — сынок начинает нервничать. Правой рукой поднял ствол автомата, а левую протягивает за сумкой.
Эх, велик был соблазн врезать ему в пах, расплющить и сделать яичницу-болтунью из его промежности тяжелым, мокрым и грязным ботинком, рвануть ствол на себя. Прикрыться его обмякшим телом от дедовских пуль, а потом расстрелять дедка. А потом сынуле шейку свернуть. Нельзя.
