- Ой, да не того уже! – застонала она еще громче и рывком расстегнула его джинсы. – Иди сюда, вот сюда!…
Ее стоны и визги, перешедшие в плач, истерзавшие его слух, наконец, стихли, став ровным сонным дыханием. Димка пошевелился, борясь с тошнотой, поднялся, застегнул брюки… Что же он с ней сделал? То, что он думает? То, чем занималась она с отчимом? Значит, ее грязь перешла к нему, и теперь она имеет какую-то власть над ним? Только не это. Он этого не хочет.
В комнате было холодно и сыро. Обстановка не поражала воображение: стол, кровать, комод с зеркалом, заваленный всякими безделушками, а на столе даже не убрано после ужина, стоят чашки, тарелки, валяются грязные вилки, нож, открытая банка паштета и несколько кусков уже подсохшего хлеба
Он взял нож в руку и обернулся к спящей. Не должно быть так много грязи на свете, да и он очистится, если сделает то, о чем думал так долго накануне своего освобождения.
Кровь брызнула на постель; ее горячие капли попали ему на руку и стали разъедать кожу. Мерзкие хрипы стихли, ноги и руки перестали дергаться; все тело обмякло. Дима вытер нож простыней, все время, помня о прочитанных детективах, и, забравшись на кровать, перешагнул через мертвую девушку. Кончиком рубашки он вытер подоконник, уже стоя по ту сторону комнаты и медленно, словно прогуливаясь, направился к дому. На душе было радостно и тихо.
Галина спала, как убитая, что было удивительно. Обычно в такие завывающие ветром ночи, она лежала с открытыми глазами, слушая тиканье часов, деля страх пополам с надеждой, и ждала перемен. Почему-то ветер обладал для нее такой таинственной властью менять жизнь. Обычно к утру, она забывала о своих ожиданиях, но следующая ветреная ночь вновь заставляла ее воображение рисовать какие-то несбыточные картины.
Но не сегодня. Ветер выл, а к утру еще, и ливень хлынул, заливая следы в саду, но Галина мирно спала, завернувшись в теплое одеяло, и видела самые обыкновенные сны. Наверное, любовь усыпила ее бдительность и наобещала много чего заманчивого, не то, что этот глупый, бесчувственный ветер.
========== Часть 15 ==========
15.
Традиционный кофе был готов и дожидался своего часа, отстаиваясь в турке. Утро выдалось прямо-таки ледяным, и Галина не спешила менять теплую, вкусно пахнущую кухню на сырой туман, в котором вполне можно было заблудиться. Она стояла у окна, рассеянно кроша сыр, и боролась с зевотой. Сколько не спи, а холодным, мглистым утром, когда с трудом верится, что солнце вообще существует, бодрость не наступит, сколько не призывай ее ароматами кофе или энергичной пробежкой. Галина знала по себе, что до обеда так и будет клевать носом. Рот открылся, зевая в тридцатый раз.
К соседскому дому подъехала какая-то машина, за ней еще одна, и Галина, так и не закрыв рот, подалась к окну, чуть не треснувшись лбом о стекло. От увиденного можно было вообще вывихнуть челюсть. Двое крупных мужчин в милицейской форме, вывели соседа, одетого в майку и трико, заломив ему руки за спину. Мужчина что-то кричал, пытался обернуться назад , словно вид его родного дома заворожил и не отпускал его.
«Это должно было случиться, рано или поздно!» - чуть придя в себя, подумала Галина, вспомнив глаза соседа, злобные, глубокие, шарящие по лицу собеседника, как назойливые лучи фонаря в кромешной тьме. Ей постоянно казалось, что Олег совершает что-то непристойное, хотя ни шума, ни звука скандалов из их с падчерицей дома не раздавалось. Да еще слова Димки не выходили из головы. Вдруг он на самом деле видел какую-нибудь пакость?!
Тем временем, за окном неожиданно началось второе действие спектакля: из второй машины, оказавшейся скорой помощью, вышли два человека в белых халатах, вынули носилки и направились к дому. Галина снова разинула рот, потеряв остатки самообладания. Люди с носилками появились на пороге, неся чье-то тело, накрытое простыней. Мужчина, которого уже почти удалось запихнуть в автомобиль, рванулся, истошно вопя: «Юленька! Юля!» Его скрутили, и через секунду дверцы за ним захлопнулись.
- Боже! – Галина села на первый попавшийся стул. – Юлька? Он, что же, убил свою Юльку? Да, нет, бред какой-то, вон как он убивался…
Часы пробили восемь. Она опоздала на работу, но это ничто, ничто…Только бы Димка не узнал, не разволновался! Она прислушалась: в доме стояла звенящая тишина, похоже, сын спал. Слава Богу.
Раздвинув портьеры ровно настолько, чтобы прошла голова, он с интересом наблюдал вышеописанную сцену, только ни волнения, ни страха не испытывал. Ему было весело и интересно. Нормально! Они арестовали Юлькиного старого козла, вот это поворот! Выходит, он убил одним ударом целых двух зайцев! Какие, оказывается, сюрпризы подкидывает жизнь. А мама, наверное, в шоке. И тут его разобрал смех. Хорошо, что Галина находилась на полпути к работе, иначе к ним в пригород приехала бы еще одна «скорая». Он хохотал, как сумасшедший, давясь, хватаясь за живот, сгибаясь пополам, хохотал, пока не заболели все мышцы, и не застучало в висках. Будь в его лексиконе слово «триумф», он употребил бы его. Он написал бы его на стенах своей спальни. Ощущение победы наполнило его неизведанным ранее счастьем.
Как только у Галины выдалась маленькая передышка, она позвонила Анатолию в клинику; у него во всю шел прием. Говорить было неудобно: кругом вертелись сослуживицы с любопытными мордочками, а его, наверняка смущали нетерпеливые взгляды пациентов, требовавших к себе стопроцентного внимания доктора. Но тревога Галины передалась и ему, чуть ли не первый раз в жизни пренебрегшему своими обязанностями.
- Чего именно ты боишься? – негромко спросил он ее. – Того, что Димка мог видеть картину ареста Олега или труп Юли?
- Не знаю. Скорее всего, не того, что именно видел: он у меня по телику чего только не насмотрелся. Не знаю, Толя, мне просто страшно, как будто вокруг что-то происходит, а я не в курсе.
- Конечно, происходит! У тебя соседку убили!
- Да-да, но я не это имела в виду. Что-то происходит с Димкой. Он тихий. Меня не контролирует почти, не орет, не злится. Сидит, как сыч, в своей комнате, и все. Что с ним, Толя?!
- А ведь ты права, - в голосе его появилась напряженность, - какое-то событие вызвало эти перемены, существенные, даже на взгляд не специалиста. Или он что-то увидел, и пока не может дать увиденному здравую оценку, поэтому пережидает, или он узнал о нас…
- Боже ты мой! Только не это! Это значило бы, что он вынашивает какой-то план, и до поры решил не выдавать себя.
- Попробуй поговорить с ним. Ни о чем. Не спрашивай его о здоровье, не лезь в душу. Зайди на пятнадцать минут, которые тебе официально разрешены, принеси тортик, салатик, еще чушь какую-нибудь, и просто поговори. Если он начнет злиться, понаблюдай, что именно вызвало злость. Проверь себя, заговорив снова на эту же тему… Нам нужен ключ к его поведению, понимаешь?
Она кивнула, сжимаю трубку мобильника, рискуя его сломать:
- Да, Толя, понимаю.
- Умница. Мы увидимся во вторник? – голос его обрел легкость, потеплел, чем вселил в нее уверенность.
- Конечно, - она улыбнулась. – Я приеду к часу.
- Отлично. Пообедаем вместе, а потом – на озеро, пока погода совсем не испортилась, да?
- Да. Спасибо, что выслушал.
- Нашла, за что благодарить! К тому же, кто кроме тебя будет бить тревогу, если вдруг с Димкой, не дай Бог, что-нибудь случится? Обычно вот такие, мелкие, на первый взгляд, незначительные, сомнения и помогают распознать серьезные изменения. Не расслабляйтесь, коллега! Ну, все, целую, пока! – торопливо попрощался он, и Галина огорченно различила чей-то возмущенный голос, делающий замечание ее любимому доктору.
По пути домой она заехала в супермаркет за сахаром; приближалось время сбора яблок, а Димка так любит порожки и повидло.
Выгружая десятикилограммовую сумку из багажника, Галина поначалу и не заметила поджидавших ее гостей. Но когда вежливый голос окликнул ее, по телу пробежала дрожь изумления пополам с ужасом. Милиция! Боже! У нее дома!
