ломятся от пирожков, пряников, варений, блинов…
— Так. — Голос Гордея прервал размышления Ники о не совсем здоровой пище, и это было хорошо, потому что слюна грозила вытечь на одежду. Ребята сгрудились в темноте коридорчика у спальни. — О монетах никому ни слова.
Девчонки закивали, и Гордей открыл спальню. Он сам не страдал комплексами, и переодевался прямо посреди комнаты, как и Стася, которой явно уже нечего было скрывать от бойфренда.
— Не могу так, — процедила Женя и под хихиканье Стаси соорудила в углу комнаты ширмочку, привязав концы покрывала к балкам двухъярусных кроватей.
Ника переодевалась тоже за ширмой и последней, поэтому, когда она выбралась наружу, ребята уже ушли ужинать. Закрыв за собой дверь, Ника собиралась присоединиться к остальным, но вдруг услышала приглушённый женский голос.
На цыпочках пройдя по коридору, остановилась у приоткрытой двери одной из дальних комнат.
— Ну, пожалуйста, умоляю вас, — плакал голос жены пасечника. — Ну, что вам стоит? Просто пустите меня туда, и всё! Вам же ничего не нужно делать! Никто ничего не узнает.
— Да поймите вы, — терпеливо произнёс мужской голос, очень знакомый. — Это бесполезно. Понимаете? Ничего не изменится, даже если я каждую ночь буду вас там оставлять, даже если я сам буду сидеть рядом с вами.
— Нет, я точно знаю! — решительно заявила Лара. — Ещё не поздно! Всего-то на три ночи откройте церковь, и всё, сами уйдите. Если что, я скажу, что сама туда влезла.
— Да не в этом дело, — вздохнул мужской голос. Вроде бы это священник из Красных Серпов. — Сколько вы там ни просидите… Господи, ну, как ей это сказать? — Этот вопрос, видимо, был обращён к кому-то третьему.
— Так и сказать, — произнёс третий голос. — Говори как есть, да и всё.
Повисло молчание. Священник, по-видимому, так и не решился сказать «как есть», поэтому снова заговорил третий (похоже, это был участковый).
— От того, что вы три ночи просидите одна в церкви, ваша дочь не вернётся.
— Откуда вы знаете? — быстро прошипела Лара.
— Мы её искали со спасателями и волонтёрами, несколько сёл…
— И не нашли, да? — судя по голосу, Лара сейчас выглядела, как сумасшедшие из фильмов. — И правильно, вы не могли её найти. Потому что они её утащили. И до сих пор где-то держат. Неужели вам не жалко ребёнка? — Голос Лары задрожал от рыданий.
Снова повисло молчание.
— Надо три ночи в церкви помолиться, — снова надрывно заговорила Лара, — и тогда они её отпустят. Я смогу, я отмолю, я же мать!
— Господи помилуй, — со вздохом прошептал священник.
Дальше слышались только всхлипы Лары, успокаивающее бормотание отца Александра и скрип половиц под тяжёлыми шагами — наверное, это топтался участковый.
А Ника прилипла к стене и не могла двинуться с места. Год назад, когда Ангелинку уже похоронили, мама несколько дней не спала, а только плакала, а потом тоже стала нести околесицу про то, что похоронили на самом деле не сестру Ники, а какого-то подменыша. И чтобы Ангелинку вернули, ей надо пойти в церковь и там три ночи молиться на коленях. Правда, до местной церкви она так и не дошла — отец вызвал врачей, и маму месяц лечили от невроза. А Нике хотелось выпрыгнуть в окно или броситься под поезд — сестру проворонила, да ещё мама чуть умом не тронулась.
Шаги стали приближаться, и Ника заставила себя юркнуть обратно к общей спальне. Когда появился участковый, она сделала вид, что только что вышла и закрывает дверь. Кивнув полицейскому, который вроде поверил, что она ничего не успела подслушать, Ника пошла к остальным, уже вовсю уплетающим ужин.
Наложив себе блинчиков с мёдом (ну и пусть не диетическое, зато ни в одном магазине такого шикарного мёда не найти), Ника налила в огромную чашку душистого чаю из самовара.
— А ещё попробуйте нугу и крем-мёд, — тарахтел Михеич, нарезая круги у стола и то и дело переставляя на нём вазочки с разными медовыми яствами. — У нас восемь видов в линейке — с орехами, ягодами, лимоном…
— Сами делаете? — причмокивая, спросила Женя.
— Мёд здесь собираем, а в крем его сбивают чуть подальше, в Покрове, там рядом небольшой заводик недавно открыли, так мы туда сырьё завозим, а они уж всё сами делают. О, про сбитень и медовуху-то забыл! — Михеич суетливо выбежал из столовой.
— Мне одной кажется, что эта парочка тупо сговорилась с Бэллой? — тихо спросила Женя. — И всё это — развод, чтобы впихнуть нам мёд?
— А как же монеты? — спросила Стася и осеклась, потому что Гордей шлёпнул ладонью по столу, да так сильно, что все чашки разом подпрыгнули и звякнули.
— Не могут же они все быть в сговоре, — пробормотала Ника.
И тут в столовую ворвалась растрёпанная Лара. Выкатив глаза и брызгая слюной, она завопила:
— Не ходите туда! Не ходите в лес! Он проклят! Вам нельзя туда, вас утащат, слышите?! — И тут её безумный взгляд сфокусировался на Стасе, только что откусившей ореховой нуги и застывшей со сладким комком за щекой. — Девочка! — От этого вопля Стася, расширив глаза, испуганно подпрыгнула. — Не ходи туда, не ходи с ними, слышишь! Дочка, не ходи, вернись!
И Лара, вцепившись в Стасину футболку, тряхнула её с такой силой, что голова Стаси резко дёрнулась, ударившись затылком о стену за спиной. Появившийся откуда-то Михеич обхватил жену за плечи и аккуратно потянул её на себя, с другой стороны отодвинуть вопящую Лару пытался вбежавший священник. Наконец они отцепили её от Стаси, которая с выпученными глазами и высунутым языком, завалилась боком прямо на стол, хватаясь за горло и громко хрипя.
— Она подавилась! — быстрее всех сориентировалась вскочившая Женя.
— Дай-ка! — Участковый отпихнул Михеича, который влепил жене пощёчину, сгрёб Стасю, повернул к себе спиной, приподнял и двумя руками сдавил область солнечного сплетения. Женя вскрикнула, закрыв руками рот, Стася же только дёрнулась и попыталась вскрикнуть, но снова вышел лишь хрип. Тогда Новиков снова нажал на верх её живота. С каркающим криком Стася снова дёрнулась, харкнула и наконец задышала, повиснув на руках у участкового.
— Фу-у! — протянула Женя, вытирая лицо. Комок, которым подавилась Стася, попал ей в глаз.
Новиков помог Стасе сесть, и она беспомощно навалилась на спинку стула.
— Ей бы у окна подышать, — произнёс священник.
Ника, только теперь обнаружившая, что так и не проглотила кусок блинчика, помогла Стасе подняться и перейти к окну, которое услужливо открыл Михеич. Свою жену он уже успел вытолкать из столовой.
— Что это было вообще? — раздражённо спросила Женя, вытирающая лицо салфеткой, смоченной в воде из самовара.
