Я оделся напоказ. Напялил отныне скрипучую кожу. Один день под дождем в Голуэе, и все пройдет. Нацепил белую рубашку и выгоревшие мягкие джинсы. Когда вы их надеваете, все ваше тело покачивается под музыку благодарности. Они почти совсем белые, нечто между варенкой и полным разрушением. И башмаки от «Бэлли». Ах, Кики.
Когда я шел по городу, ко мне подошли двое полицейских. Им вместе, пожалуй, было лет двадцать.
Я их поприветствовал. Они сказали:
— Сэр.
Сколько же им лет?
В пивнушке было шумно. Там все еще собирались старожилы Голуэя. Школьный приятель сказал:
— Джек.
Я ответил:
— Лайам.
И все. Теплота по-ирландски в лучшем своем проявлении. Мне годится.
Лаура сидела в конце зала. То, что было на ней надето, и комбинацией не назовешь. Все на виду. Она покрутилась передо мной. Я сказал:
— Ух ты!
— В самом деле «ух ты»?
— И даже больше.
Я призадумался: если она сядет, где будет это платье? Она сказала:
— Называется «в облипочку».
— Не стану спорить.
Я бы назвал это сооружение носовым платком, но меня никто не спрашивал. Пахло от нее дивно, о чем я незамедлительно ей сообщил. Она сказала:
— Французские.
— Ну, разумеется. Что будешь пить?
— «Метц».
Я решил, что она шутит, и спросил:
— Ты шутишь?
— Нет, я всегда это пью.
— Это же спирт, в нем 100 градусов, его пьют алкаши.
Она растерялась и объяснила:
— Это подают в серебряной бутылочке со шнапсом и апельсином, написано «Метц» черными буквами.
— Ах, вот ты о чем.
Я ощутил себя полным идиотом и отправился к стойке. Целые полки этого пойла рядом с другими бутылками. Вернулся с бутылочкой и кружкой пива.
— Тебе стакан нужен?
— Господи, да нет.
В моей юности мы пили из бутылок, потому что не было стаканов. Зазвонил мобильный. Я не собирался отвечать, но что если Трубочист попал в беду?
Звонил Джефф. В голосе звучала тоска.
— Джек.
— Джефф. Как дела?
— Кэти родила.
— Замечательно. Она в порядке?
— Не знаю. Ты не мог бы заехать?
— Уже еду.
Я сказал Лауре. Она спросила:
— Мальчик или девочка?
— Гм…
— Сколько весит?
— Гм…
— Джек.
— Господи, Лаура, это все женские вопросы, мужикам они и в голову не приходят. По крайней мере, тем, кого я знаю.
Она сказала:
— Тебе лучше идти.
— А ты?
— Можно мне подождать в Хидден Вэлли?
— Разумеется.
Я дал ей ключи. Она обратила внимание на чудотворную медаль и спросила:
— Ты веришь в Пресвятую Богородицу?
Уж эти ирландские женщины, всегда найдут, чем тебя достать. Они все смешивают — грубую реальность и выдумку. Как только вы умудряетесь разобраться, они снова все запутывают. Я сказал:
— Мне подарил ее Джефф.
— Тогда с ребенком будет все хорошо.
Она наклонилась, крепко меня поцеловала и сказала:
— Я по уши в тебя влюблена.
Ну вот, что я говорил, поди в них разберись.
Время Серины Мэй.
~ ~ ~
Я поймал такси на Доменик-стрит. Таксист сразу начал:
— Вы знаете, в чем беда с «Манчестер юнайтед»?
Когда я вылезал из машины у больницы, он спросил:
— Знаете, кто виноват?
Джефф сидел в зале ожиданий. Он сразу предложил:
— Давай выйдем. Мне надо закурить.
— Ты же бросил.
— Джек… ты еще будешь читать мне мораль?
Справедливо. Он выглядел ужасно. Я бывал в таком разобранном состоянии так часто, что меня не удивило, что кто-то еще может так же развалиться на части. Я ничего не сказал. Дал ему сигарету, щелкнул «Зиппо», и он поспешно втянул дым, заметив:
— Если бы был кокаин, я бы сейчас приложился.
Все то время, что я знаком с Джеффом, он всегда держал себя в руках. Никогда не суетился, не бывал в скверном настроении, просто плыл по течению. Сейчас жизнь схватила его за яйца. Я спросил:
— Мне надо тебя поздравить… может, купить сигары?
— Она родила ребенка.
— Мальчик или девочка и… какой вес?
— Девочка. Откуда я знаю про вес? Она совсем малюсенькая.
Все, понял. Вот в чем разница. Джефф из «Большого Лебовски» был отцом. Этот тон. Из хиппи прямиком в родители. Удивительно. Вот и с ним такое сейчас происходило.
— Мы здесь весь день проторчали. Кэти, она просто золото. Затем в шесть часов они сказали, что будут резать. Я совсем скис, Джек. Пришла сестра, принесла мне ее побрякушки. Я решил, что она умерла. Мать твою, весь мир рухнул. Если я ее потеряю — мне конец.
Он на мгновение замер, потом снова продолжил:
— Без десяти семь они все появились. «Поздравляем, вы отец», но как-то без особого энтузиазма. Я понял, что-то не так. Они показали мне маленький сверток, мою дочь. Джек, я ничего не понимаю в младенцах, но она казалась какой-то… вялой. Подошел педиатр и сказал: «Мне очень жаль, но у вашей дочери синдром Дауна».
Я испугался, что он отключится.
— Джефф, приятель, может, тебе чего-нибудь принести — чаю, кофе… выпить?
Он взял еще сигарету, но не тронул зажигалку и снова заговорил:
— Я ничего не мог толком сообразить, что это такое: киста, фиброма, еще какой-то кошмар? Я слышал слова, но не понимал смысла. Вроде как мелодия есть, а слов не разобрать.
Он долго молчал, стараясь отдышаться, потом сказал:
— Ладно, там один мужик все объяснил. У нее лишняя хромосома. Она будет медленно развиваться, ей потребуется год на то, что у других детей займет полгода. Я пошел к Кэти, и знаешь, что она сказала, Джек?
Я отрицательно покачал головой. Говорить? Я даже курить не мог.
— Она сказала: «Милый, я тебя подвела». Я эти слова до могилы не забуду. Медсестра протянула мне ребенка, и Кэти спросила: «Ты любишь ее, милый?»
Он с трудом поднялся на ноги, отдал мне незажженную сигарету и сказал:
— Нет, я не буду курить.
— Молодец, тебе еще дочь растить.
Они назвали ее Серина Мэй. Попросили меня стать ее крестным отцом. Джефф пригласил меня навестить мать и дочь. В больничной палате я чувствовал себя незваным гостем. Сначала я отказывался, не хотел быть крестным отцом, уверял их, что не подхожу.
Кэти многозначительно взглянула на меня, и я поспешил сказать:
— Почту за честь быть ее крестным.
Джефф протянул мне ребенка, я начал, как обычно делают мужики, протестовать, и Кэти сказала:
— Да будет тебе, начинай оказывать на нее дурное влияние.
Я взял малышку. Крошечное существо, весит не больше полпинты. Она открыла глаза и взглянула на меня. Я заметил:
— Она строит мне глазки.
Джефф сказал:
— Она все понимает про легавых.
И тогда, на мгновение, я сообразил, что хотел сказать Томас Мертон. У Серины не было лишней хромосомы, это у нас, нормальных людей, не хватает одной хромосомы, искорки не хватает. Если бы я мог удержать этот момент, я бы побольше набрался энергии. Мне бы уже не требовалось забыться. Осознание этого потрясает, немногие умеют с этим справиться, а я еще меньше других.
К четырем я вернулся в Хидден Вэлли. В кухне горел свет. Лаура свернулась в кресле. Она проснулась и сразу же заговорила:
— Он был здесь. Ждал, когда я вошла. Сначала я его не заметила, так что он меня сильно напутал. Он решил, что это очень смешно. Сказал, что он социальный работник, который очень серьезно относится к своей работе. Вот он и решил, что зайдет к тебе домой, потому что ты слишком много пьешь. Спросил, не жена ли я тебе и не Энн ли Хендерсон, а потом заметил, что для алкоголика ты привлекаешь на удивление много женщин, — и интересно было бы знать, что они в тебе находят. Неужели я не могла найти себе нормального парня или это такое у меня извращение?
Пока она говорила, ее всю трясло, и мое сердце разрывалось от жалости. Я подошел, наклонился над ней и сказал:
— Теперь все нормально. Я здесь, и я тебя не оставлю.
Она ухватилась за меня и притянула к себе:
— Он сказал, что он твой друг, Джек
— Ладно… он тебя трогал?
— Нет.
— Уверена?
— Джек, он меня напугал.
— Все в порядке, я не вру. Мы ляжем в постель, я тебя обниму, и ничего подобного никогда больше не произойдет.
Она мне поверила. Когда она заснула, я еще долго лежал, глядя в темноту. Мне дико хотелось взять свою пушку и пойти прямо к нему и отстрелить его гребаную голову.
Так вышло, что эти мгновения оказали большое влияние на дальнейшие события. Если бы меня попросили назвать момент, в который я принял самое ошибочное свое решение, я бы назвал этот. Тогда все и началось.
Брендан Флод позвонил на следующий день в полдень. Сообщил адрес и рабочий распорядок Брайсона. Я спросил:
— Откуда вы все это берете?
— Господь помогает.
— Это точно.
