— Понимаю.
Я перевожу дыхание.
— Именно поэтому я поменяла имя и стала Кэтрин Паттерсон вместо Кэйти Бойделл, именно поэтому переехала в Сидней. И мама с папой уехали тоже поэтому. Я никому об этом не говорила, никому, кроме Элис. Я не хочу больше быть Кэйти Бойделл. Понимаешь?
Робби кивает и сжимает мою руку.
— Когда ты заговорил про свою маму, я хотела тебе сказать, что очень хорошо понимаю твои чувства.
— Ну вот, а я-то подумал, что ты просто такая суперчувствительная Кэтрин, — пытается пошутить Робби.
Мы доедаем мороженое, которое уже растаяло, и я рассказываю Робби про ту ночь, когда убили Рейчел. И рыдаю точно так же, как и тогда, когда рассказывала Элис, а Робби обнимает меня и внимательно выслушивает. Он приносит еще мороженого, задает мне вопросы, плачет вместе со мной, мы утешаем друг друга.
Около полуночи я говорю Робби, что очень устала и хочу спать. Но когда он собирается уехать, я прошу его остаться и переночевать со мной. Просто как друг. Не хочу оставаться одна. И он соглашается.
Я даю ему запасную зубную щетку, и мы вместе чистим зубы, сплевывая пасту в раковину. Мы ложимся рядом, в спальне темно, я слушаю его дыхание и чувствую себя спокойно, как никогда.
— Никогда не спала с парнем другой девушки, — говорю я. — Конечно, мы ничем таким не занимаемся. Но все равно это как-то против правил.
— Ничего, для Элис не существует никаких правил. Она не признает никаких границ. А пообщаешься с ней и сам таким становишься. — Он грустно смеется. — Вспомни про Элис и Бена. А ее слова о твоей сестре? Она никого не уважает и ни к кому не прислушивается, так что и мы имеем право вести себя так, как хотим.
— Ну да, — говорю я. — Но я не считаю, что мы ведем себя ужасно. — Я качаю головой. — Мы ведь просто друзья, мы заботимся друг о друге. И Элис мы не делаем ничего плохого. Даже если она и узнает, уверена, ей будет все равно.
— Да нет, не все равно. Не потому, что она меня любит. Просто она не может вынести мысли, что со мной рядом может быть кто-то еще, что не она командует парадом.
Я молчу. Мне не нравится мысль, что Элис командует мной так же, как и Робби. Но Робби любит ее и потому многое ей позволяет. А я ей просто подруга, я не влюблена в нее.
— Так или иначе, — продолжает он, — ты произнесла это слово — парень. Ты сказала, что я — парень Элис. — Он смеется сухим, ожесточенным смехом. — Но это не так. Она меня просто использует, когда ей что-то надо или у нее подходящее настроение.
— Но если ты это чувствуешь…
— Да, — перебивает он. — Конечно, я это чувствую. — Он сердит и несчастен. — Я много раз уговаривал себя не видеться с ней… А знаешь, какое произошло странное совпадение? Мой отец встретился на вечеринке с одной женщиной. Ты не поверишь, но ее зовут Рейчел.
— Что же тут такого? Это самое обычное имя.
— Нет, дело не в имени. Знаешь, каким счастливым выглядит отец? Как раньше, когда мама еще была жива.
— Но это же прекрасно, Робби. Ты ее видел? Ну и как она?
— Не видел. И ничего не хочу о ней знать.
Я некоторое время молчу.
— Ты считаешь, что твой отец предал маму?
— Ни в коем случае. Мама умерла. И она хотела, чтобы папа был счастлив.
— Так в чем тогда дело? — удивляюсь я. — Почему ты не рад за него, в чем проблема?
— Я ревную. — Голос Робби полон ненависти. — Я знаю, что должен радоваться за него, как он радовался бы за меня. Но я все время думаю о том, что он счастлив, а мое сердце рвется на части из-за Элис. Почему он должен быть счастлив? Он старик. А у меня вся жизнь впереди. Не могу больше смотреть на его довольное лицо.
— О Робби. — Я рада, что он не может видеть улыбки на моем лице.
— Что? Я знаю, что я просто урод. Чем я лучше Элис?
И тут я не могу сдержать смех, рвущийся из моей груди. Я стараюсь успокоиться, но слышу, что Робби тоже смеется. И мы хохочем так, что кровать трясется, мы смеемся, пока у нас не начинают болеть животы и мы уже не можем дышать. Когда мы наконец успокаиваемся, мое лицо все мокрое от слез.
— Что ж, — говорю я, стараясь не засмеяться снова, — не все потеряно, раз ты способен замечать собственные недостатки.
— То есть?
— Ты видишь свои недостатки, значит, ты не так уж плох, и это уже хорошо, — объясняю я.
— Может, ты и права, — задумчиво произносит Робби.
— Может быть.
Мы молчим, и я закрываю глаза.
— Ты хорошая, Кэтрин, — сонно говорит Робби.
— И ты тоже, Робби.
— Если бы я только встретил тебя раньше… До встречи с Элис, — говорит он, берет меня за руку и сжимает. — Мы могли бы… мы могли бы…
Он замолкает.
— Да, — сонно соглашаюсь я. — Я знаю.
19— Они классные, да? — Филиппа с гордостью смотрит на оркестр брата, отбивая ногой ритм.
— Да, — киваю я и улыбаюсь.
Они действительно отличные музыканты, они здорово, слаженно играют, и их музыка мне очень нравится, но сейчас у меня жутко болит голова, и я хочу домой, в кровать. Филиппа зашла за мной вечером и была так взволнована в ожидании концерта, что я не посмела ее разочаровать. Я надеялась, что головная боль пройдет, но она лишь усилилась. Филиппа позаботилась, чтобы наш столик был ближним к оркестру, и теперь грохот музыки кажется почти невыносимым.
Брат Филиппы Мик играет на ударных. Он очень симпатичный и серьезный — за весь вечер он ни разу не улыбнулся. Он такой же бледный, как и Филиппа, с длинными черными волосами. И всякий раз, когда он бросает взгляд на наш столик, я так и читаю в его глазах невысказанный вопрос — а кто эта странная девушка рядом с его сестрой?
И хотя музыка мне нравится, я радуюсь, когда объявляют перерыв. В тишине головная боль чуть проходит. Мик разговаривает с другими музыкантами, а потом подходит к нашему столику.
— Привет, — говорит он и кладет Филиппе руку на плечо. Он смотрит на меня весьма недружелюбно, я пытаюсь улыбнуться, но он уже отводит глаза.
— Привет. — Филиппа берет его за руку. — Это Кэтрин, я тебе про нее рассказывала, помнишь?
— Да. — Мик снова бросает на меня взгляд. — Привет.
Мне трудно вынести такое откровенное нерасположение, поэтому я холодно бросаю «привет» и отворачиваюсь.
— У Кэтрин болит голова, — говорит Филиппа. Я поворачиваюсь к ней и удивленно хмурюсь. Я не говорила ей о головной боли, откуда же она о ней знает? Но ведь не головной болью объясняется мое недружелюбие, это ее брат ведет себя невежливо. Филиппа наклоняется ко мне.
— Мик поможет тебе избавиться от головной боли.
— Избавиться?
— Ну да. — Мик смотрит на меня. — Если хочешь.
— А как? — Внезапно мне приходит в голову мысль, что они имеют в виду наркотики. — О нет, спасибо. — Я поднимаю свой стакан с лимонадом. — Мне завтра в школу.
— Он не наркотики имел в виду, глупая, если ты про это подумала, — смеется Филиппа. — Он может сделать массаж. Правда помогает. Даже удивительно.
Я представляю себе, как этот явно недружелюбно настроенный парень массирует мои плечи, и невольно улыбаюсь — настолько абсурдна эта мысль.
— Пустяки, само пройдет. Но все равно спасибо.
Но прежде чем я успеваю закончить фразу, Мик садится напротив и берет мою правую руку. Он нажимает точку между указательным и большим пальцами и начинает поглаживать ее круговыми движениями. Его большой палец касается моего запястья, потом ладони и среднего пальца.
Я готова рассмеяться и отнять руку, поскольку испытываю недоверие к таким методам, но Мик сжимает мою руку.
— Погоди немного, сейчас должно подействовать. — И он улыбается.
Улыбка удивительным образом меняет его лицо. Теперь оно открытое, приветливое. Он улыбается еще шире, у него белые ровные зубы, доброжелательный взгляд, и вообще он потрясающе красив. Я понимаю, что никогда раньше не встречала таких красивых людей.
Мое напряжение проходит, мне кажется, что каждым своим движением он как будто стирает головную боль. Он больше не смотрит мне в глаза, только улыбается и не сводит внимательного взгляда с моей руки.
Наконец он больно закручивает мне кожу между большим и указательным пальцами.
— Ну вот. — Он отпускает мою руку и выжидающе смотрит.
— Все прошло! — Я подношу руку к голове. — Совсем прошло!
— Здорово, да? Я же говорила, что подействует. Ах ты, мой маленький умница брат. — Филиппа гордо смотрит на Мика, а он смотрит на меня. Он уже не улыбается, но я чувствую, что его взгляд наполнен теплотой. Он смотрит на меня слишком долго, и я чувствую, как мое сердце начинает биться сильнее.
— Да, спасибо. — Я отворачиваюсь и перевожу взгляд на Филиппу. — Принести лимонад, Филиппа? А ты хочешь что-нибудь, Мик?
— Нет, спасибо. — Филиппа качает головой.
— А я хочу пива, — говорит Мик.
— Отлично. — Я направляюсь к бару.
— Подожди, — окликает он. Я поворачиваюсь. Он улыбается мне, и я рада, что стою не слишком близко, потому что мое сердце колотится как сумасшедшее. — Скажи, что это для оркестра, тогда будет бесплатно.
