Он идет вместе с Мелом назад. Студия и квартира во тьме.
— Можно просмотреть электронную почту в твоем компьютере? Это займет минимум времени. Ты ведь подключен к Интернету?
Он не знал, что задаст такой вопрос.
На следующее утро, когда он просыпается в своей комнате в заведении «постель и завтрак», солнечный свет обозначает яркую золотую полосу между шторами. Он не уверен в том, что воспоминания о вчерашнем дне отражают реальность, а не сон. Возможно, он работал пальцами, кликал мышкой на клавишу Ответ. Посылал электронное письмо с названием отеля и города. Всего только. Но он не должен был этого делать. Даже под воздействием виски. Он просто хотел снова прочитать ее слова, узнать, что Кэт существует, что, если он погряз в темной трясине, она его вытащит.
В зале ожидания больницы Гевин пытается уснуть, расположившись сразу на трех стульях, но ноги его все равно свешивались к полу. На его лице два шва, как раз над бровями, куда его ударил Марк.
Он сказал медикам не всю правду. В машине скорой помощи им прежде всего необходимо было согреть Бертрана. Он дышит, но страдает от переохлаждения, сказали Гевину санитары. Они завернули его в шерстяное одеяло, а также в серебряное термоодеяло. Подключили его к аппаратуре, регистрирующей температуру и пульс. По обоим этим параметрам монитор показывал, что Бертран далек от нормального состояния, но все же сохраняет признаки жизни.
Наконец, когда подъехали к больнице, медики повернулись к Гевину, который сидел, съежившись, в своем одеяле:
— Чем вы занимались?
— Он напился и захотел искупаться. Я пытался остановить его, но, когда он прыгнул в воду, я подумал, что мне лучше сделать то же самое.
Почему не сказать правду? Он ведет себя как школьник, попавший в неприятное положение вместе с товарищами. Пытается переложить вину на того, кто не может защитить себя. Гевин открыл рот, чтобы сказать им: «Нет, мы оба такие. Мы оба вели себя как несмышленые дети».
Но медики уже повернулись к Бертрану.
В больнице его срочно отправили на тележке в травмопункт.
— Жди здесь, — сказали Гевину, — к тебе скоро подойдут.
Прошло два часа, но никто не пришел. Не подойти ли к дежурной няне, думает Гевин, или немного поспать. В это время неожиданно появляется Бертран. Он стоит на ногах, рядом с ним блондинка небольшого роста, санитарка.
Гевин быстро вскакивает:
— Бертран! Ты в порядке?
— Они разрешают мне ехать домой. В такси. Мне нужно согреться.
Санитарка говорит Гевину:
— Вашему другу нужно поспать. Полагаю, вам обоим это нужно. Ступайте домой, выпейте чашку горячего шоколада, и в постель.
Бертран улыбается:
— Вряд ли у меня есть горячий шоколад. Виски сойдет?
Санитарка шутливо грозит пальцем:
— Ни в коем случае. Разве вам не достаточно того, что вы выпили прошлой ночью?
— Ладно, матрона.
— Я не матрона.
Гевин наблюдает эту сцену, потешаясь. Чуть не утонув и не замерзнув только два часа назад, Бертран уже флиртует с медсестрой.
— Тогда я вызову такси?
Бертран отвечает, не глядя на Гевина:
— Сестра…
— Кимберли.
— Сестра Кимберли уже вызвала для нас такси.
Она ведет их к стоянке автотранспорта, поддерживая Бертрана за локоть, хотя Гевин уверен, что тот может идти самостоятельно. Он держит дверь открытой, когда Бертран выходит наружу.
— Больше никаких купаний нагишом, — говорит медсестра.
— Не было никакого купания нагишом, — возражает Бертран. — На мне были трусы.
Медсестра улыбается и захлопывает дверь.
— Милашка, — говорит Бертран.
Квартира Бертрана расположена в Холборне на высоте в три этажа над рядом магазинов. В квартире отполированные деревянные полы, и из окна ее гостиной открывается вид на город, включая собор Святого Павла. Первое, что он делает, когда они входят, — это достает виски. Это солодовый виски шестнадцатилетней выдержки. Он наполняет два граненых стакана солидными порциями напитка и вручает один из них Гевину.
В комнате черный кожаный диван, шкафчик с напитками, несколько полок с компакт-дисками и музыкальный центр, телевизор с плоским экраном и почти пустой письменный стол. На столе мигает автоответчик телефона. Бертран приглашает Гевина расположиться поудобней и нажимает кнопку автоответчика, чтобы прослушать голоса тех, кто ему звонили.
Первым звучит женский голос:
— Привет, малыш, куда ты пропал? Я беседовала сегодня с Герри, он говорит, что может обеспечить тебя кое-какой работой для «Нью-Йорк таймс». Безопасной работой в Штатах. Съемки каких-то митингов и тому подобного — никаких военных зон. Ты слышишь? Я сказала, никаких военных зон. Знаю, что ты что-то затеваешь, и мне это не нравится. Помни то, о чем мы договорились. Ты свое отмотал. Господи, неужели мы не можем пожить какое-то время в полной безопасности? Люблю тебя. Не хочу тебя потерять в каком-нибудь бессмысленном инциденте на чужой войне. Позвони. Герри говорит, что может встретиться с нами завтра за ланчем.
Бертран нажимает кнопку удаления. Второй голос принадлежит мужчине:
— Здорово, Бертран, прочел твою весточку. Это можно. Встретимся завтра в 12.00 в моем кабинете.
Он снова нажимает кнопку. Послание удалено. Больше нет посланий.
— Это парень, который может достать экипировку. Можем сходить вместе.
О первом послании он ничего не говорит.
Кто-то называет Гевина по имени. Он глядит вниз с высоты лестницы.
— Привет, Гевин.
Это Кэт.
— Женщина за столом сказала, что будет лучше, если бы я поднялась наверх. Говорит, что ты почти кончил работу.
Она воспользовалась темно-синей тушью для ресниц и сделала пирсинг на лице чуть вправо от носа. Кэт выглядит заманчиво и возбуждает его. Гевин хочет встретить ее спокойно и сердечно.
Он осторожно кладет кисть поверх банки с краской, которая помещается на верхней площадке лестницы, и сбегает по ступенькам. Останавливается перед ней.
— Ты рад? — шепчет она.
Он делает шаг вперед и обнимает Кэт, пачкая джинсовую ткань ее куртки непросохшей краской на руках, когда прижимает ее как можно крепче к груди.
— Еще бы.
На окнах нет занавесок, скрадывающих наступление утра. Поэтому летом свет проникает в комнату рано. Он не будит нас, поскольку мы не спим. Я слышу шум моря внизу у пляжа, накатывающего волну за волной. Это мягкий звук, успокаивающий и сексуальный. Я слышу биение сердца, когда из-за напряжения к ушам быстро приливает кровь. Чувствую также, как бьется его сердце у моей груди. Бум, бум, бум. На фоне морского шороха.
Первый свет сумрачный. Он выхватывает формы предметов без деталей. В этой комнате мало предметов. Моя сумка, несколько мелких вещей Гевина, кипа нашей одежды на полу. Наши тела.
Гевин лежит расслабленный, уронив голову на мое плечо, так что ближайший силуэт, выхваченный светом из окна, — его затылок. Он коротко подстрижен, прическа имеет форму зубчатого изгиба, который смыкается с позвоночником. Прическа мужчины, солдата, скинхеда. Она столь коротка, что предполагает агрессию. Кожа на голове нежная, как молоко. Я коснулась ее. Он повернулся ко мне и улыбнулся.
Мы почти не касались друг друга с тех пор, как он сбежал по лестнице в отеле в белом комбинезоне и чуть не сбил меня с ног. После тех дней, проведенных в Девоне, кружения друг подле друга без реального сближения, это показалось крушением всех барьеров между нами. Мы ходим по отелю, по улицам, крепко держа друг друга за руки, часто останавливались, целуясь. Он лизал мою горошинку пирсинга извне и изнутри. До этого я носила ее всего неделю, она все еще вызывала боль, но мне нравилось ощущение стержня, двигающегося в моей плоти.
Мы встречались с Шейлой, женщиной, помогающей ему снять комнату, и она привела нас сюда, в эту пустую комнату с окном, выходящим к морю. Хозяйка не выглядела обескураженной внезапным удвоением числа арендаторов. Она сказала, что мы можем въезжать без промедления. Предварительно она подмела и вымыла комнату, которая оставалась пустой. Голые побеленные стены и голый деревянный пол.
Шейла сказала, что у нее есть свободный матрас на чердаке, которым мы можем воспользоваться, если пожелаем.
Поэтому после посещения заведения «постель и завтрак» с целью забрать вещи Гевина и оплатить счет мы отправились в лавку «Пещера Мерлина» и студию татуировки. Гевин представил меня своему другу Мелу, крупному мужчине с татуировками, с жирным конским хвостом и доброжелательной улыбкой. Он казался еще больше рядом с Шейлой, своей супругой, которая не превышала ростом пяти футов. Она носила длинную ажурную многослойную юбку зеленого цвета из мягкой блестящей ткани. На ней были также темно-зеленая блуза и аметистовое ожерелье. На ногах — черные туфли без каблуков. В ее длинных каштановых волосах пробивалась седина. Она была похожа на опустившуюся хиппи. Мел же выглядел байкером-переростком.
