— Прекрасно, леди, — злобно улыбнувшись и помахивая в воздухе списком из восемнадцати имен, заявил он. — А теперь представьте-ка нас этим милым леди.
Чтобы найти Мелинду из списка, понадобилось еще сорок минут. Двенадцать Мелинд оказались в школе и по очереди входили в комнату с невероятно скучающим видом. Только две из них слышали о Джейни Инголлс, ни одна не сказала, что дружит с ней или знает ее подруг, и, похоже, все говорили правду.
Никто не спросил, почему их вызвали для разговора с полицейскими. Словно присутствие копов в школе никого не удивляло. Или им ни до чего не было дела.
В результате удалось выяснить только одно: Джейни не слишком популярна в школе. Девушка, которая сказала хоть что-то существенное, стояла последней в очереди к Майло. Не так чтобы настоящая блондинка, да и не слишком соблазнительная. Мелинда Кантор.
— Ах, эта. Она ведь наркоманка, так?
— Правда? — переспросил он.
Девушка пожала плечами. У нее было удлиненное хорошенькое лицо, немного лошадиное. Двухдюймовые ногти сверкали ярко-голубым лаком, никакого лифчика.
— А она общается с другими наркоманами? — спросил Майло.
— Нет, она не любит больших компаний. Джейни — наркоманка-одиночка.
— Наркоманка-одиночка?
— Точно.
— А это что значит?
Девушка посмотрела на него так, словно хотела спросить: Ты что, полный тупица или еще только учишься?
— Она сбежала из дома или еще чего-нибудь вроде того?
— Еще чего-нибудь.
— Ну, — сказала Мелинда Кантор, — может, она на бульваре.
— На Голливудском бульваре?
Прозвучавший смешок без слов сказал ему, что он задал еще один дурацкий вопрос. Майло понял, что совсем упал в глазах девушки.
— На бульваре, куда отправляются наркоманы-одиночки. Теперь Мелинда Кантор смотрела на него так, будто у него вообще нет ни одной извилины.
— Я всего лишь предположила. Что она сделала?
— Возможно, ничего.
— Да уж, — заявила девушка. — Странно.
— Что странно?
— Обычно парни, которые занимаются наркотиками, бывают молодыми и симпатичными.
Эллен Сато сумела добыть адреса и номера телефонов шести девушек, которые не пришли в этот день в школу, и Майло со Швинном остаток дня провели, навещая их на дому.
Первые четыре девушки жили в маленьких, но аккуратных домиках на одну семью на границе Голливуда и Лос-Фелиз. Выяснилось, что они больны. Мелинда Адаме, Мелинда Гринберг и Мелинда Джордан лежали в постели с простудой. Мелинда Холмейстер — с приступом астмы. Все четыре матери оказались дома, все были напуганы визитом полицейских, но разрешили поговорить с дочерьми. Предыдущее поколение продолжало уважать — или бояться — представителей власти.
Мелинда Адаме, которая первый год училась в этой школе, оказалась крошечной четырнадцатилетней девочкой с платиновыми волосами и вела себя, как ребенок. Мелинда Джордан — пятнадцать, тощая брюнетка с ужасающим насморком и жуткими угрями. Гринберг — длинные светлые волосы, довольно большая грудь. Они с матерью говорили по-английски с легким акцентом — недавно приехали из Израиля. По всей кровати были разбросаны книги по математике и естествознанию. Когда детективы вошли в комнату, девочка что-то подчеркивала желтым маркером и заявила, что не имеет ни малейшего понятия, кто такая Джейни Инголлс.
Мелинда Холмейстер оказалась робкой, пухленькой, заикающейся домашней девочкой с пшеничного цвета кудряшками, высшими оценками по всем предметам и гнусавым от простуды голосом.
Ни одна из них никак не отреагировала на имя Джейни.
В большом белом и очень современном доме, где жила Мелинда Ван Эппс, им никто не открыл. Соседка, собиравшая цветы неподалеку, сообщила, что вся семья уехала в Европу примерно две недели назад. Отец семейства работает в администрации «Стандард ойл», Ван Эппсы постоянно забирают всех своих пятерых детей из школы, когда отправляются путешествовать, а потом берут им учителей, чтобы дети наверстали упущенное, очень милые люди.
В видавшем лучшие времена бунгало на Норт-Гауэр, где жила Мелинда Уотерс, им тоже не открыли. Швинн стучал изо всех сил, потому что звонок был заклеен пластырем, на котором красовалась надпись: «Сломан».
— Ладно, напиши записку, — сказал он Майло. — Тут, наверное, тоже пустышка.
Но, когда Майло просовывал в щель для писем записку с просьбой позвонить им и свою визитку, дверь распахнулась.
Женщина, стоявшая на пороге, вполне могла быть духовной сестрой Боуи Инголлса. Лет сорока, худая, обрюзгшая, в вылинявшем коричневом халате, лицо цвета горчицы, волосы, крашенные перекисью, кое-как заколоты сзади. Тусклые голубые глаза, потрескавшиеся губы, никакой косметики. И бегающий взгляд.
— Миссис Уотерс? — спросил Майло.
— Меня зовут Эйлин, — ответила она прокуренным голосом. — Что случилось?
Швинн показал ей свой жетон.
— Мы бы хотели поговорить с Мелиндой.
Эйлин Уотерс отшатнулась, как будто он ударил ее по лицу.
— О чем?
— О ее подруге Джейни Инголлс.
— А, о ней, — обрадовалась Уотерс. — А что она натворила?
— Ее убили, — ответил Швинн. — С особой жестокостью. Где Мелинда?
Эйлин Уотерс приоткрыла губы, и Майло увидел неровные желтые зубы. Она полагалась на подозрительность, которая заменила ей достоинство, а теперь, лишившись и того, и другого, без сил прислонилась к дверному косяку.
— О Боже!
— Где Мелинда?
Уотерс покачала опущенной головой.
— О Боже, Боже.
Швинн взял ее за руку и строгим голосом спросил:
— Где Мелинда?
Эйлин опять покачала головой, а когда заговорила снова, перед ними стояла совсем другая женщина: пристыженная, испуганная, дрожащая.
Она заплакала, но через некоторое время успокоилась и сказала:
— Мелинда не вернулась домой. Я не видела ее с пятницы.
Дом Эйлин Уотерс не так уж сильно, но все-таки немного отличался от квартиры Инголлса. Он был обставлен старой уродливой мебелью, скорее всего выброшенной какой-нибудь состоятельной семьей из богатого района. Потемневшие салфеточки на ручках кресел говорили о том, что когда-то здесь заботились об уюте. Повсюду стояли пепельницы, наполненные пеплом и окурками, в застоявшемся воздухе пахло куревом. Вместо банок из-под пива Майло заметил на кухонном столе полупустую бутылку «Дью-арса» рядом с банкой с чем-то красным. Все занавески были закрыты, и в комнате царили вечные сумерки. Солнце не слишком благосклонно к тем, кто поддерживает свои жизненные силы спиртным.
Либо Швинну сразу не понравилась Эйлин Уотерс, либо у него окончательно испортилось настроение, а может, имелись собственные причины вести себя с ней жестко. Так или иначе, он уселся на диван и принялся забрасывать женщину вопросами.
Она не слишком старалась отбиваться, лишь курила «Парламент», одну сигарету за другой, и легко отвечала на его вопросы.
Мелинда давно стала неуправляемой и отчаянно сражалась с попытками матери призвать ее к порядку. Да, она употребляет наркотики — марихуану точно. Эйлин нашла у нее в карманах сигареты, но не была уверена, принимает ли дочь наркотики. Впрочем, такой возможности она не отрицала.
— А что насчет Джейни Инголлс? — спросил Швинн.
— Вы шутите? Именно она приучила Мелинду к наркотикам.
— С чего вы взяли?
— Она постоянно под кайфом.
— Сколько лет Мелинде?
— Семнадцать.
— В каком она классе?
— В одиннадцатом. Я знаю, Джейни в десятом, но если Мелинда старше, это еще не значит, что она у них заводила. Джейни вечно болтается на улице. Я уверена, она уговорила Мелинду курить травку… Господи, где она может быть?
Майло вспомнил комнату Джейни, где не нашел ничего, что указывало бы на наркотики, не было даже бумаги для сигарет или трубки.
— Мелинда и Джейни были отличной парочкой. Обеим плевать на школу, они постоянно прогуливали.
— А вы как с этим боролись?
— Вы правы. — Она рассмеялась, но тут же опять ощутила страх. — Мелинда вернется. Она всегда возвращается.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что Джейни болтается на улице? — спросил Швинн.
— Ну, вы ведь сами понимаете, — ответила Уотерс. — Это всегда видно. Опыт.
— Сексуальный?
— Наверняка. Мелинда была хорошей девочкой.
— Джейни проводила у вас много времени?
— Нет. Как правило, она заходила за Мелиндой, и они куда-то шли.
— В прошлую пятницу тоже?
— Не знаю.
— В каком смысле?
— Я ходила в магазин. Когда вернулась домой, Мелинда уже ушла. Я знаю, что она заходила, ее нижнее белье было разбросано по полу, а на кухне я заметила остатки еды.
— Ел один человек? Уотерс задумалась.
— Одна обертка от конфеты и пустая банка от пепси. Думаю, она была одна.
