Луиза подоткнула подол блузки под лифчик и улеглась на спину, заложив руки за голову. Я сидела рядом и непрерывно курила, наблюдая за прохожими. Мне хотелось найти знакомое лицо или хотя бы увидеть человека, в глазах которого мелькнет узнавание. Но таких я не заметила.
— Знаешь что? — спросила я.
— Что? — сонно откликнулась Луиза.
— Моя вина — пассивность.
— Неправда.
— Правда, — упрямо возразила я. — Мне хотелось, чтобы во всем разобрались другие. И чтобы меня не беспокоили.
— Не болтай чепухи, Зоя.
— Но ведь это правда! Наверное, все началось с переезда в Лондон. Мне хотелось затеряться в толпе. Стать незаметной. Значит, теперь надо посмотреть на себя со стороны. Посмотреть и понять, почему выбрали меня. И кто мог это сделать.
— Завтра, — пообещала Луиза. — Завтра посмотришь. А сегодня просто отдохни.
И я позволила себе впитывать тепло солнца, проникающее сквозь несвежую одежду. Я устала, как никогда в жизни. Саднило глаза, руки и ноги отяжелели. Принять бы сейчас горячую ванну, а потом спать много-много часов подряд на чистых простынях, есть полезную пищу — сырую морковь, зеленые яблоки, пить апельсиновый сок и зеленый чай. Я представить себе не могла, что когда-нибудь снова пойду в клуб, напьюсь или побалуюсь наркотой, позволю мужчине прикоснуться ко мне. Удушливая, потная, суетливая жизнь, которую я вела в Лондоне, внушала мне смутный, но неотступный ужас. Сколько шуму и возни! Пожалуй, курить я тоже брошу. Но попозже.
* * *
Мы проходили мимо магазина детской одежды с яркими ситцевыми комбинезончиками и полосатыми маечками, красно-розово-желтыми курточками в витрине, и неожиданно Луиза предложила мне зайти.
— У тебя же детский размер. — Она придирчиво оглядела меня. — Совсем отощала! Надо бы тебя подкормить. А пока давай что-нибудь купим.
Под неодобрительным взглядом продавщицы я сняла с вешалки несколько вещиц и понесла их в примерочную. Натянула через голову прямое серое платье, рассчитанное на тринадцатилетнюю девчушку, и уставилась на себя в зеркало. Прекрасно. Я стала безгрудой и бесполой. То, что нужно. Стащив платье, я примерила симпатичную белую тенниску, отделанную мелкими вышитыми цветочками.
— Покажись! — позвала меня Луиза из-за шторы. — Если уж идешь в магазин с подругой, будь любезна устроить дефиле!
Я отодвинула штору и с глуповатым смехом повертелась перед Луизой.
— Ну как?
— Берем! — решила она.
— А не маловата?
— Будет маловата, когда поживешь у меня недельку. А пока в самый раз. — Она положила руку мне на плечо. — Ты в ней как цветок, дорогая.
* * *
Попозже мы с Луизой покатили на ее раздолбанной машине в супермаркет, пополнять запасы. Слишком долго я обходилась сухомяткой, перехватывала то пакетик чипсов, то шоколадный батончик, то бутерброд в школьной столовой. Наверное, прошло уже несколько недель с тех пор, как я в последний раз готовила настоящую еду по рецепту, с точным указанием ингредиентов и их количества.
— Сегодня ужин приготовлю я. — Собственная смелость придала мне уверенности: я словно играла в хозяйку дома. В магазинную тележку я положила пакет макарон, испанский лук, крупные головки чеснока и итальянские помидоры, баночку сухих смешанных приправ, латук, огурцы, манго и клубнику. Банку сметаны. Бутылку кьянти. Еще я прихватила упаковку дешевых трусиков, какой-то дезодорант, полотенце, губку, зубную щетку и пасту. Зубы я не чистила со вчерашнего утра. Надо бы забрать из квартиры вещи.
— Завтра, — решила Луиза. — Спешить некуда. Завтра мы съездим туда вдвоем, на машине. А пока поносишь детские одежки.
Я взяла с цветочного прилавка завернутый в целлофан букет роз и положила его в нашу тележку.
— Не знаю, как благодарить тебя, Луиза.
— Ну и не надо.
* * *
На ужин мы пригласили Кэти, подругу Луизы — длинную и худую, как жердь, с крючковатым носом и крошечными ушами. Очевидно, Луиза рассказала ей обо мне, потому что Кэти обращалась со мной подчеркнуто ласково и внимательно, как с инвалидом. Макароны я переварила, но томатный соус удался, а на десерт мы нарезали манго и смешали их с клубникой в мисках. Луиза зажгла свечи, прилепив их растаявшим воском к старым блюдцам. Я сидела за кухонным столом в новом сером платьице. Мне ни о чем не думалось, все вокруг казалось нереальным. В животе образовалась тянущая пустота, но аппетита у меня так и не прибавилось. Почти весь вечер я молчала. Мне было достаточно сидеть и слушать, слова пролетали мимо, не задевая меня. Мы выпили сначала кьянти, потом почти все белое вино, которое принесла Кэти. По телевизору шел старый фильм — триллер, сюжет которого от меня ускользнул. Я постоянно отвлекалась и потому не могла понять, что понадобилось герою на заброшенном складе, куда он спешит и чего боится. Начинался дождь, капли застучали по крыше, забарабанили в стекла. Я легла спать еще до ухода Кэти. Уютно свернувшись на диване в крошечной гостиной в куцей ночной рубашке Луизы, я слышала голоса из кухни. Они сливались в убаюкивающее гудение, изредка прерываемое смешками, и постепенно я погрузилась в сон.
* * *
На следующее утро после завтрака мы поехали за моими вещами. Вывозить их все я пока не собиралась, хотя и знала, что жить в злополучной квартире больше никогда не буду. Дождь продолжался. Припарковать машину у дома не удалось, поэтому Луиза остановилась на двойной желтой черте на расстоянии нескольких ярдов до двери. Я пообещала сейчас же вернуться.
— Я только на пару минут.
— А может, все-таки пойдем вместе?
Я покачала головой и улыбнулась:
— Мне надо с ней попрощаться.
В квартире было душно и пусто, воздух застоялся, хотя я отсутствовала всего один день. Казалось, квартира уже поняла, что она никому не нужна. Я сразу прошла в спальню и открыла шкаф. Две пары брюк, четыре тенниски, трусики, лифчики, носки. Спортивный костюм. Пока хватит. Все вещи я запихнула в большой пакет. Потом поспешила в ванную, разделась и швырнула в угол грязную одежду. Стирка подождет. В другой раз.
Я услышала щелчок, будто закрылась дверца шкафа. «Ерунда, — сказала я себе. — Разыгралось воображение». В спальне я разыскала чистое белье, задернула шторы и встала перед зеркалом, чтобы одеться. Увидела в зеркале собственное лицо, синяки под глазами. Голое тело, загорелые руки и ноги, белый живот. Я надела трусики и вытащила из принесенного пакета новую белую тенниску — ту самую, в которой, по словам Луизы, я похожа на цветок. Тенниску я надела через голову. Глупо, но мне был ненавистен запах этой квартиры, моей прежней жизни. Мне хотелось чистоты и новизны.
Когда я расправляла тенниску на груди, кто-то внезапно схватил меня за шею и за талию, с силой навалился мне на спину. Я потеряла равновесие и рухнула ничком, ткнувшись лицом в ковер. От боли и неожиданности я оцепенела. Чья-то ладонь зажимала мне рот, от нее пахло мылом — яблочным мылом из моей ванной. Рука сдавила мне грудную клетку пониже груди.
— Ах ты, сука!
Я забилась, задергала ногами и руками, пытаясь издать хоть какой-то звук. Но пальцы хватали пустоту, поблизости не оказалось ни единого предмета. Неизвестный молчал, только жарко дышал мне в ухо. Наконец я перестала вырываться. За окном кто-то крикнул, сирена взвыла и умолкла. Что-то случилось.
Чья-то рука перестала сдавливать мою шею, я попыталась было закричать, но пальцы сомкнулись вновь. Мне ничего не оставалось: я не могла шевелиться. Не могла отбиваться. Не могла позвать на помощь. Я вспомнила, что Луиза сидит в машине и ждет меня, и вдруг она показалась мне бесконечно далекой. Наверное, скоро она придет за мной. Но не сейчас. Глупо умирать вот так, ни с того ни с сего. Ведь я еще даже не начинала жить. Как нелепо!
Медленно-медленно пол двинулся ко мне навстречу. Я почувствовала, как ударилась головой о половицы, как нога заскользила по ним. Дождь все так же монотонно и негромко стучал в окна. Говорить я не могла, все слова улетучились, времени на них уже не осталось, но голос где-то в глубине меня твердил: «Пожалуйста, не надо. Ну пожалуйста!»
Жизнь в нашем доме бьет ключом, особенно во время завтрака, когда он превращается в подобие средневекового замка с ослами, свиньями и ордой подданных, спешащих укрыться за прочными стенами при малейшем признаке опасности. За несколько недель, прошедших после нашего переезда, хаос только усилился, как будто посреди средневекового замка разбили строительную площадку.
Клайв уехал из дома в шесть, раньше обычного: он как раз работал над каким-то судьбоносным слиянием предприятий. В восемь Лина усадила двух старших мальчишек в «эс-пас» и повезла их в школу. Лина — наша няня и по совместительству прислуга, хорошенькая шведка, возмутительно белокурая, стройная и юная. Ее портит только замысловатая штуковина в носу, при виде которой я каждый раз морщусь. Совершенно не представляю, как можно сморкаться с таким украшением.
