— Это что еще за чертовщина? — спрашиваю я смущенно, ругая себя за то, что несла чушь, и, конечно же, за то, что так сильно напилась. Это совершенно не в моих правилах.
— Я тоже долго размышлял над этим вопросом, — объясняет Мэтт, — а потом пришел к выводу, что ты в Спектор-Холле. Там перед зданием на газоне стоит здоровенная статуя северного оленя, вся в огоньках. Его легко спутать с лосем.
— Сейчас сентябрь, — говорю я.
— Да, конечно, — соглашается Мэтт. — Но по этому лосю я и определил, где ты.
— Прости меня, пожалуйста.
— Не стоит, это было по-своему забавно, — говорит Мэтт. — Я вообразил себя участником телешоу… Знаешь, бывают такие передачи, в которых нужно делать нереальные вещи, и на все дается три часа. И, если уложиться в срок, выиграешь миллион долларов.
— И ты выиграл? — спрашиваю я.
— Нет, — признается Мэтт. — Но я опоздал всего на пятнадцать минут.
— Могу себе представить, какими мерзостями я занималась, пока ты ехал из Омахи.
— Нет, все было нормально, — возражает Мэтт. — Я пару раз звонил тебе из машины. Ты по большей части находилась в красной комнате и только иногда ходила в ванную блевать.
Я молчу, испытывая, с одной стороны, ужасное смущение, а с другой, радость от того, что Мэтт обо мне позаботился.
— Это счастье, что родители сняли для тебя отдельный номер, — добавляет Мэтт.
— Да уж, — соглашаюсь я, снова испытывая слабость.
— Иначе тебя бы неминуемо застукали, — продолжает он. — Вообще, это было ужасно глупо: напиться с незнакомыми парнями, в незнакомом городе. Да с тобой неизвестно что…
— Да, ты прав, — тихо соглашаюсь я.
— Или даже, черт возьми…
— Да, ты прав! — повторяю я, на этот раз гораздо громче. — Перестань уже!
Мэтт удивленно смотрит на меня, и мы оба смеемся. Успокоившись, мы долго смотрим друг на друга.
— Спасибо тебе, — говорю я.
— Да не за что, — отвечает Мэтт. — Но вот за что тебе действительно стоит меня поблагодарить, так это за то, что я отмыл от твоих волос блевотину.
Я испуганно смотрю на него и прячусь под простыню с головой. Мэтт, хохоча, легонько тычет меня кулаком в плечо.
— Я хочу заказать еду в номер, — говорит он. — Что ты будешь?
— Чизбургер, — быстро отвечаю я.
Сквозь простыню я слышу, как Мэтт звонит в службу доставки и просит прислать в номер два чизбургера с картошкой и два стакана колы.
— Ты заказал мне обычную, а не диетическую, — замечаю я, когда он вешает трубку.
— И что? — спрашивает он. — Я знаю, что ты пьешь обычную.
— Откуда?
— Ты заказывала ее, когда мы ходили в кино.
Я испытываю волнение от осознания того, что Мэтт наблюдал за мной. Он сдергивает простыни с моего лица.
— Ты бы пока в душ сходила, — предлагает Мэтт. — Тебе сразу лучше станет.
Его лицо находится на расстоянии нескольких сантиметров от моего, отчего волнение усиливается еще больше. Мы смотрим друг другу в глаза до тех пор, пока горничная, пришедшая убирать номер, не начинает стучать в дверь. Испугавшись резкого звука, я вздрагиваю и спускаюсь с небес на землю. Поднявшись, я нетвердой походкой иду к двери, чтобы сказать ей, что мне ничего не нужно. Затем перемещаюсь в душ и моюсь, продолжая все это время испытывать волнение. Несмотря на то что я проснулась в ужасном состоянии, день начался удачно. Мне не только удалось без последствий пережить вчерашний вечер с Вэйдом, но еще и Мэтт приехал, чтобы забрать меня, и сейчас он здесь, со мной.
Трудно отрицать, что он мне ужасно нравится. А тот факт, что вчера ночью он примчался спасать меня, и то, что он запомнил, что я пила в кинотеатре, недвусмысленно свидетельствует о том, что и я ему небезразлична.
К часу дня я вымыта, накормлена и практически полностью пришла в себя. Мэтт включает DVD-плеер, и мы садимся на пол, прислонившись к спинке кровати, чтобы посмотреть фильм. Я прижимаю к груди подушку и честно стараюсь уделять внимание происходящему на экране в течение первых пяти, затем десяти, а потом и пятнадцати минут. Но что-то терзает меня.
— А почему Одри мне не перезвонила? — спрашиваю я, не отрывая глаз от экрана.
— Тсс, — шипит Мэтт, махая рукой.
Я выдерживаю еще пять минут, размышляя над тем, как и каким образом могла до такой степени испортить отношения с Одри. Но как ни стараюсь, не могу понять, что могло произойти.
— Серьезно, Мэтт, она что, злится на меня?
— Нет, — отвечает он, не глядя на меня.
— А откуда ты знаешь?
— Просто знаю, и все.
Я снова пытаюсь сконцентрироваться на действии, но вскоре мысленно переношусь в вечер пятницы и углубляюсь в воспоминания о том, что произошло в торговом центре. Это было всего пару дней назад, а впечатление такое, будто с тех пор прошла целая вечность. Перед глазами всплывает отсутствующее лицо Одри по дороге домой. Если она не злится на меня, то в чем может быть дело?
Затем я вспоминаю наш с ней утренний поход в мексиканский ресторан и то, как ее стошнило после такое. Она солгала мне, но зачем? Вернувшись из туалета, Одри тяжело дышала. Когда мы сидели в фуд-корте, ее долго не было. Потом она вернулась, и ее лоб был покрыт испариной.
— С Одри что-то не так, верно? — спрашиваю я. Мэтт резко поворачивается в мою сторону.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он, хотя, судя по тону, он не задает вопрос, а, скорее, пытается защититься. Резкость его тона говорит о том, что я попала в точку.
— Иногда она тяжело дышит и быстро устает. В пятницу, после кино, у нее был болезненный вид… — говорю я, начав фразу громко и закончив совсем тихо.
Когда говоришь такие вещи вслух, они звучат глупо. А Мэтт смотрит на меня так, словно я только что переехала его собаку.
— Да что с ней? — спрашиваю я, старясь говорить как можно мягче. Не задумываясь над тем, что я делаю, протягиваю руку и касаюсь его руки кончиками пальцев. Поразившись своей наглости, я тем не менее руку не убираю. Мэтт отворачивается, но его рука остается на месте.
— Я не должен тебе об этом рассказывать, — говорит он безжизненным голосом.
— О чем рассказывать? — спрашиваю я раздраженно. — Это так неприятно, когда начинаются какие-то секреты. Я…
И в этот момент Мэтт выкладывает правду.
— У Одри рак.
В три часа, оставив под дверью записку для Мэйсона, мы с Мэттом находимся на полпути к Омахе.
Преодолевая милю за милей, мы молчим, но это не то неловкое молчание, которое заставляет людей испытывать неудобство, мучительно размышляя, что бы такое сказать. Не знаю уж, как и когда это случилось, но в какой-то момент между пробуждением с Мэттом в одной постели и незапланированной поездкой в Омаху нервное напряжение, которое я испытывала, оказываясь с ним наедине, ослабло. Оно не исчезло совсем, сменившись непринужденным общением, как с Одри или Меган, но теперь, когда мы разговариваем, я уже не испытываю былого напряжения. Когда мы молчим, я тоже не испытываю страданий. Хотя эмоции, как и прежде, теснят грудь, колено не дергается и дыхание не сбивается. Голову переполняют мрачные мысли, но присутствие Мэтта не дает мне погрузиться в депрессию. Покрытие на отрезке дороги, по которому мы сейчас едем, сделано из какого-то странного материала: шины, соприкасаясь с ним, издают звук, который можно услышать, если быстро расстегнуть или застегнуть «молнию», повторяющийся снова и снова. Необычный ритм убаюкивает меня, погружая в водоворот собственных мыслей. Я как будто нахожусь под водой и могу слышать внутренний диалог, который веду сама с собой.
Одри умирает.
Она действительно умирает.
Я сбежала, не позвонив Мэйсону.
Я хочу помочь Одри.
Но я ничего не могу сделать.
Да, теперь все встало на свои места. Ее тошнит. Мама разрешает ей делать все, что та хочет. Ребята в школе провожают ее грустными взглядами.
Неужели болезнь неизлечима?
Да, так оно и есть. Это можно прочесть по лицу Мэтта.
У меня будут неприятности.
Но мои неприятности ничто по сравнению с тем, что выпало на долю Одри.
У меня раньше никогда не было неприятностей.
Перестань вести себя как ребенок.
Одри УМИРАЕТ!
Да, но…
Да уж. У меня к смерти, мягко говоря, отношение не такое, как у других.
В голову приходит неожиданная мысль: я хочу рассказать Мэтту о «Воскрешении».
Подумав об этом, я вздрагиваю от ужаса и вскрикиваю, но из-за шума машины Мэтт меня, слава богу, не слышит. Никогда в жизни мне даже в голову не приходило посвятить кого-то в детали проекта, хотя технически в этом нет ничего сложного: достаточно открыть рот и рассказать все Мэтту прямо сейчас. Я могла бы сказать ему, что не являюсь обычным человеком в привычном понимании и отношение к смерти у меня другое. Участвовать в проекте, цель которого доказать, что смерть не является непредсказуемым и неизбежным событием, все равно что всю жизнь носить защитный костюм. Он придает мне уверенность, которой не могут похвастаться другие. К примеру, когда я была младше, я пошла учиться плавать, но барахтаться у бортика с другими детьми не стала, так как не боялась утонуть. Конечно, тонуть мне не хотелось — кроме того, я знала, как это бывает, но и такой фатальности, как для других, в этой потенциальной возможности не было.
