Молчание.
— Послушай, я обещаю, что больше не буду задавать вопросов об этом деле.
Хантер скорчил физиономию.
— Вот уж в чем я серьезно сомневаюсь.
— Вот что я тебе скажу, — вставая, бросила Клер. — У меня в этом баре кредит. Закажи, что ты хочешь, и принеси мне еще джина с тоником, пока я схожу в дамскую комнату. Мы пропустим здесь еще по разу, а потом, может быть, переберемся куда-то еще. Моя соседка по квартире уехала на уик-энд. — Она заманчиво улыбнулась.
«Она собирается пройти весь путь до конца». Клер должна быть восхитительна в постели, решил Хантер, но ее исполнение будет в прямой зависимости от той информации, которую сможет предоставить любовник. Именно ради нее она и будет заниматься любовью, а не ради мужчины.
— Послушай, Клер. Ты очень привлекательная женщина. Я уверен, ты знаешь, что можешь выбрать любого из посетителей этого заведения и пригласить к себе домой.
— Я выбрала тебя.
Хантер засмеялся:
— И я польщен. Но причина выбора неправильная, и ты это знаешь.
— Порой неправильная причина становится самой лучшей.
— Как и большинство ночей. Тут я согласен с тобой. Но сегодня вечером я должен получить обеспеченный чек.
— Ты отвергаешь меня? — Она была искренне оскорблена.
— Не совсем. — Хантер помолчал. — Давай сделаем вот как. Когда расследование будет закончено, я приглашу тебя на обед. Вот тогда и посмотрим, останется ли еще у тебя желание пригласить меня к себе выпить.
Хантеру удалось урвать всего три с половиной часа сна. Хотя был на ногах с половины пятого, в кабинет он вошел только после восьми. Гарсия за своим столом читал один из дневников отца Фабиана. Глаза у него были покрасневшими, и под ними виднелись темные круги.
— С которого часа ты здесь? — спросил Хантер, прикрывая за собой дверь.
Гарсия положил блокнот на стол, откинулся на спинку стула и стал массировать онемевшую шею.
— С половины восьмого, но я полночи читал.
Хантер кивнул:
— Я тоже.
Гарсия заметил, что у него под мышкой было два блокнота.
— Далеко ли продвинулся? — Он кивнул на дневники.
— Я прочел оба. — Хантер положил их на стол.
— Ты одолел за ночь четыреста страниц? — Гарсия не мог скрыть удивления.
— Я читал быстро и почти не спал.
— Нашел что-нибудь?
— Ничего из того, что может помочь в расследовании. Но отец Фабиан жил в состоянии беспокойства. — Хантер прислонился к своему столу и засунул руки глубоко в карманы. — Он думал о самоубийстве — дважды.
Гарсия кончиками пальцев протер глаза.
— У меня уже косоглазие. Но я ничего не нашел. Есть что-нибудь толковое в донесениях?
Каждый вечер перед уходом Хантер лично проверял все звонки и сообщения, которые собирала специальная команда.
— Ничего. Пока больше двухсот звонков, и все — полная чущь.
Кто-то постучал в дверь.
— Войдите, — отозвался Хантер.
В кабинет вошел Хопкинс, неся синюю пластиковую папку. У него тоже был усталый вид.
— У меня есть кое-какие предварительные результаты по тому поиску, который вы мне поручили, — сказал он Хантеру, но тот, подняв руку, остановил его.
— Я думаю, что мы должны сделать перерыв и расстаться с офисом и компьютерными экранами. Стоит неплохой день. Что вы скажете, если мы попьем кофе в Литл-Токио? Смена декораций пойдет нам на пользу.
— Я за, — поднял руку Гарсия.
— Конечно. Мне нравится это место, — кивнул Хопкинс.
Литл-Токио — это маленький район в деловой части Лос-Анджелеса, как раз через дорогу от Паркер-центра и их отделения. Он представлял собой один из трех официальных японских городков в Соединенных Штатах, и, если вам нравилась японская кухня, здесь она была лучшей в Лос-Анджелесе.
Хопкинс предложил кофейню Поппи, на южной стороне Литл-Токио. Он ел тут много раз и считал здешний кофе лучшим.
Несмотря на ранний час, кафе было заполнено. Все они заказали черный кофе, а Хопкинс к тому же орехи в шоколаде.
— Вы, ребята, должны попробовать хоть один такой орешек, — сказал Хопкинс, когда они заняли последний свободный столик у дверей. — Они такие сытные, что ими можно питаться.
— Я за, — сказал Гарсия, поднимая правую руку.
— Ты себя прикончишь. — Хантер улыбнулся и тут же нахмурился, глядя, как Хопкинс кидает в свой кофе четыре куска сахара. — Так что ты выяснил? — спросил он.
— Немного, — разочарованно ответил Хопкинс. — Я изучил все, что вы просили. Все документы о насилии против церквей за последние пять лет. — Он вынул несколько листов из своего досье и стал просматривать их. — Я все выяснил о вандализме, граффити, о нескольких разбитых окнах, об украденных предметах, о нескольких попытках поджога — но нигде не было ни намека на физическое насилие против священников. Тем не менее имелось несколько случаев изнасилования монахинь.
— Это не попадает в ту категорию, которую мы ищем. — Хантер слишком быстро отпил кофе и обжег себе нёбо.
— Я знаю, но тем не менее это черт знает что. — Хопкинс разжевал свой орех и вытер губы зеленой бумажной салфеткой. — Второе, о чем вы попросили узнать: убийства, сопряженные с ритуалом и пытками. Список довольно длинный.
Хантер предполагал, что так и должно быть.
— Я отфильтровал результаты исходя из критериев, которые вы мне дали. Первый — преступники, которые еще не пойманы, и второй — использование каких-либо животных.
— И что удалось выяснить?
— Попадалось много убийц, склонных к обильному кровопролитию. Многие из них имели отношение к бандам, к войнам из-за территорий и наркотиков. Но у остальных, если не считать крови, не было никаких ритуальных характеристик.
— Что относительно животных? — спросил Хантер, дуя на свой кофе.
— Собачьей головы не было. По сути дела, в единственном за пять лет из найденных мною случаев на месте преступления была оставлена голова животного — голова лошади.
— Итальянская мафия, — сказал Хантер.
— Это теория, — согласился Хопкинс. — Дело так и не было раскрыто.
— Так какие другие животные использовались в преступлениях? — спросил Гарсия, когда Хопкинс сунул в рот другой орех.
Они не стали ждать, пока он прожует и проглотит его.
— Некоторые. Крысы, свиньи, голуби, кошки… Но больше всего было цыплят. Особенно их кровь. Немало их использовалось в черной магии вуду. Больше всего этим занимались выходцы с Ямайки и…
— Бразильцы, — кивнул Гарсия.
— Бразильцы? — повернулся к партнеру Хантер.
— В Бразилии это называется макумба. Что-то бразильцы унаследовали от рабов, которых привозили из Африки. — Гарсия покачал головой, давая понять, что не хочет вдаваться в исторические подробности. — У них было много ритуалов, и они включали жертвоприношение цыплят и использование их крови.
— Я часами лазал по Сети, — сказал Хопкинс, — пытаясь найти хоть какой-то намек, когда чью-то голову заменяли собачьей, — и ничего. Как вы просили, — повернулся он к Хантеру, — я проверил все агентства помощи животным в Лос-Анджелесе. Не было найдено ни одного тела пропавшей уличной собаки без головы. Я продолжаю проверять, но на данный момент мы в тупике.
Хантер обеими руками растер лицо. Сегодня утром он не побрился, и однодневная щетина колола ему ладони.
— Кроме того, я связался с детективами во всех бюро, как вы и просили меня, — продолжил Хопкинс. — Об обезглавливании, о собачьей голове или о номере на теле — ничего. Если у киллера на счету две предыдущие жертвы, ни одна из них еще не найдена.
Едва они вошли в их кабинет, как Гарсия взялся за другой дневник отца Фабиана.
— Ты наткнулся хоть на какой-то абзац в этих дневниках о дурных снах, которые годами мучили отца Фабиана? — спросил Хантер, открывая один из томов в кожаном переплете на своем столе.
— А как же. — Гарсия нашел нужный том. — И я хотел задать тебе тот же самый вопрос. Один и тот же навязчивый сон, который пугал его до потери сознания.
— Совершенно верно.
— Я отметил это. Вот оно. — Он нашел дневник и открыл его на заложенной странице. — Послушай.
«3.00. Я только что снова проснулся. Несколько минут с трудом мог перевести дыхание. Руки продолжали дрожать, а мое одеяние промокло от холодного пота. Я был слишком испуган, чтобы снова заснуть. Слишком испуган, чтобы закрыть глаза. Снова тот же сон. Все эти годы он никогда не оставлял меня. Почему, Господи? Почему я мучаюсь этими видениями? Неужели это предвестие того, что меня ждет?»
— Я уже натыкался на несколько кусков, которые звучали точно так же, — заметил Хантер.
— Похоже, что этот сон часто преследовал его. — Гарсия положил на стол открытый дневник. — Может, это ничего не значит. — Он пожал плечами. — Все мы то и дело видим плохие сны.
