Он похудел, и его секретарша Мидж, которую он называл сладкогласой Мидж, разумеется, не без сарказма, заметила:
— Вы похожи на железнодорожный путь, будто по вас уже поезд проехался. Кстати, сколько вы теперь весите?
Он не знал.
— По-моему, не больше ста семидесяти, а ведь в вас добрых шесть футов роста. Идиот! Ешьте немедленно!
И она завалила его картонками с китайской пищей. Потом поговорила с его кухаркой миссис Мэлсон, и теперь у него на столе появилось столько еды, что хватило бы на целый батальон.
Он поехал в Бостон навестить кузину и семью. Потом вернулся домой и с отчаяния нашел себе трех разных, но одинаково покладистых женщин и занимался с ними любовью последовательно из ночи в ночь, пока его чувства не притупились.
Но однажды утром он проснулся и задал себе вопрос: что, черт возьми, он такое и что за женщина рядом с ним?
Одна из этих женщин по имени Нэнси, увидев его выходящим нагишом из ванной, сказала:
— Ты красивый мужчина, Джонатан. Ты великолепный любовник, но ты себя уничтожаешь, а это зрелище не из приятных. Иди домой и, черт бы тебя побрал, соберись с силами и возьми себя в руки.
И как это ни удивительно, он так и поступил. Мидж просияла, когда однажды он пригласил ее на ленч в “Букери”.
— Это запоздалый подарок к Рождеству, босс?
— Нет, — ответил он и поднял свой стакан с вином. — Хочу предложить тост, Мидж. За Нэнси. У Мидж округлились глаза.
— Ну и ну. Кто эта Нэнси? Как ее фамилия? Джонатан только улыбнулся и покачал головой:
— Не знаю — хоть убейте. — Он сделал большой глоток, потом потер руки. — Вы принесли с собой блокнот, Мидж?
— Ради всего святого! Кажется, мы собрались пообедать.
— Ладно, давайте так и сделаем. Ешьте своих кальмаров, хотя от одного этого зрелища мне становится не по себе.
— Кстати, а вы знаете мою фамилию, босс?
Кристиан Хантер не сказал ни слова, он был слишком удивлен.
— Что вы сказали, миссис Хайтауэр? — выговорил он наконец, сжимая трубку с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
— Миссис Карлтон, доктор.
Хантер перевел взгляд на свои итальянские спортивные туфли. На носке одной из них выделялось жирное черное пятно.
— Доктор Хантер? Что мне делать? Отказать? Или попросить сообщить, чего она хочет?
— Нет, я сам поговорю. А кто мой следующий пациент и когда я должен его принять?
— Миссис Пенчини, в два часа.
— Хорошо. Соедините меня с миссис Карлтон Голос миссис Хайтауэр был такой же, как всегда — невыразительный и монотонный. Она, по-видимому, не связывала имя звонившей женщины с той самой миссис Карлтон, с Элизабет К. По правде говоря, она ни разу не проявила ни малейшего интереса к его внезапному появлению на процессе, связанном с делом об убийстве, если не считать того, что произнесла, передавая ему на подпись кипу писем:
— Полагаю, вы знаете, что делаете. И это все.
— Алло, говорит доктор Хантер.
Элизабет вцепилась в телефонную трубку мертвой хваткой, с ужасом соображая, что не знает, что сказать.
— Доктор Кристиан Хантер?
— Да, миссис Карлтон, — ответил он и почувствовал, что внутри у него становится тепло от звука ее голоса, такого тихого, испуганного и неуверенного.
— Я просто не могла ждать дольше, — сказала она. — Я схожу с ума, если хотите знать правду. Мне надо узнать…
Слишком рано, подумал он. Еще пара недель, и он будет готов. Он ответил, и голос его был мягким и успокаивающим, патентованный голос профессионального психоаналитика.
— Миссис Карлтон, завтра вечером я улетаю в Вену. Когда вернусь, мы встретимся. Но не на публике, согласитесь, это было бы неразумно.
— Понимаю, — ответила Элизабет. — А как насчет моего дома, доктор Хантер?
— Ладно, ну, скажем, через две недели, если считать от пятницы?
— Да, да, прекрасно. Понимаете, я должна знать…
— Понимаю, миссис Карлтон. Встретимся в семь часов вечера. До свидания.
Итак, через две недели, думала Элизабет, все еще не спуская глаз с телефонной трубки, из которой слышались гудки. По крайней мере неведению наступит конец. Она узнает. Он ей скажет, и она узнает — святой он или грешник, Бог или дьявол. Очень медленно положила трубку на рычаг, потом нахмурилась. А что, если бы он никогда не попытался встретиться с ней? Может быть, она приводит в действие силы, которые лучше было бы оставить в покое? Не тревожить. Но ведь прошло семь месяцев. Семь месяцев полного молчания. Она знала, что заставило ее так поступить. Случайная встреча с окружным прокурором Нью-Йорка Моретти. До сих пор слова “глумление” и “глумиться” были для нее всего лишь существительным и глаголом в книге, в словаре. Но глумливая усмешка Моретти означала нечто большее. Элизабет оказалась одна-одинешенька перед витриной “Блумингдейла”.
— Итак, — сказал он, становясь рядом с ней в то время, как она внимательно рассматривала витрину с кружевным нижним бельем. — Неужели убийца гуляет на свободе среди нас?
Она похолодела, повернулась и посмотрела прямо в его кривящееся злобной усмешкой лицо.
Он махнул рукой, показывая на кружевной лифчик и штанишки.
— Чтобы соблазнить еще одного любовника, миссис Карлтон? Вам требуется подмога такого рода? Мужчины в страхе разбегаются при виде вас?
— Нет, мистер Моретти, — ответила она, — вовсе нет. Убийца моего мужа все еще на свободе, а у вас ни разу не возникло желания поймать его или ее. Вам непременно захотелось засудить меня, ведь ваши политические амбиции требовали немедленных действий, не так ли?
Жилы на его шее напряглись и рельефно выступили от ярости, но голос оставался ядовитым и обманчиво мягким:
— Я жалею, что Сэмюэлс не вызвал вас в качестве свидетеля. Я бы обломал вас в пять минут. Все увидели бы, что вы такое, несчастное, жалкое существо. Но вы богаты, очень богаты, верно? Вы можете покупать, красть, подкупать кого и где угодно.
— Вы, мистер Моретти, слепец и дурак. Она повернулась и зашагала прочь, расправив плечи и высоко подняв голову. Но внутри у нее гнездилось отчаяние.
И тогда Элизабет поняла, что позвонит Кристиану Хантеру.
— Что-нибудь не так, миссис Карлтон? Она заставила себя оторвать взгляд от телефона и улыбнуться Коги.
— Нет, ничего. “Через две недели я узнаю. Две недели”.
— Мистер Роуи приходит сегодня обедать?
— Да, Коги, придет. Вы приготовьте суси [19]. Он очень любит.
Ее жизнь была непрерывным чередованием света и тени. И неосознанно она потянулась к свету — подошла к своему роялю. В течение трех часов Элизабет играла Скарлатти, любимого композитора Роуи. Никто ее не потревожил.
На следующий день пришло письмо. Там было всего несколько аккуратно напечатанных строчек без подписи.
И у нее возникло ощущение, будто кто-то нанес ей удар в живот.
"Миссис Карлтон!
В четверг вечером приезжайте в поместье Лоретты Карлтон на Лонг-Айленде. Самым подходящим временем будет половина девятого. Не обнаружьте себя. Обойдите дом и остановитесь у окна библиотеки. Вы узнаете, каким образом концерн МАИ сумел узнать, как перекупить “Белл-Хэйверсон”, и еще много интересного. Если вы умная женщина, вы никому об этом не скажете. Ни одной живой душе”.
И все. Она смотрела на письмо, не сводя с него глаз, потом встряхнула тоненький листок бумаги. Предатель. Но она ведь уже знала, кто был предателем. Эвери Рэмсон, человек, занимавший достаточно высокое положение, помощник Коя Сивере тона. Он покончил с собой, оставив предсмертную записку, в которой написал, что безнадежно болен раком. Так обстояли дела.
Она скомкала листок и бросила его так, чтобы он ударился об стену, потом прикрыла глаза — ей не хотелось ничего видеть, но перед глазами метались картины, таящие угрозу безумные образы. “Я не могу больше”. Она схватила трубку, чтобы позвонить Адриану. Секретарша, одна из помощниц Миллисент Стейси, ответила после второго сигнала.
— Дженис? Это миссис Карлтон. Мистер Марш у себя?
— Сожалею, миссис Карлтон.., а верно, вот он. Подождите минутку.
— Элизабет? В чем дело?
Голос Адриана был таким же солидным, как он сам, таким же надежным, внушающим доверие. “Не говорите никому”.
— Элизабет? Вы слушаете?
— Мистер Адриан, — сказала она. — Как.., как вы чувствуете себя?
Последовала изумленная пауза.
— Со мной все в порядке. А в чем дело?
— Я… Право же, ничего, Адриан. Я просто сейчас подумала об Эвери Рэмсоне.
— Почему?
— Не знаю. Позорная история. Вы в курсе этой грандиозной кампании за обладание “Маккензи-Карлтон фудс”?
— Я прекрасно осведомлен. Мы потеряли свыше миллиона долларов.
— И это произошло после смерти Эвери?
— Да. Но секретность, когда речь идет о таких компаниях, ну, дело в том, Элизабет, что, в сущности говоря, речь идет о краже. Иногда такое случается, Элизабет. Право, случается. Бог с ними.
