— Они сделали только шестьсот шестьдесят шесть таких и более половины были обещаны знаменитостям. Уилмер тоже хотел такую, но его не было в списке.
Передо мной встает дилемма: если я подойду, чтобы поговорить с Кристен, Алекса увидит меня и придет в бешенство. Если же не подойду — не выполню распоряжение Лиллиан. Я выныриваю из-за парня с раритетной сумкой «Прада» и решительно приближаюсь к нужной мне парочке.
Глаза-бусинки Алексы впиваются в меня. У нее такой вид, будто она проглотила комок шерсти.
— Кристен? — Каждый раз, когда я обращаюсь к кому-то из сослуживцев, я чувствую неловкость.
Такого никогда не случалось со мной раньше.
Брови Кристен приподнимаются.
— Да дочь Эвы? — вопрошает она, неэлегантно потирая свой нос тыльной стороной ладони.
Или она только что нюхнула кокса, или же хочет, чтобы люди вокруг так думали. Своим поведением она как бы говорит: «Я слишком независимая, чтобы придерживаться корпоративных правил». Это должно было бы облегчить мне задачу, но этого не происходит.
— Лиллиан считает, что тебя могут заинтересовать мои туфли.
— Она — что? Твои туфли? Меня это обижает.
Я остолбенела. Обижает — каким образом? Почему? Однако Кристен смеется:
— Шучу. Предъяви-ка свою невероятную обувь, и я выскажу свое мнение.
— Это туфли, которые на мне. Кристен, нахмурившись, смотрит вниз:
— Эти?!
— Никакой кожи. Они сделаны без применения насилия, из переработанного сырья (старая одежда, каучук).
— Это мне нравится, — говорит она. — Думаю, «зеленая» мода здесь задержится надолго.
— Я тоже так думаю. — Я до неприличия рада тому, что ей понравились мои туфли.
— Дорогая, нам с тобой нужно поговорить, — перебивает меня Алекса и уводит подальше.
— У меня мало времени, — говорит она. — Ты не видела здесь Патрика Макмаллена? Через двадцать минут я должна быть в другом конце города на обеде в честь «бесконфликтных алмазов», а затем к десяти успеть в центр, в ресторан «Молекулярная биология».
— Извини. А кто такой Патрик Макмаллен?
Она хмурится:
— Всего-навсего король светской фотографии Нью-Йорка. Ты не могла не заметить его.
— Его я не видела. — И, стараясь помочь, продолжаю: — Но здесь Джеймс Труакс, он делает снимки для «Тэсти». Он за той модернистской скульптурой, разговаривает с Лиллиан. Он может фотографировать тебя, пока не появится Патрик.
В течение нескольких секунд Алекса обдумывает это предложение.
— Ладно, он не из списка «А», но, в крайнем случае, и он сойдет, — говорит она. Потом предпринимает титаническое усилие, чтобы придать своему лицу заинтересованное выражение. — Надеюсь, ты понимаешь, что мы можем быть откровенными друг с другом, Кейт?
Неужели так начинает беседу босс, собирающийся уволить своего сотрудника? Я в этом сильно сомневаюсь. Однако Алекса вряд ли довольна, встретив меня на этой вечеринке. И мне, вероятно, не стоит создавать неприятности Аннабел, которая и пригласила меня сюда.
— Что ты хочешь сказать?
— Фамилия человека — очень важная часть его социального облика. Тебе следовало бы сразу довериться мне и не скрывать, кто твоя мать. Кровные узы с кем-то даже гораздо менее значимым — повод для гордости, — с придыханием говорит она. — И для меня ничуть не зазорно иметь в помощницах девушку, чья мать была, как я писала об этом в обзорах, «культовой фигурой, сводившей всех с ума и исчезнувшей из мира моды в конце девяностых».
— Я действительно хочу, чтобы ты не…
Долгая пауза. Потом она оптимистично заявляет:
— И твое имя тоже будет в газетах. — Ее глаза вспыхивают, глядя поверх моего плеча. — А вон и Патрик.
— Алекса, — кричу я ей вдогонку, — значит ли это, что я могу прийти на завтрашнее совещание по поводу конкурса «Тэсти-герл»?
— Не задавай глупых вопросов, дорогая, — отвечает она. — Конечно, ты должна быть там.
Я возвращаюсь туда, где оставались Лиллиан и Джеймс. Интересно, его действительно заинтересовала моя душещипательная история или это просто проявление вежливости с его стороны? Но ведь я не предоставила ему возможности высказаться на этот счет. А вот и он — беседует с Рико и дизайнершей Матильдой.
— Привет! — Я храбро вклиниваюсь в их разговор.
— Я бы хотела знать, кто это, — говорит в этот момент Матильда. — Похоже, как будто снова повсюду инквизиция.
Рико выглядит довольным, а Джеймс нервничает.
— Почему ты думаешь, будто мы знаем, кто такой этот информатор, дорогая? — спрашивает Рико.
— Меня не интересует вся эта чепуха, — отрезает Джеймс.
— «Охота на ведьм», — с горечью констатирует Матильда. — И может привести к большим неприятностям.
— Я рад был бы помочь тебе, — пожимает плечами Рико, однако он кажется мне неискренним. Он явно знает больше, чем говорит.
Джеймс извиняется и исчезает. Я чувствую себя уязвленной. Неужели он не хочет продолжить наш разговор? Мне показалось, что мы понимаем друг друга. Во всяком случае, лично я очень даже прониклась.
— Нам нужно идти! — Рядом со мной неожиданно возникает Аннабел и хватает меня за руку.
За ней следуют Кристен Дрейн, Ноа и Риз, последняя загадочно улыбается.
— Эта вечеринка станет главным пунктом сплетен об убийствах — добавляет Кристен.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Куда мы?
Кристен смотрит в глаза Матильде.
— Две девушки только что найдены убитыми. Их трупы засунули в фургон, доставивший еду.
Она говорит это так небрежно, что я сначала думаю — это шутка, однако, вспомнив истории Рико об убийствах среди законодателей мод, прихожу к мысли, что это очень даже серьезно.
Матильда впечатлена, но не слишком встревожена.
— Кто-то становится слишком прожорливым, — говорит она мрачнея. — Хотелось бы мне знать кто.
— Мне тоже, — добавляет Кристен. — Я бы даже побеседовала с…
— Не ты одна, — вмешивается Ноа.
Я же сейчас могу думать только об одном: два человека убиты. Мои руки начинают дрожать.
Рико потрясен — он молчит, непроизвольно прижав руку к груди.
— Нам нужно убираться отсюда, прежде чем явится полиция, — говорит Аннабел.
Девушки поворачиваются, чтобы уйти. Мои ноги не слушаются. Я дрожу от страха и притока адреналина. Аннабел подталкивает меня к выходу.
— Пойдем! Они выключат музыку, закроют бар и будут снимать показания до тех пор, пока мы не пропустим все остальные ночные мероприятия.
— Подойдите сюда, сделайте то-то и то-то, — пытаюсь пошутить я, но она не улыбается.
— Аннабел, как можно пойти на какую-ту другую вечеринку прямо сейчас? — Я оглядываюсь в поисках Рико, которого считаю другом и которого хотела бы видеть рядом с собой в кризисной ситуации, даже если, возможно, именно он окажется блоггером «Наблюдателя». Однако он затерялся в толпе. — Подожди. Мне нужно кое-кого найти.
— Пойдем, нет времени! — тянет меня Аннабел. — Мы отстанем от Кристен и остальных.
Полицейские — в большом количестве — наводняют Грамерси-парк как раз в тот момент, когда наша гламурная компания достигает подъездной дорожки. Мы спешим миновать фургон поставщиков провизии, окруженный одетыми в черное зрителями, чей похоронный облик на сей раз мрачно соответствует обстоятельствам: Сквозь открытые двери я вижу рассыпавшиеся светло-рыжие волосы, кружевную блузку и одну ступню в сверкающей балетке от Розы Рипетто с полосами ярко-красной крови.
Меня трясет. На глаза наворачиваются слезы. Чувствую, что теряю самообладание. Это те самые девушки, которых я недавно видела, — они обменивались воздушными поцелуями и комплиментами. А теперь они обе мертвы.
Кристен замечает мое состояние и фыркает — либо из сочувствия, либо от злости, кто ее знает.
— Хочешь немного ксанакса?
— Нет. Думаю, это естественно, что я сейчас расстроена.
Тот факт, что все остальные ведут себя так, как будто ничего особенного не произошло, кажется мне сюрреалистичным.
Кристен пожимает плечами, сует в рот таблетку, глотает ее не запивая, закуривает сигарету.
— Два восхитительных вкуса, которые великолепно сочетаются, — говорит она.
— Куда мы теперь? — спрашивает Ноа.
Она достала пудреницу и поправляет блеск на своих пухлых, вероятно, увеличенных с помощью коллагеновых инъекций, губах.
Просто невероятно, что они хотят продолжения веселья. Я хочу только домой. Но в то же время страшно оставаться в одиночестве. После небольшой дискуссии заказывается такси на Парк-авеню-саут. Я колеблюсь. Это, безусловно, мой шанс засветиться перед руководством, но ведь только что погибли люди. Риз Мэлапин берет меня под руку.
— О чем ты думаешь? — Эта девушка страдает болезненным любопытством.
Интересно, изменит ли она свой имидж, если в моду войдет тотальное благополучие.
