Грузовик позади недовольно просигналил.
— Какого черта? Я оставил ему достаточно места.
Колин молчал.
Фрэнк нажал на тормоз. Стрелка на спидометре качнулась с шестидесяти пяти на пятьдесят пять миль в час.
Грузовик загудел вновь.
Фрэнк с силой нажал на гудок и держал его целую минуту, показывая водителю грузовика, что он не испугался.
Колин с тревогой оглянулся назад. Большой грузовик, находившийся не более чем в четырех футах позади, сигналил им фарами.
— Ублюдок! Что он о себе мнит? — зарычал Фрэнк. Он снизил скорость до сорока миль в час.
Грузовик выскочил на разделительную полосу.
Фрэнк подал налево, прямо перед носом грузовика, заставляя его держать сорок миль в час.
— Чтоб ты обосрался, сукин сын! Твоя мать!
Грузовик вновь загудел.
Колин взмолк.
Его отец подался вперед, вцепившись в руль. Со сжатыми зубами и широко открытыми глазами он бросал взгляд то вперед, то назад: с дороги на зеркало, с зеркала на дорогу. Он тяжело дышал, почти пыхтел.
Грузовик вывернул на правую разделительную линию.
Фрэнк вновь подрезал его.
В конце концов водитель грузовика, по-видимому, решил, что связался либо с пьяным, либо с больным и что лучше соблюдать предельную осторожность. Он снизил скорость до тридцати и спокойно поехал сзади.
— Вот так, сукин сын. Он что, решил, эта чертова дорога — его?
Выиграв сражение, Фрэнк повысил скорость до семидесяти миль в час и умчался в темноту.
Колин закрыл глаза.
Несколько миль они неслись молча, потом Фрэнк произнес:
— Если все твои друзья остались в Вествуде, почему бы тебе не вернуться туда и не жить со мной?
— Как? Все время?
— А почему бы и нет?
— Ну... Наверно, да... Это было бы неплохо, — сказал Колин, уверенный, что это невозможно.
— Я подумаю, малыш, что можно сделать.
Колин обеспокоенно взглянул на него:
— Но судья оставил меня на попечении мамы. Тебе разрешено только посещать меня.
— А мы попробуем изменить это.
— Как?
— Надо кое-что предпринять. Не все, правда, будет слишком приятно.
— Что, например?
— Например, тебе надо будет обратиться в суд и заявить, что тебе плохо живется с матерью.
— Я должен буду так сказать, чтобы они изменили решение?
— Ну да.
— Ты прав, — сказал Колин уклончиво. Он расслабился, так как не собирался говорить в суде ничего подобного.
— У тебя хватит характера сказать все это?
— Конечно, — ответил Колин и, надеясь выяснить стратегию противника, спросил: — А что еще надо будет делать?
— Нам надо доказать, что она негодная мать.
— Но это не так.
— Не знаю, не знаю. Я чувствую, мы найдем что-нибудь, чтобы убедить судей.
— Да?
— Эта толпа художников, — угрюмо бросил Фрэнк. — Все эти люди, которые ее окружают...
— И что они?
— У этих художников совершенно иные моральные устои. И они гордятся ими.
— Не понимаю.
— Ну... безнравственное поведение, неверие в Бога, наркотики... оргии. Они распутны.
— Я не думаю, что мама...
— Не хочу и говорить об этом.
— Хорошо, не будем.
— Но ради твоей же безопасности я должен предположить такую возможность.
— Но она... она не ведет себя так, — сказал Колин, хотя вовсе не был в этом уверен.
— Мы не должны забывать об этом, малыш.
— Но она... нет.
— Она — человек. Она может удивить тебя. Но, черт возьми, она не святая.
— Зачем мы говорим об этом?
— Лучше, если все-таки ты вернешься ко мне. Мальчику, когда он подрастает, нужно, чтобы рядом был отец. Нужно, чтобы рядом был мужчина, который сделает мужчину и из него.
— Но как... как ты докажешь, что она так ведет себя?
— С помощью частного детектива.
— Ты наймешь парочку частных сыщиков, чтобы они всюду следили за ней?
— Мне не очень нравится эта идея. Но это может быть необходимо. Это будет самый быстрый и легкий путь, чтобы что-нибудь выяснить о ней.
— Не делай этого.
— Я буду это делать только ради тебя.
— Тогда не делай этого.
— Но я хочу, чтобы ты был счастлив.
— Я счастлив.
— Ты будешь самым счастливым парнем в Вествуде.
— Пожалуйста, папа, я не буду счастлив, если ты пустишь легавых по ее следам.
Фрэнк бросил на него сердитый взгляд:
— Легавых? Каких легавых? Слушай, эти детективы — профессионалы. Они не болваны. Они не причинят ей никакого вреда. Она даже не узнает, что за ней следят.
— Пожалуйста, не делай этого.
Единственное, что сказал на это Фрэнк: «Я надеюсь, что к этому не придется прибегнуть».
Колин представил себе возвращение в Вествуд, жизнь там с отцом, и ему показалось, что его наяву мучают кошмары.
В воскресенье в одиннадцать утра Рой зашел за Колином с плавками, завернутыми в полотенце.
— А где твоя мать?
— В галерее.
— В воскресенье?
— Она там все семь дней в неделю.
— А мне показалось, я видел ее в купальнике.
— Вряд ли.
Дом, в котором они жили, называли «первичной арендной собственностью». В нижнем этаже находились гостиная с огромным каменным камином, три большие ванные комнаты, изысканная кухня и сорокафутовый бассейн. Со времени их переезда они находились в гостиной менее двух часов в неделю, поскольку гости в доме бывали редко. Потому и третья ванная комната обычно была закрыта. В кухне из всего оборудования они пользовались только холодильником и двумя горелками на плите. Только наличие бассейна оправдывало столь высокую арендную плату.
Колин и Рой наперегонки поплавали в бассейне, надули пластиковые лодки, поныряли на дно за монетами, поплескались и побрызгались и в конце концов завалились на бетонной площадке позагорать.
Впервые Колин плавал вместе с Роем, впервые он увидел его без рубашки — и впервые он увидел ужасные отметины, обезобразившие спину Роя. Рваные полосы шрамов потянулись по его спине от правого плеча до левого бедра. Колин попытался сосчитать — шесть, семь, восемь, может быть, десять. Сосчитать было непросто — в некоторых местах они переходили один в другой. Между этими уродливыми полосами была здоровая загорелая кожа, и шрамы, не тронутые солнцем, резко выделялись на ее фоне.
— Что с тобой случилось? — спросил Колин.
— Что?
— Что с твоей спиной?
— Ничего.
— А шрамы?
— Ничего.
— Но ты не родился с ними?
— Это несчастный случай.
— Что за несчастный случай?
— Это было давно.
— Ты попал в автомобильную катастрофу?
— Я не хочу говорить об этом.
— Почему?
Рой уставился на него:
— Я повторяю: я не хочу продолжать этот чертов разговор об этих чертовых шрамах.
— Хорошо, хорошо. Забудем.
— Я не должен тебе ничего объяснять.
— Я не хотел выпытывать.
— Но делал это.
— Извини.
— Ладно, — кивнул Рой. — Такой уж я.
Рой поднялся и прошел в дальний конец бассейна. Там он остановился и уставился на землю, стоя спиной к Колину.
Чувствуя себя неловко и глупо, Колин скользнул в бассейн, как бы желая спрятаться в холодной воде. Он плыл с трудом, стараясь ослабить охватившее его нервное напряжение.
Когда через пять минут он вылез из бассейна, Рой все еще находился на углу бетонной площадки. Сев на землю, он что-то ковырял в траве.
— Что ты там нашел? — спросил Колин.
Рой был так увлечен своим занятием, что, казалось, ничего не слышал.
Колин подошел и присел на корточки.
— Муравьи, — бросил Рой.
Рядом с бетоном был небольшой, размером с чайную ложку, холмик рыхлой земли. Крошечные рыжие муравьи сновали по нему туда и сюда.
С усмешкой на лице Рой давил тех, кто вылезал на бетонную площадку. Дюжина. Две дюжины. Как только он приканчивал одних, другие муравьи появлялись на бетонной площадке, как будто все они обреченно сознавали, что их истинная судьба заключается не в бессмысленном труде в муравейнике, а в жертвенной смерти в пальцах монстра, который в миллион раз больше их самих.
Рой остановился на минутку и взглянул на скользкие рыжие останки, прилипшие к его пальцам.
— Без костей, — промолвил он. — Они превращаются в ничто, в каплю жидкости, потому что у них нет костей.
Колин смотрел на него.
После того как Рой расплющил огромное количество муравьев и разворошил их муравейник, они поиграли с Колином в водное поло зелено-голубым пляжным мячом. Рой выиграл. К трем часам им надоело возиться в бассейне. Они переодели плавки и уселись на кухне, уплетая шоколадное печенье с лимонадом.
Колин осушил свой стакан, раскрошил кусочек льда и спросил:
— Ты мне доверяешь?
— Конечно.
— Я прошел проверку?
— Мы же кровные братья, разве нет?
— Тогда расскажи мне.
— Что?
— Ты знаешь. Твой большой секрет.
— Я уже рассказал, — бросил Рой.
— Как?
— Я рассказал тебе в пятницу вечером, когда мы уехали из «Пита» и направились в Фэрмонт посмотреть ту идиотскую порнушку.
