Ознакомительная версия.
Далеко внизу послышался громкий стук в дверь.
Леди Мурасаки спустилась к инспектору Попилю лишь после того, как отсчитала сто ударов собственного сердца. Когда она появилась на лестнице, инспектор вместе с помощником стоял в самом центре просторного, с высоким потолком вестибюля и смотрел вверх, на площадку, где остановилась она. У нее создалось впечатление, что он замер в готовности, словно красивый паук в заплетенной паутиной раме окна, и что за окном она видит бездонную ночь.
Она спускалась по ступеням как бы одним движением, плавно, как будто и не делая никаких шагов. Руки она спрятала в рукава кимоно.
Серж с покрасневшими от волнения глазами отступил в сторону.
— Леди Мурасаки, эти господа — из полиции.
— Добрый вечер.
— Добрый вечер, мадам. Мне жаль беспокоить вас в такой поздний час. Я должен задать несколько вопросов вашему… племяннику?
— Племяннику?.. Могу я увидеть ваше удостоверение?
Ее рука медленным движением освободилась из рукава, обнажив и другую руку. Леди Мурасаки внимательно прочла текст удостоверения и проверила фотографию.
— Инспектор ПОП-иль?
— По-ПИЛЬ, мадам.
— На вашей фотографии я вижу орден Почетного легиона, инспектор.
— Да, мадам.
— Благодарю вас за то, что вы сами приехали к нам.
Когда она возвращала Попилю удостоверение, до него донесся аромат, свежий и чуть заметный. Она внимательно наблюдала за его лицом, ожидая, когда он ощутит этот запах. И заметила — чуть дрогнул и, расширившись, его ноздри, чуть сузились зрачки.
— Мадам?..
— Мурасаки Сикибу.
— Мадам — графиня Лектер, но обычно к ней обращаются, пользуясь ее японским титулом: леди Мурасаки, — отважился объяснить Серж. Для этого потребовалось немало мужества — ведь он разговаривал с полицейским.
— Леди Мурасаки, я хотел бы поговорить с вами наедине, а затем, отдельно, с вашим племянником.
— С должным почтением к вашему чину и должности, инспектор, я все же боюсь, что это не представляется возможным, — ответила леди Мурасаки.
— О, мадам, это абсолютно возможно! — заявил инспектор Попиль.
— Мы с радостью принимаем вас в нашем доме и с удовольствием предоставим вам возможность поговорить с нами обоими — вместе.
С лестничной площадки раздался голос Ганнибала:
— Добрый вечер, господин инспектор.
Попиль повернулся к Ганнибалу:
— Молодой человек, я хочу, чтобы ты поехал со мной.
— Конечно, господин инспектор.
Леди Мурасаки обратилась к Сержу:
— Будьте добры, принесите мою накидку.
— В этом нет необходимости, мадам, — сказал Попиль. — Вы не поедете. Я опрошу вас здесь, в замке, завтра. Я не причиню вреда вашему племяннику, мадам.
— Все хорошо, миледи, — сказал Ганнибал.
Пальцы спрятанных в рукава рук леди Мурасаки чуть расслабились и уже не так сильно сжимали ее запястья.
В бальзамировочной было темно и тихо, слышно было лишь, как медленно падают в раковину капли воды из крана. Инспектор Попиль с Ганнибалом остановились в дверях, так и не стряхнув с плеч и башмаков дождевые капли.
Момун точно лежал здесь: Ганнибал чувствовал его запах. Мальчик ждал, чтобы Попиль зажег свет, и думал: «Интересно будет посмотреть, какую паузу этот полицейский сочтет достаточно драматичной…»
— Как ты считаешь, ты узнал бы Поля Момуна, если бы снова его увидел?
— Я постараюсь, господин инспектор.
Попиль зажег свет. Хозяин похоронного бюро уже снял с Момуна одежду и положил в бумажные мешки — как ему было указано. Он зашил ему низ живота грубым швом, подложив внутрь кусок резины от дождевика, и прикрыл обрубок шеи полотенцем.
— Помнишь татуировку на руке мясника?
Ганнибал обошел вокруг стола.
— Да. Только я не читал надпись.
Мальчик пристально смотрел на инспектора Попиля поверх трупа мясника. Он отметил, что в глазах полицейского зажегся огонек понимания.
— Что там написано? — спросил инспектор.
— «Вот моя, а где твоя?»
— Может, точнее было бы написать «Вот твое, а где моя?». «Вот твое первое убийство, а где же моя голова?» Как тебе кажется?
— Мне кажется, это как-то не достойно вас. Во всяком случае, я на это надеюсь. Неужели вы ожидаете, что его раны станут кровоточить в моем присутствии?
— Что такого сказал мясник этой даме, что заставило тебя потерять рассудок?
— Это не заставило меня потерять рассудок, господин инспектор. Грязный рот мясника оскорбил всех, кто это слышал, и меня в том числе. Он был предельно груб.
— Что он сказал, Ганнибал?
— Он спросил, правда ли, что у япошек писяк идет наперекосяк, господин инспектор. Он обратился к леди Мурасаки «Эй, япошка!».
— Наперекосяк. — Инспектор Попиль провел пальцем над швом на животе Поля Момуна, почти касаясь кожи. — Наперекосяк — вроде этого?
Инспектор вглядывался в лицо Ганнибала, словно ища в нем чего-то. Не нашел. Не нашел вообще ничего и задал еще один вопрос:
— Какое чувство ты испытываешь, видя его мертвым?
Ганнибал заглянул под полотенце, прикрывавшее шею.
— Чувство отдаленности, — ответил он.
* * *
Установленный в полицейском участке полиграф деревенские полисмены видели впервые в жизни; неудивительно, что он вызвал у них живейшее любопытство. Оператор, приехавший из Парижа вместе с инспектором Попилем, хлопотал вокруг аппарата, настраивая, прилаживая, подгоняя то одно, то другое, зачастую лишь для пущего театрального эффекта, а по мере того, как нагревались трубки, запах разогревшейся изоляции смешивался с заполнявшим помещение запахом пота и сигаретного дыма. Но вот инспектор, пристально следивший за тем, как Ганнибал наблюдает за полиграфом, приказал всем покинуть помещение: в комнате остались только трое — мальчик, сам инспектор и оператор. Оператор подсоединил датчики к Ганнибалу.
— Назовите ваше имя, — сказал он.
— Ганнибал Лектер. — Голос мальчика звучал скрипуче.
— Ваш возраст?
— Тринадцать лет.
Заполненные чернилами самописцы гладко скользили по бумаге.
— Как долго вы являетесь постоянным жителем Франции?
— Шесть месяцев.
— Вы были знакомы с мясником Полем Момуном?
— Мы не были представлены друг другу.
Самописцы не дрогнули.
— Но вы знали, кто он такой?
— Да.
— У вас произошла ссора, то есть драка, с Полем Момуном на рынке, в четверг?
— Да.
— Вы посещаете школу?
— Да.
— В вашей школе требуется ношение формы?
— Нет.
— Есть ли у вас какое-либо сознание вины по поводу смерти Поля Момуна?
— Сознание вины?
— Отвечайте только «да» или «нет».
— Нет.
Горные пики и долины на чернильных строках оставались неизменными. Ни подъема давления, ни учащения сердечного ритма, дыхание ровное и спокойное.
— Вы знаете, что мясник мертв?
— Да.
Оператор вроде бы подогнал что-то в аппарате, покрутив ручки полиграфа.
— Вы изучали математику?
— Да.
— Вы изучали географию?
— Да.
— Вы видели труп Поля Момуна?
— Да.
— Вы убили Поля Момуна?
— Нет.
Никаких признаков изменения зубцов на чернильных строчках. Оператор снял очки — знак инспектору Попилю, что испытание окончено.
На место Ганнибала сел всем известный взломщик из Орлеана, человек с богатым уголовным прошлым. Взломщик ждал, пока оператор полиграфа и инспектор Попиль совещались в коридоре за дверью.
Попиль развернул бумажную пленку.
— Пустое дело.
— Мальчик ни на что не реагирует, — сказал оператор. — Он либо сирота военного времени с притупленными восприятиями, либо у него чудовищное самообладание.
— Чудовищное, — согласился Попиль.
— Хотите сначала проверить взломщика?
— Он меня не интересует, но мне надо, чтобы вы его проверили. И может, я захочу дать ему пару-тройку оплеух на глазах у мальчишки. Вы меня понимаете?
* * *
Вниз по склону холма, по дороге, ведущей в деревню, с выключенным мотором и без света, спускался мопед. На седоке был черный комбинезон и широкополая черная шляпа. В полной тишине мопед обогнул угол дома в дальнем конце пустынной площади, скрылся на миг за почтовым фургоном, стоявшим перед зданием почты, и двинулся дальше — седок усердно работал педалями, так и не включив мотор, пока не добрался до того места, где ведущая прочь из деревни дорога взбиралась на холм.
Инспектор Попиль и Ганнибал сидели в кабинете комиссара полиции. Инспектор прочел ярлык на бутылке с водой, способствующей пищеварению, и подумал, не следует ли ему налить и себе стаканчик.
Затем он положил рулон бумажной пленки с данными полиграфа на стол и подтолкнул его пальцем. Пленка развернулась, демонстрируя длинную линию небольших зубцов. Эти зубцы казались инспектору предгорьями некоей вершины, скрытой облаками.
Ознакомительная версия.
