— Где она? — повышая голос, спросил Николай Егорович. В его глазах стал разгораться прежний сумасшедший блеск. — Я хочу знать, что ты с ней сделал, сопляк?
— Сходите в милицию, спросите у них, где Света? — устало, произнес Тихон.
— Я там был. Они не черта не знают! Они вообще не ищут ее! — рявкнул Николай Егорович и отвернулся.
— Так давайте же искать вместе! — воскликнул Тихон.
— Ишь, хитрюга, — Николай Егорович вновь повернулся и зашипел, буравя безумным взглядом. — Хочешь, чтобы я тебя выпустил? Не выйдет! Моя дочь жила тихой скромной жизнью, а когда появился ты — она исчезла. Что ты ей наговорил? Что ты с ней, сволочь, сделал? Пока ты мне все не расскажешь, я тебя отсюда не выпущу. Так и заруби себе на носу! Ты еще не понял, что я готов на крайние меры? Я ни перед чем не остановлюсь! Ну, так что, будешь говорить?
Тихон грустно молчал. Николай Егорович, сначала представший перед ним вменяемым мужчиной, вновь превратился в озлобленного, дышащего яростью зверя.
— Я… — у Тихона снова заныло в боку. Он всем телом ощутил полную беззащитность перед этим разъяренным человеком и лихорадочно думал, как потянуть время. — Я подумаю, — выпалил он, когда Николай Егорович со зловещим оскалом вплотную приблизился к нему. — Который сейчас час?
— Девять вечера, — машинально взглянув на часы, ответил отец Светы.
«Какой ужас, я здесь уже целый день!» — подумал Тихон и мгновенно почувствовал страшную жажду.
— Пить! Дайте воды, — с мольбой попросил он.
Николай Егорович расплылся в довольной улыбке.
— Вот! Ты уже сломался! — Николай Егорович радостно тыкал в Тихона пальцем. — Я тебе не дам воды. Воды ты не дождешься! Я тебя больше не буду бить. Я буду ждать, когда за глоток воды, ты мне маму родную продашь. Ну, так как, расскажешь, что сделал со Светой? Молчишь? Ну, ну! Я сейчас.
Николай Егорович скрылся наверх, потом вернулся, держа в руках бутылку минеральной воды «Боржоми».
— Ехал к тебе, дай, думаю, куплю. Парень, наверное, пить хочет. — Он сдернул пробку о деревянную ступеньку. Из бутылки раздалось радостное шипение. Николай Егорович поднес бутылку к губам и звучно глотнул. Кадык на горле дернулся вверх-вниз, отмеривая большой глоток пузырящейся минералки.
Заколов облизнулся, жадно наблюдая, как капелька влаги скользит по подбородку.
— Холодная, в буфете купил, — блаженно объяснил Николай Егорович, вытирая губы. — Хочешь? — И он подставил бутылку под нос Тихону.
Заколов кивнул, вытянул губы, уже ощущая радостную свежесть воды. Но горлышко бутылки отдалилось.
— Говори, сволочь, где моя дочь? — крикнул Николай Егорович. — Ну! Или сдохнешь здесь!
Тихон отстранился, стукнувшись затылком о трубу.
— У меня завтра экзамен, — желая вызвать сострадание у отца абитуриентки, пересохшим горлом просипел он.
— Что? — взвился Николай Егорович. — У моей Светочки тоже должен был быть экзамен! Но тот, кто глумился над ней, об этом совсем не думал! Он думал только о себе, а не о моей бедной девочке. Где она? Где она, я тебя спрашиваю?
Тихон закрыл глаза и напряг тело, ожидая побоев. Но ударов не последовало.
В мертвой тишине он услышал звонкое бульканье вытекающей воды. Глаза раскрылись и жадно смотрели, как в перевернутой бутылке, которую Николай Егорович держал прямо перед ним, рывками уменьшается водяной конус. Вот, с последним звучным хлюпаньем остатки воды вырвались наружу, увлекая за собой несколько крупных задержавшихся на горлышке капель. Тихону показалось, что извержение манящей пузырящейся водяной струи длилось очень долго.
Николай Егорович демонстративно стряхнул остатки влаги на пол и отбросил бутылку.
— Я подожду до утра. Тогда ты мне и ответишь за все, — бесстрастно сообщил он, поднялся по лестнице и долго заваливал чем-то люк сверху.
Видимо собирался вернуться не скоро.
Глава 12. Экзамен в погребе
Саше не терпелось побыстрее рассказать Тихону о том, что он узнал от армян. Получается, никакие они не гомики, а обычные бабники. И женское белье в их тумбочке теперь понятно откуда. Так что подозрения с них можно снимать.
Но Тихона в общежитии все еще не было. Время шло, наступила ночь, общежитие закрылось, а Заколов так и не появился.
Саша спрашивал ребят о друге: не видел ли его кто-нибудь сегодня? Заглянул к Наташе, чтобы узнать, куда уехали отец Светы и Тихон. Но она, как и остальные, ничего не знала.
Заколов закрыл глаза, мечтая о желанной воде. Не думать о воде не получалось. Чтобы перевести мысли в иное русло, он попытался описать формулами процесс вытекания воды из бутылки.
Что имеем? Жидкость несжимаемая, плотность и объем известны, масса, следовательно, тоже. Диаметр горлышка также считаем заданным. Дальше все просто, расписываем силу тяжести жидкости, еще пара формул, и вот тебе — время и скорость вытекания воды из бутылки. Если подставить данные… Так… Получается около девяти секунд.
Почему же ему показалось, что все тянулось так долго? Что это — особенности уставшей психики или погрешность расчета? Да, его формулы предполагают поток ламинарным, без трения и перемешивания. На самом деле поток турбулентный, он же видел маленький клокочущий водопад. Но это незначительно увеличивает время.
А как плавно и сладостно отрывались последние капли! Вот вода накапливается на изгибе стекла, и сила поверхностного натяжения становится меньше веса жидкости, скопившейся в капле. В этот момент происходит отрыв. Дальше капля правильным шариком летит вниз… Кстати, вот ее полет, классическими формулами описывается довольно точно. А турбулентность… Турбулентность будем изучать в институте.
Черт, ведь завтра экзамен!
Тихон открыл глаза. Николай Егорович, уходя, погасил свет, и в погребе стояла кромешная темнота. Тихон подождал, но глаза, как и раньше, не различали абсолютно ничего. Если завтра он не попадет на экзамен, то — конец всем планам и надеждам! А Николай Егорович обещал прийти только утром. Но уговаривать его — совершенно бессмысленно. Он полностью зациклился на идее виновности Тихона, и опровергнуть это, сидя связанным в подвале, невозможно.
Надо действовать. Надо вырваться отсюда!
На этот раз противной повязки во рту у Заколова не было, и он чувствовал себя гораздо лучше.
Тихон пошевелил пальцами рук, пытаясь освободиться от веревки. Но путы, впившиеся в распухшие запястья, никак не растягивались и не ослаблялись. Он дернул руками трубу — стоит мертво. Что это за труба, зачем она здесь? Тихон приподнялся, ощупывая ладонями холодную металлическую поверхность. Так и есть, в ней просверлены крупные дырки. Значит, это воздуховод для вентиляции погреба. Он должен торчать над крышей гаража. Вряд ли воздуховод закрепляют намертво.
Тихон провернулся вокруг трубы и уперся коленями в стену погреба. Он давил спиной на трубу, отталкиваясь ногами от стены. Труба стала поддаваться, причем сдвигалась ее нижняя часть. Видимо, труба нижним концом была просто вкопана в землю. Тихон долго расшатывал ее, дырка в полу вокруг трубы становилась больше.
Тихона осенило, — а если трубу приподнять и вытащить из лунки?
Он присел, прижал руками трубу к спине и попытался встать вместе с ней. Труба приподнялась, но до конца не вышла из земли.
Уставший от натуги Заколов рухнул на пол. Ему страшно хотелось пить. Во рту было абсолютно сухо, а обильный пот каплями стекал по лицу. Откуда только пот берется, если весь день организм не принимал влаги?
Тихон прижал трубу, и еще раз попробовал встать. Труба поддавалась. Он много раз приседал, пытаясь обхватить трубу пониже. Наконец, он с трудом привстал на изнеможенных ногах и почувствовал, что конец трубы вышел из лунки. Тихон резко сдвинул ее в сторону. Вверху что-то треснуло, труба отклонилась, и Заколов бухнул нижний торец трубы на пол.
Он плюхнулся на земляной пол, совершенно обессиливший. И еще долго приходил в себя, восстанавливая силы. Когда отдышался, стал отклонять трубу все дальше и дальше в бок, изгибаясь скрюченным телом. Наконец удалось сдернуть с трубы связанные руки.
Ура! Теперь он может передвигаться!
Тело освободилось, но руки оставались крепко связанными за спиной. Заколов нащупал ногой валявшуюся бутылку и резко пнул ее. Склянка чпокнула о стенку погреба, раздался звон падающих осколков. Поковыряв ногой, Тихон отделил самый крупный. Затем он сел на пол спиной к стене и подхватил острую стекляшку.
Затекшие кисти рук слушались плохо, и он из-за неудобства поранил пальцы. Но это была уже почти победа! Теперь предстояло с помощью кривого осколка перерезать проклятые путы.
Этот процесс занял очень много времени. Держать стекло надо было вывернутой ладонью вверх, постоянно делая мелкие вертикальные движения. Стекло соскальзывало, его острые края резали пальцы. Веревка, которая оказалась толстой капроновой стропой, поддавалась с большим трудом.
