— Откуда вы знаете?
Я встала.
— Проверьте факты, которые я сообщила. Если они достойны изучения, позвоните. Телефон есть в справочнике.
Я проследовала на выход, уверенная, что еще услышу Салли Шимаду.
В тот же вечер мы с Джесси решили поесть мексиканской толченой кукурузы с красным перцем и взяли Люка с собой на Плайя-Азул, а затем угостили ребенка мороженым в Пасео-Нуэво. Мальчик охотно делился школьными новостями. Я с болью думала о том, что скоро придется со всем этим попрощаться: с его рассказами о классе, с записками от учителя, которые он прятал на самом дне рюкзака, и с двадцатью другими шестилетками, имена которых я так и не успела выучить. Джесси слушал наши разговоры, но, казалось, его занимали другие мысли. Люк вприпрыжку шел впереди, роняя на асфальт разноцветные кляксы фруктового мороженого. Только оказавшись на Стейт-стрит, я решила спросить Джесси, что его беспокоит.
Джесси пожал плечами:
— Работа и кариес. И задолбала бездуховность нации.
— А пастор Пит?
— Тоже красавец. Мистер Добродетель-и-Чистота, защитник своего неподражаемого ансамбля. Такие гнали других в Бухенвальд.
— Извини, что тебе пришлось поехать со мной.
— Думаю, твоя виновность еще не доказана — так, эпизод. Но ты слишком торопишься убиться головой о стену.
Я хлопнула Джесси по руке, и он сказал:
— Могло случиться хуже, если бы пастор Пит решил меня исцелить.
Положив руку Джесси на плечо, я заставила его замолчать. Джесси не был злым, однако то, с чем он боролся при помощи медикаментов, время от времени прорывалось в поведении. Я подумала, что сюжет с пастором Питом мог оказаться каплей, переполнившей сосуд его терпения. По тротуару рядом с нами шли люди. Из окон ближайшего кафе падал золотой свет, слышались латиноамериканские ритмы, навязчивые и замысловатые. Взяв лицо Джесси в свои ладони, я поцеловала его губы.
— Уже лучше, — сказал Джесси. — Обо мне не беспокойся. Подумай о другой вине. Например, о своем вкладе в озоновую дыру.
Когда мы добрались до дома, Джесси помог Люку собрать рюкзак к школе. Он задавал мальчику наводящие вопросы:
— Так, это все? Домашняя работа?
— Ага.
— Ленч?
— Ага.
— Пирожное для собаки?
— В школе нет собаки.
— Ладно. Пирожное для учителя?
Люк смеялся и пихал Джесси в грудь. Вдруг глаза мальчика оживились.
— Погоди, я должен показать одно изобретение.
Люк скрылся в своей комнате, и тут я поняла, насколько устал Джесси. Он сказал как бы в шутку:
— Теперь понимаю, как чертовски хорошо устроился Брайан.
В этот момент зазвонил телефон. Салли Шимада.
— Соглашусь услышать остальную часть вашего рассказа.
Я воспрянула духом.
— Так вы знаете, что случилось с доктором Йоргенсеном?
— Нет, но я обнаружила, что этого никто не знает. Ждут результатов вскрытия. Коронер до сих пор не установил причину смерти.
— В вашей статье утверждалось, что Йоргенсен умер от обширных травм головы.
— Наверное, я использовала самые предварительные данные, — легко, словно играючи, призналась Салли. — По всей вероятности, у патологоанатома другое мнение. Он умер не от ран, а от чего-то еще. От чего-то загадочного.
Она будто пересказывала диснеевский мультфильм про девочку и ее щенка, вместе решавших загадку из «Ущелья привидений».
— Хотите услышать, что «Оставшиеся» сказали насчет ваших свидетельств?
— Яд аспидов на губах ее.
— Правильно! А я — пишущая сука, дающая ложь тем, кому не светит спасение. Думаю вынести это в заголовок.
Кажется, Салли начинала внушать симпатию. Вдруг она сказала:
— Кстати, одна маленькая птичка шепнула, что вы знакомы с Джесси Блэкберном. И наверняка сможете заставить его прокомментировать сегодняшнюю историю в суде.
— Какую историю?
Я не удосужилась прочитать газету, за исключением заметки про Йоргенсена. Открыв страницу с местными новостями, я нашла то, что искала, в самом верху. «Дело о хорьках: защита говорит о „тайных намерениях“».
— Салли, я перезвоню позже.
Положив трубку, я вопросительно посмотрела на Джесси. Сардоническая ухмылка и усталый взгляд.
«Поверенный, защищающий в суде интересы женщины, потерявшей руку из-за укусов, полученных от хорьков в магазине „Беовульф букс“, заявил вчера, что адвокат ответчика Джесси Блэкберн ведет „двойную игру“ в отношении его клиентки. Скип Хинкель утверждает, что Блэкберн вынудил Присциллу Гол к признательным показаниям, поскольку он имеет „тайные намерения“ и должен содействовать разведению хорьков».
— Что за черт? — вырвалось у меня. — Хинкель настаивает: «Не стану утверждать, будто есть хорьковое лобби и что оно платит адвокату ответчика, но вполне могу представить, что есть причина, по которой именно Блэкберн в отличие от других способен проявить такую жестокость в отношении женщины, лишившейся руки».
— Ну и шут!
Я отбросила газету в сторону, подумав: в сравнении со мной Хинкель куда более въедлив, раз нашел целых три варианта для продвижения интересов своей клиентки. Хищники, истерика, а теперь клевета.
— Судья Родригес на его стороне. Она должна прикрывать Хинкелю зад до самого вторника.
Джесси потер глаза.
— Точно. До вторника. Я подготовлю запрос на перенос слушаний.
Из своей комнаты прибежал Люк, притащивший высоченную конструкцию из деталей «Лего», скрепленных веревочками и липкой лентой.
— Смотри, как круто. Это трансформер.
Джесси протянул руки к конструкции.
— Замечательно. А что он делает?
— Может стать подводной лодкой или самолетом. Смотри, вот тут панель управления.
— Джесси…
Я тут же замолчала, поймав укоризненный взгляд Джесси. Он принялся совершенно серьезно обсуждать конструкцию с Люком, периодически задавая вопросы. Я вернулась к газетной статье. Вот что целый день грызло Джесси.
— Что это? — спросил он, обращаясь к Люку.
— Не знаю. Оно лежало на моей кровати.
— Это оставили твои друзья?
Из голоса Джесси пропали добродушные нотки.
Я обернулась. В руках у Люка была небольшая корона, венец размером с браслет, сплетенная из блестящей колючей проволоки. Внутри пробежал холодный металлический холодок. Подойдя, я взяла это из рук мальчика.
— Она острая, не поцарапайся, — сообщил Люк.
К венцу была прицеплена бумажка со словами: «Позволь ребенку прийти ко мне и не пытайся препятствовать ему, ибо он принадлежит царству небесному».
Мы с Джесси посмотрели друг на друга. Держа венец в руках, я направилась в комнату Люка. Вещи лежали в полном порядке. Нет, не просто на своих местах — скорее, в совершенном, маниакально выверенном, почти стерильном порядке. Дыхание сразу участилось: Люк не мог этого сделать. Здесь кто-то побывал. Тут я заметила медвежонка, любимую игрушку Люка с нашивкой, украшенной черепом и кинжалом. К груди мишки была приколота записка. Игрушку прокололи булавкой, как куклу для обряда вуду. Взяв записку, я прочитала текст:
Ибо все, взявшие меч, от меча погибнут.
И вышла из комнаты. Джесси сидел на прежнем месте, обсуждая изобретение Люка и изо всех сил стараясь не выдать беспокойства. Пройдя в свою спальню, я щелкнула выключателем и чуть не заорала от ужаса. На кровати лежало нечто, отдаленно напоминавшее гуманоида. Вцепившись в дверную коробку, я прикрыла глаза рукой. И лишь через несколько секунд услышала голос Джесси, называвшего меня по имени.
Обернувшись, я сказала Люку:
— Будем спать в твоей комнате.
Встав с дивана, Люк направился ко мне:
— Что случилось?
Схватив ребенка обеими руками, я развернула его в противоположную сторону, без церемоний пихая прочь от двери. На лице мальчика появилось беспокойство.
— Тетя Эви, что случилось?
— Так. Вы двое, марш в спальню. Сейчас же.
Джесси подчинился без разговоров.
— Пошли, маленький пижон. Смотри не забудь рюкзак.
Люку не понадобится домашняя работа: на другой день я не собиралась отправлять ребенка в школу. Как не собиралась приводить его обратно в свой дом или вообще оставаться с ним в Санта-Барбаре после восхода солнца. Нужно выбираться отсюда, пора уезжать в Чайна-Лейк. Я проводила Люка до дверей спальни.
В моей комнате, на кровати, поверх сшитого моими руками лоскутного одеяла, лежала полноразмерная надувная кукла из пластика. Совершенно голая, если не считать колдовского колпака и резиновой собачьей маски, натянутой вместо лица. В левой руке кукла сжимала листки, вырванные из моей книги. Их использовали как туалетную бумагу. Между ног куклы лежали вынутые из упаковок презервативы. И там же — размазанные и нестерпимо смердящие собачьи экскременты.
Между пластиковыми грудями анатомически совершенной формы я увидела намалеванное собачьим дерьмом слово: «Шпионка».
