— Я объявляю ей бойкот и к себе больше вообще не пущу!
— Нет, дочка, нельзя, — обернулась мать. — А то как же мы тогда будем узнавать все семейные сплетни?
— И правда.
Тейлор разносила самую бесполезную информацию со скоростью, которой мог бы позавидовать компьютерный вирус. Весь наш обширный семейный клан очень рассчитывал на нее во всем, что касалось сплетен.
Мать подошла ко мне сзади и обняла за плечи.
— Ну ладно, больше не буду совать свой нос в твою жизнь.
— Отлично!
— Нет, я имею в виду, не буду, когда умру. Тогда этим займется пенсионный фонд. Я так и указала в своем завещании.
Я рассмеялась и тут же пожалела об этом, потому что головная боль с новой силой растекалась по затылку. Мать выкладывала из холодильника еду. Массируя сзади шею и откинув голову, я сказала:
— Мамуль, вообще-то это я собралась сунуть нос в твою жизнь. За этим и приехала. Ты, конечно же, догадалась, что я отмахала по воздуху три сотни миль, потому что хочу получить откровенные ответы на кое-какие вопросы.
Она выложила на стойку помидорки-черри и кочан салата.
— Да, догадалась. Давай-ка приготовим ужин. У меня в баре есть отличное красное вино — «Долина Напа». Надо будет распечатать.
— Мама, пожалуйста, не уводи разговор в сторону!
Лицо ее посерьезнело.
— И не собираюсь. Давно уже пора поговорить откровенно.
— Правда? А как давно?
— Да лет двадцать.
* * *
Койот стоял у окна. Из гостиничного номера перед ним открывалась панорама города — небо красноватыми полосами, и на его фоне небоскребы, усыпанные оранжевыми веснушками электрических огней. Из-за городского чада такие вот величественные закаты случались теперь все реже. Город все больше и больше утопал в дыму и копоти. Достаточно было поднять лицо навстречу ветру, чтобы почувствовать на языке этот привкус.
Внизу на Голливудском бульваре шумел транспорт. Тротуары кишели людьми. Туристы, городские проныры, шлюхи — хищники и добыча. Все они хотели славы и готовы были улечься под кого угодно, запродав себя тем или иным способом. Они считали этот город жестоким. Грабежи и убийства на улицах — вот что в их понимании считалось жестокостью.
Койот задумчиво повертел в пальцах амулет.
Рентгеновские снимки черепа Лизэк он уже отсканировал и перевел в цифровой вид вместе со своими записями операции. Он документировал все. Поведение Лизэк послужило ему уроком. Боролась — пырнула его. Пусть и слабенько, но все-таки предприняла попытку к сопротивлению. А потом начала орать, извиваться, пыталась удрать. Типичная реакция — бегство. Но самый захватывающий момент был позже — секунд через десять после того, как он подергал ее этим крючком за губу. Вот когда она окончательно «отрубилась». Ее взгляд и этот переход к смирению рассказал ему обо всем. Она прямо онемела, ни на что не реагировала. Не орала, даже когда он поднес острый инструмент к ее глазу. Музыка и ее частое, прерывистое дыхание не заглушили этого хрустящего звука, когда инструмент вонзился в глаз. Кровь и студенистая жижа потекли по щеке, но Сиси Лизэк была уже безучастна ко всему.
Он ощущал, как постепенно где-то внутри просыпается жажда. Знакомый суховатый привкус на языке. Великая миссия снова взывала к нему.
Отвернувшись от окна, Койот достал из чемодана аптечку. Антисептической мазью обработал крохотную ранку, оставшуюся от кюретки Лизэк. Потом приступил к уколам — сначала энзимы, потом нандролон. Использованные шприцы он потом выкинет в мусорный контейнер. Он обстоятельно проверил наличие всех препаратов, которые держал про запас для работы с объектами. В основном это были транквилизаторы — пентотал, кетамин и несколько разновидностей бензодиазипинов. Он закрыл аптечку и пошел в ванную, где смыл косметический загар и вытащил зеленые контактные линзы. Он не мог позволить, чтобы мир узнал настоящий цвет его глаз — цвет глаз Койота. Сильно расширенные зрачки сбивали людей с толку и накрепко врезались в память.
Он вернулся к чемодану, где держал одежду, обувь, парики и косметику. В одной стороне все мужское, в другой — женское. Время от времени ему приходилось превращаться в женщину. Некоторые объекты охотнее отзывались, когда к ним обращалась «она», а не «он». Правда, в таких случаях требовались длинные рукава, скрывавшие мускулатуру. Он сжал кулак, любуясь обозначившимися венами. Без высокого ворота тоже, разумеется, не обойтись — ворот прикрывал шрам.
Актерские способности помогали ему скрыть отвращение. Он терпел это превращение в женщину, пока длилась миссия. Терпел до самого конца, когда наконец можно было надолго забыть ненавистный бабий образ.
Он теребил в руках черный парик, перебирал пальцами жесткие волосы длиною примерно до плеч. Надев эту гадость и вставив карие контактные линзы, он запросто сойдет за провинциалочку. Эдакую многодетную свиноматку.
Нахлобучив на голову парик, Койот посмотрелся в зеркало. Да, у этой дуры должна быть допотопная розовая помада. И бестолковая улыбка. Неловкие движения, а мысли сплошь о муженьке и своем выводке. Менструация, боязнь развода, школьные мероприятия, балет — вот чем забита ее голова. Одним словом, благопристойная мать семейства, общепринятый образец для подражания.
Теперь настал черед кейса. Раскрыв его, он внимательно оглядел оружие. Ножи, «Си-4», гранаты. Он взял в руки зазубренный нож. Двадцатипятидюймовое лезвие опасно сверкнуло. Растопырив пальцы, Койот воткнул острие в ладонь и провел им вдоль линии жизни. Из-под кожи выступила кровь. Он безучастно наблюдал. Ощущение боли было ему неведомо. Кривая улыбка тронула губы.
На ладони собралась уже целая лужица крови — блестела на свету и пульсировала в унисон с ритмами сердца. Она переливалась радужными цветами и дрожала на ладони, приплясывая маленьким пламенем. Он зачарованно смотрел на него, не чувствуя жара. И все же рана жгла. Этот кровавый огонь притягивал и манил, неслышно нашептывая ответ на его вопрос.
В коридоре со стуком ткнулся в стену пылесос. От неожиданности Койот даже дернулся. И растерянно заморгал, голова закружилась. Он посмотрел на руку. Кровь морщинками собралась на сгибах ладони. Нож валялся на полу.
У него снова случился приступ. Наваждение.
Раздосадованный, он подобрал нож, очистил лезвие и убрал его в кейс. Такое случалось уже трижды за последние шесть недель. А ведь надо как-то контролировать себя. Может, увеличить дозу? Он посмотрел на аптечку. Препарата осталось всего на три укола.
В голове стоял грохот. Он с усилием прогнал его, сел за стол, разложил перед собой школьный ежегодник, буклет «В стенах родной школы», свои записи и дневник и приступил к сверке информации. Совсем мало осталось там этих бестолковых никчемных людей, этих ничтожеств, не ведающих о силе, дремлющей внутри них. Не ведающих и неспособных почувствовать ее пробуждение вплоть до самого последнего момента, предшествующего смерти. Вот почему он выбрал именно их. Они были… его наваждением. Он листал школьный буклет, ища нужное имя. Потом по карте отыскал адрес, и ощущение начавшейся миссии вернулось. Ему предстояло разработать тщательный план, потому что концовку он уже видел — во сне. Да, у него было видение, и он твердо знал, что на сей раз это будет огонь.
Мать уселась рядом со мной за стол. Ее мудрые проницательные глаза, как всегда, весело лучились.
— Помнишь вашу поездку с классом в каньон Изменника? В тот день все и случилось, — сказала она.
— Взрыв.
Перед глазами у меня снова возникла та картина — яркая вспышка, содрогнувшийся воздух и бетонные строения, скрывшиеся за густой пеленой дыма. Мне вспомнился джип, мчащийся в гору, преследующий меня и моих товарищей.
— Родителям тогда ничего не сказали, но могу поклясться, что это была «Южная звезда».
— А что там случилось?
— Что случилось? Не знаю. Авария или, может, эксперимент не удался. — Она пожала плечами. — Знаю только, что вас очень ругали.
Я словно наяву слышала гудение вертолетных винтов, поднимающееся над каньоном. Воздушная волна вихрем вздымала песок. На земле сидела Валери с разбитым носом. Сидела молча, потрясенная случившимся, как и я. Потом к ней подбежала мисс Шепард.
А ко мне подошел военный.
От него пахло порохом и машинным маслом. Мрачное дуло его винтовки напугало меня до полусмерти. Он схватил меня за локоть и потащил к автобусу. Одноклассники смотрели с затаенным смущением и, по-видимому, страхом. «Давай, поехал!» — рявкнул он на водителя. Тот захлопнул двери автобуса, и мы двинулись в сторону шоссе. Все молчали, никто не проронил ни слова. Военный стоял на ступеньках у двери, подпрыгивая вместе с автобусом на ухабах.
Навстречу мимо нас пронеслись джипы и военный грузовик. Визжа тормозами, они остановились около вертолета. Задняя дверца грузовика распахнулась, и оттуда на землю попрыгали люди.
