Первую неделю мы просто не вылезали из постели. Взяв на своих работах больничные и отключив мобильные телефоны, мы закрылись в моей квартире и, отдаваясь порывам страсти, занимались сексом, делая перерывы на легкие перекусы. На полу валялись коробки из-под пиццы, да и несколько бутылок виски были пусты к тому времени, когда мы, лежа на диване и сонно глядя на экран телевизора, медленно изучали тела друг друга пальцами рук. Томными были те взгляды, которые мы бросали друг на друга. Голова кружилась так, что, казалось, внешний мир, спрятанный за шторами, уже давно унесся прочь, оставив нас двоих жить в нашем мире прекрасных иллюзий.
То было время, когда ничто, кроме нас самих, не имело значения. Оба мы неумолимо приближались к моментам переосмысления жизненных ценностей, и видимо оттого еще больше желали оставаться молодыми и свободными от предрассудков по-настоящему взрослой, весьма утомительной жизни. Потому, вероятно, и не спали по ночам, а наутро, зарядившись кофеином, бежали по делам, которые хотелось завершить поскорее, оставив все условности в стороне. Долгие переписки ни о чем, поцелуйчики и мимолетные признания. Последний ряд в кинотеатре, посиделки в кофейнях ближе к рассвету. Город просыпался тогда, когда мы еще заканчивали наслаждаться прошлым днем. Так мы старались удлинять дни и минуты, которые проводили вместе. Тем самым мы посягали на законы природы, и в чем-то, как нам казалось, достигали успехов.
Я вспоминал обо всем этом, лежа на больничной койке, глядя на белый потолок палаты, которая на короткий период времени стала моим пристанищем. Запекшаяся кровь стягивала мои иссохшие губы, а пальцы левой руки, казалось, совсем потеряли чувствительность. Я смотрел на них и думал о том, какими фантомными бывают людские чувства.
Мой лечащий врач сказал, что все дело в нервных окончаниях, которые были повреждены во время нападения на парковке. Он заверил меня, что чувствительность восстановится. Говорил, что все будет как прежде. Он улыбался, не зная, что мне самому не очень-то хотелось, чтобы все было как прежде.
В то время, как синяки на моем лице и моем теле болели, а внутренности будто бы срастались в одну бесформенную массу, я испытывал странные ощущения, вспоминая нападение. Мой член набухал каждый раз, когда я касался своего лица пальцами правой руки, реконструируя в мыслях момент соприкосновения вражеского кулака с моей скулой. Это ощущение я запускал по сотне раз подряд, как запускают на проигрывателе понравившуюся песню. Start. Stop. Replay.
Оказавшись в больнице, я столкнулся с мыслью о том, что времени у меня слишком много. Первый день, когда я еще находился под воздействием мощных обезболивающих, протекал так медленно, что казалось, будто меня отправили в состояние комы. Так привыкли глаз мой и разум мой к резким переменам вокруг, к постоянному движению, что неподвижное окно и пустота больничной палаты заставляли меня медленно сходить с ума. Я думал о Лиле, о нападении. Эрекция приглушала чувство одиночества. Реальный мир был рядом со мной. Я буквально мог коснуться его пальцами.
Лиля узнала о нападении не сразу. Ворвавшись в палату, она подлетела ко мне и обняла, не подумав о том, что ребра мои буквально перемолоты. Я заскулил как дворовый пес, но все же улыбнулся ей.
— Ты жив… — сказала она тихим, интимным голосом. — Самое главное, что ты жив…
Она вырвалась из темной клетки моих снов. Она снова была в настоящем, рядом со мной. Ее волосы, лежащие на моем лице. Ее рука, сжимающая мою руку. Ее губы, которые я так хотел целовать. Start. Stop. Replay.
— Там снова была фотография, — сказал я ей. — Эти люди… они хотят загнать меня в угол. Лиля, мы… я…
— Какая фотография? — с недоумением спросила она.
— Старая фотография… дверь… Она должна была остаться на месте нападения, около моей машины.
— Там ничего не было, — покачала головой Лиля. — По крайней мере, мне ничего не передавали.
— Значит, они забрали ее. Не хотели оставлять улики. К ним будет тяжело подобраться…
Лиля провела рукой по моему лбу. Я видел, как на ее раскрасневшиеся глаза наворачивались слезы.
— Отдохни. Тебе нужно поспать. Я буду рядом.
Но когда я проснулся, ее уже не было рядом. Остался только свет лампы, глухой и одинокий. Я был в палате один.
Высокий мужчина в клетчатом пиджаке и очках, мой доктор, пришел проведать меня на следующий день. Видом своим он не выказывал всю озабоченность ситуацией, но я чувствовал ее через неугасаемую череду вопросов, которые он мне задавал.
Сидя на стуле около моей койки, он внимательно разглядывал мое лицо и руки. Пару раз он многозначительно причмокнул.
— Это серьезно. Знаете, я, конечно, не имею права советовать вам такое, но все же посоветую. Вам необходимо лечь в клинику, и как можно скорее. Болезнь прогрессирует, и это заметно. Нужно полечиться. Хотя бы какое-то время, — он сделал паузу. — Те анализы, которые показал мне ваш лечащий врач, они меня поразили, признаюсь. Это уже не шутки. Все очень серьезно.
— Я чувствую себя отлично, доктор, — ответил я с улыбкой. — Мир вокруг меня принимает новые формы. Я еще никогда не чувствовал его настолько реальным. Мне комфортно жить так.
— Никому не комфортно жить так. Это иллюзии, которые живут в вашей голове. И чем глубже вы уходите в эти иллюзии, тем тяжелее будет найти путь обратно. И еще. Я вынужден снизить вам дозу препарата.
— Что? — возмутился я. — Как снизить? Таблетки помогают мне! Разве вы не видите, что мне лучше?! Почему вы решили, что можете понять, что чувствую я?!
Я вспыхнул почти что мгновенно. Как огонь спички, которому суждено было столь же быстро потухнуть.
— Вы просто рехнулись! У меня недавно случилась паническая атака. Наоборот, мне нужно увеличить дозировку!
— Это максимальная суточная дозировка. И, судя по всему, даже ее вы систематически превышаете. Большее количество просто убьет вам. Я не шучу.
Я отвернулся к окну. Злость внутри меня закипала. Доктор, будто бы почувствовав это, встал со стула и направился к выходу из палаты. Уже в дверях, чуть обернувшись ко мне, он сказал:
— Возвращайтесь к нам. Это всего лишь иллюзии.
После того разговора я тщетно пытался уснуть, но мои мысли не давали мне покоя. Я злился на доктора и на себя, на все, что происходит.
Мне хотелось наблюдать за тем, как Артем вкалывает в свою набухшую вену иглу. Я хотел ощущать, как яд распространяется по его телу, медленно убивая его. Закатывающиеся глаза, и слюна на уголках рта. Меня возбуждала эта картинка.
Мне хотелось, чтобы Дина опустилась ниже, приспустила мои спортивные штаны и обхватила своими нежными губками мой член. Я хотел, чтобы она взяла его весь в свой рот, чтобы спазмы заставили ее задыхаться, а слюна из ее рта капала на мой пах.
Дина пришла под конец дня. Мы встретились в коридоре, когда я, тяжело передвигая ногами, шел в туалет, дабы излить из себя то, что накопилось во мне за день. Солнце падало за линию горизонта, оставляя людям блики уходящего дня.
— Я уж подумала, меня не пропустят, — сказала она и пристально посмотрела на мое лицо. — О, Господи! Да ты похож на искусанного пчелами шарпея.
— И я тоже рад тебя видеть.
Она легонько поцеловала меня в губы. Я огляделся по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, взял ее за руку.
— Вчера ко мне приходила жена. Мало ли, что подумают…
— Ну и пусть думают. Это не их дело. Это только наше с тобой личное дело, и ничье более.
— Иди в палату. Я скоро вернусь…
Вернувшись через пару минут в палату, я застал Дину абсолютно голой, стоящей в свете уходящего дня и ожидающей чего-то, что я мог ей дать. Признаться, мне тяжело было даже поворачиваться с бока на бок, но мысль о сексе заставляла меня преодолевать боль, стиснув зубы.
И я взял ее.
Ее взгляд был устремлен на улицу. Опираясь руками о подоконник, она принимала меня, томно вздыхая и оставляя на стекле влажные следы. Я не видел ее лица. Странно, но тогда я представлял на ее месте Лилю. Это было несложно, так как я буквально забыл, какая Лиля под ночным бельем. Ее изгибы размывались в перипетиях дней, которые мы теряли; в моментах и отрезках времени, на протяжении которых мы не обращали друг на друга внимания. Наши тела и души воровал город, и все, что с нами было связано, становилось частью чужого мира. Линии на наших ладонях напоминали карту дорог и сложных развязок. В этих мыслях я закончил, после чего лег на постель и уснул крепким сном.
* * *
Ко мне в руки попала книга молодого британского писателя Тома Маккарти под названием «Когда я был настоящим». Ее я позаимствовал у дежурного врача — полноватого мужчины с добрыми глазами и чересчур пушистыми бровями. Махнув рукой, он сказал, что книга ему не нужна, мол, не пошла с самых первых страниц. Он добавил, что история, расписанная на страницах этой книги, явно на любителя, да и сам он больше предпочитает фантастику в стиле Айзека Азимова.
