Открытая лоджия на верхнем этаже высотного здания. Прошло время, и мы стояли там, где раньше проводили ночи напролет, напиваясь и целуясь, занимаясь сексом, лаская друг друга нежными словами. Теперь же у каждого из нас в запасе была лишь пара слов, которыми можно было закончить все, или же начать все сначала.
Мне казалось, что время пускается вспять. Соединяются кусочки разбитого стекла, и краски снова стекаются в разноцветные емкости. Нить жемчужного ожерелья снова крепнет, и прекрасное украшение, подаренное мною когда-то, снова на ее шее. Мне хотелось так думать. Но взгляд Лили был направлен не на меня.
Я все еще ощущал боль побоев, но с каждым новым днем она становилась слабее. Побитый зверь внутри меня снова чувствовал свою силу и готов был вгрызаться в плоть тех, кого я хотел бы любить. Я молил его о пощаде, но он не унимался. И какого же это: удерживать руками, испещренными ранами, пасть хищного зверя?
— Ты спала так долго, — сказал я.
Лиля посмотрела на меня, но ничего не ответила. Она сложила руки на груди и снова отвернулась. Я почувствовал легкое покалывание кончиками пальцев левой руки. Чувствительность восстанавливалась, как и обещал мне мой лечащий врач.
— Поверь мне, я не спала очень долгое время, — Лиля прошлась чуть вперед. Она достала из пачки, что лежала на столике, сигарету и закурила. — Неужели ты винишь меня во всем, что случилось? Но почему?
Я хотел задать ей так много вопросов. Почему я не мог спасти ее в своих снах? Почему видел ночами лишь спящей, и все ее внимание доставалось лишь Максу? Скверному, молчаливому, но слишком обаятельному Максу, этому черному пятну краски. Что случилось? Почему я забыл об этом? Почему я боялся спросить об этом?
Город звал меня сотнями сигналов, как звуковых, так и визуальных. Он чувствовал меня так же, как и я чувствовал его. Не сказав ничего Лиле, я направился к двери, а уже через несколько секунд лифт нес меня вниз, к подземной парковке, где был припаркован мой седан небесного цвета. Я дал вопросам отсрочку. Быть может, я дал отсрочку только самому себе.
Лиля продолжала стоять у края лоджии. Она смотрела вниз, туда, куда нечаянно упали ее счастье и надежда на прекрасную жизнь. Ужасная случайность, разрушившая так много всего прекрасного. Будто стены старинных соборов покрылись трещинами и осыпались в один миг, похоронив под завалами ни в чем не повинных туристов. Будто стекла небоскребов, падая, изрезали лица сотням мужчин и женщин, заполонивших улицы делового центра города.
Лиля стояла у края, но могла ли она сделать еще один шаг? Перелезть через перила, раскинуть руки в стороны и прыгнуть вниз. Могла ли она? У нее были причины сделать это, но, в то же время, были причины отступить назад.
Возможно, она видела меня. Там, внизу, среди людей. Сидящего в своем седане — последнем пристанище заблудшей души — и смотрящего по сторонам. Она видела меня внизу, там, где когда-то лежало родное ей тело, но не ее тело, нет. Это тело принадлежало тому, кто был для нее необычайно дорог.
Кровь рисовала линиями на асфальте символику смерти, зашедшей как-то однажды к нам на обед. А я тщетно пытался вспомнить тот день, когда потерял самого себя…
* * *
Иван Капустин погиб на моих глазах. Акула впилась в его тело острыми зубами. Я видел отблески его смерти десяток раз, да вот только в настоящем своем обличии она предстала передо мной лишь однажды.
Это случилось одним весенним днем, ничем не примечательным на первый взгляд. Все те же лужи на асфальте, все та же тяжесть налитого свинцом неба, готового в любой момент осыпаться на землю миллионом крупных капель. Пересечения проводов над головой, как помехи на экране телевизора. Переполненные тренажерные залы, бурлящие жизнью торговые центры.
Прошло две недели с тех пор, как я вернулся из больницы. За это время я видел Ивана Капустина всего один раз: во время его визита в кредитный отдел, где он, взмокший от офисной духоты, подписывал страницы кредитного договора. Его левое веко чуть дергалось, только это не особо бросалось в глаза. Подумаешь, еще одна жертва нервного перенапряжения. Но я сразу почуял неладное.
— Добрый день, — обратился я к нему и протянул руку. — Не ожидал вас тут увидеть. Вы и не говорили…
— Да, добрый день, — резко ответил мне Иван Капустин. — Я подумал, что нет ничего плохого в том, чтобы взять немного смерти в кредит, — он усмехнулся. — В конце концов, мы живем в мире возможностей.
— Это точно подмечено, — отозвался я и переглянулся с кредитным специалистом — кареглазой азиаткой с приветливой улыбкой и стильной прической. — Когда ожидать вас на этой неделе?
— Думаю, завтра, — Иван Капустин отложил ручку в сторону и придвинул подписанные бумаги кредитному специалисту. — Ну а теперь мне пора идти.
Я не стал ничего у него спрашивать. Это было бы не совсем этично, да и спешил он так, будто собирался попасть на последний поезд, способный увезти его подальше от проблем.
На следующий день он так и не появился. Все мои попытки дозвониться до него оказались пустой тратой времени. Что ж, я не стал сильно переживать по этому поводу и занялся другими вопросами.
По-настоящему я встревожился лишь тогда, когда через несколько дней получил от Ивана Капустина сообщение. В нем был указан адрес места, в котором я однажды бывал, и предложение встретиться. Не раздумывая, я позвонил Геральдине и предупредил о том, что мне нужно срочно отлучиться на встречу с клиентом. Она не стала противиться. Я поспешил на место встречи.
Океанариум. Радость для детей и их родителей. Огромные стекла, за которыми простирается целый мир разноцветных рыбин и рыбешек, пучеглазых тварей и милых существ, кровожадных хищников и миролюбивых созданий. Чуть приглушенный свет. Запах морской воды. Заметки на досках, прикрепленных вдоль дорожек, рассказывающие посетителям об особенностях того или иного вида рыб. Нередко около таких досок скапливались небольшие кучки любопытных посетителей. Я не искал среди них Ивана Капустина. Я не мог представить его в гуще людей. Мне казалось, что он должен быть отделен ото всех, буквально чувствовал это своим нутром. Я искал его.
Прорываясь к океанариуму через городские пробки, я прокручивал в голове все предположения по поводу того, что действительно происходит с Иваном Капустиным. Ни одно из них не выдержало критики моего внутреннего голоса. Он все отторгал, как ворчливая бабка, недовольная новыми веяниями культуры.
Оказавшись на месте, я и вовсе сдался. Миролюбивость, коей была пропитана атмосфера океанариума, детские улыбки и красота приглушенного света просто выбили из меня всякую возможность думать критически. Тем не менее, я был настороже.
Меня привлек ребенок, громко рассказывающий что-то своей матери. Голос его был писклявым, оттого столь заметным в общем фоне голосов. Сквозь внезапно хлынувшую толпу туристов я направился к ребенку и попытался разобрать, о чем он говорит, стоя прямо за спиной его матери. Маленький палец, тычущий в воздух, указал мне определенное направление. Он заставил меня перевести взгляд на огромный аквариум, в который, неожиданно для всех, спустился человек в деловом костюме.
Иван Капустин улыбался. На нем не было никакого снаряжения. Просто костюм, тот самый, в котором я видел его в прошлый раз. Мои глаза округлились от удивления. Что задумал он? Неужели ему так же не хватало реальности, как и мне?
Я перевел взгляд вправо, туда, куда направили свои взоры другие посетители. Огромная белая акула, достояние океанариума, спокойно проплывала вблизи дна. Она, казалось, и не замечала незадачливого посетителя, решившего нарушить ее покой. Ее огромный хвост извивался из стороны в сторону, задавая направление движения.
Подскочив к стеклу, удерживающему тонны морской воды, я несколько раз ударил по его поверхности, пытаясь привлечь внимание Ивана Капустина. Я прекрасно понимал, что ничем хорошим эта его затея не сулит, а вот большая часть посетителей принялась снимать заплыв Ивана Капустина на камеры смартфонов. Напряжение нарастало с каждой секундой.
Он посмотрел на меня и кивнул, мол, все нормально. Меня передернуло в тот момент, когда я увидел в его руке нож. Небольшое лезвие, способное оставить порез на теле.
— Твою мать! — выругался я. — Где охрана?! Позовите охрану! Он хочет убить себя!
На меня вяло отреагировала лишь пара человек. Остальные продолжали наблюдать за тем, как Иван Капустин наносит себе порезы. Кровь, подобно дыму сигареты, распространялась по воде. Она привлекла акулу.
Около меня пронесся охранник. Он скрылся за служебными дверями. Гул среди толпы посетителей нарастал. Кажется, именно в тот момент люди начали понимать, что видят не очередное представление, а самое настоящее самоубийство.
Разрезая толщу воды своим острым носом, акула неслась по направлению к Ивану Капустину. Мышцы его лица, искаженного нездоровой улыбкой, чуть дернулись при виде грозного хищника. Я заорал как бешеный и стукнул кулаком по стеклу.
