— Мы знакомы? — спросил я его, но он не ответил. Даже не обернулся.
Променяв водительское место в седане небесного цвета на просторное заднее сидение такси, я, казалось, дал себе возможность углубиться в собственные воспоминания. Стена, отделяющая меня от правды, которую я забыл когда-то, не могла быть разбита одним единственным ударом. Слишком уж крепкими оказались связи. Я должен был разобрать ее на кусочки, кирпичик за кирпичиком.
— Мы знакомы?
Затылок водителя то и дело отвлекал меня. В нем не было ничего необычного, никаких странных форм, травм или шрамов. Обыкновенный затылок.
— Мы знакомы?
Я задавал этот вопрос снова и снова, и каждый раз наваждение проникало в меня чуточку глубже. Как любовник, шепчущий на ухо своей пассии ласковые слова. Я не желал отдаваться этому чувство, но оно было сильнее меня.
Водитель обернулся, и я замер. Мои пальцы вдавились в кожу сидения, а дыхание и вовсе прервалось, будто я погрузился в воду. По телу пронесся импульс, который, казалось, был способен вывернуть меня наизнанку.
— Почему вы так похожи на меня?!
Не то, чтобы он был просто похож на меня. Он был точной копией меня, коими уже были и Артем, и Дина, и Макс. Был ли это тот самый бегун, за которым я не мог угнаться на скользких улицах города? Или водитель точной копии моего седана небесного цвета, который также сумел скрыться от меня в суматохе дней? Или кто-то другой, незнакомый мне?
— Потому что я украл твою личность, — улыбнувшись, ответил мне мой двойник.
— Но кто дал вам право так поступать с моей личностью?! — со злобой в голосе спросил я, а ладони мои взмокли пуще прежнего. — И кто вы?
— Мы знакомы. Ты еще не знаешь об этом, но настанет момент, когда ты поймешь, кто я. Тогда же ты поймешь, кем ты на самом деле не являешься…
— Что?! Да кто же ты?! — почти заорал я и стукнул ногой по водительскому сидению.
Он не отвечал мне. Я кричал на него, готовый вот-вот наброситься и снести к чертовой матери его голову. Меня раздражал его затылок, его манера говорить и его внешность, идентичная моей. В один момент я ощутил себя обобранным до нитки, скинутым на обочину жизни. Меня угнетало это чувство.
— Зачем тебе моя личность?!
— Да затем, что каждый из нас хочет быть тобой. Совсем скоро тебе предстоит понять, что ты лишь песчинка на морском пляже. Ничто.
Я не понимал, о чем он говорит, и меня это безумно злило. Я несколько раз ударил кулаком по сидению, громко заорал, так, что вены на моей шее вздулись.
— Никто, слышишь… никто не имеет права забирать мою личность и угрожать мне! Я — это я, чего бы ты там в своей тупой голове не придумал!
— Время покажет.
Страх мгновенно сковал меня. Его спокойствие заставило меня волноваться. Таким спокойным может быть лишь человек, который уверен в своей правоте, — подумал я тогда. Ярость превратилась в оцепенение.
А водитель все так же крутил баранку, и ночь окружала нас. Ей были пропитаны фонарные столбы и окна домов, витрины закрытых ресторанов и танцевальные залы клубов. Мне казалось, будто я вижу сон наяву.
— Не надо… не надо угрожать мне, — дрожа голосом, сказал я.
— Я не угрожаю. Я говорю, как есть..
— Но что тебе нужно взамен? Что? Ответь мне! Ведь все на этом свете имеет цену! Сколько? Скажи!
— О, — протянул водитель. — Нет. Кроме твоей личности мне больше ничего и не нужно. Все остальное — это лишь иллюзии. То, что ты продаешь своим клиентам втридорога. Но меня ты не обманешь, нет.
Свет луны был обманчив. Обманчивыми были мои мысли. Мой двойник заставил меня сомневаться в том, в чем я был уверен многие годы.
— Прибыли, — сказал водитель, когда такси остановилось около входных дверей дома, в котором я жил. — Денег не возьму. Твоей личности мне будет достаточно. Удачи!
Глядя вслед уезжающему такси, я начинал ясно понимать, что сидел не в какой-то случайной машине, а в своей собственной. Седан небесного цвета растворился на стыке света фонарных столбов и тьмы, выбиравшейся из маленького проулка, в котором кому-то отсасывала грязная проститутка. Быть может, и у нее было мое лицо. Я не мог знать наверняка.
* * *
Это случилось очень быстро. Фигура, столь знакомая мне, поднялась надо мной и исчезла спустя секунду. Остался лишь вой ветра.
Я еще долго смотрел на то место, где видел своего собеседника в последний раз. Меня не мог отвлечь даже женский крик, доносившийся с улицы. И отблески сирен в окнах соседних высоток казались лишь дополнением к блеску реклам и неоновых вывесок. Ночь окутала меня, внутреннее тепло разбежалось по телу. Оно достигло кончиков пальцев. Вены набухли, сердце стало биться чаще.
Я знал, что Макс сделает это. Долгими ночами, сидя рядом с пропастью и выпивая по несколько бутылок вина, я ждал, когда его, наконец, охватит чувство тревоги, столь знакомое мне самому. Иронично. Мне же оставалось играть роль уверенного в себе человека, хоть я и сам был насквозь пропитан сомнениями. Я чувствовал себя бедолагой, которого сильный ливень застал посреди поля.
Смерть Макса принесла мне некоторое облегчение. Да, я не переживал, а наслаждался состоянием причастности, таким хрупким и скользящим. Я дотронулся до его смерти лишь краем пальца, по касательной траектории. Это было слишком незаметно для остальных, скрыто, интимно.
Лиля спала в постели, как и прежде. Я вошел в комнату и, не раздумывая, коснулся губами ее плеча. Она стала ворочаться. Сквозь маску сна на ее лице проступила улыбка.
Несколько дней подряд мои страхи безжалостно терзали меня. После поездки по ночному городу в компании самого себя, а если быть точнее, самозванца, который беспардонно украл мою личность, я стал опасаться всех, кто меня окружал. Толпа незнакомых людей казалась западней, а во взглядах своих собеседников я видел лишь коварство. Я оглядывался назад, но, к слову, видел лишь пустые коридоры и безликие улицы. Никто не преследовал меня, но дух подозрительности шептал мне на ухо, снова и снова. Я боялся потерять самого себя.
Всего за пару дней до инцидента я долго и внимательно смотрел на Макса. Он, как и прежде, сидел на кухне и пил кофе; я же стоял в дверях, вдыхая и выдыхая воздух как можно тише. Я разглядывал каждую морщинку, каждый изгиб его лица, подмечая при этом все новые и новые признаки нашего с ним сходства. Пальцы моих рук немели от странного возбуждения. Именно в тот момент я понял, что действительно хочу его смерти.
Макс и подумать не мог, что я нахожусь где-то поблизости. Я был подобен привидению, поселившемуся в стенах своего собственного дома, пристанища когда-то живого тела. Я терял оболочку, уходил из пределов материального состояния. Закидывая в рот таблетки, я надеялся, что снова почувствую твердую почву под ногами. Но тому не суждено было случиться. Ветер нес меня вперед, туда, где смерть имела совершенно иные формы.
Я все чаще и чаще стал вспоминать Ивана Капустина и его игры со смертью. Он научил меня быть практиком своей жизни, видеть ту линию, которая пересекает жизнь каждого из нас. Иван Капустин сделал свой выбор. Он выбрал смерть. Я же захотел пойти намного дальше. Я захотел стать реальным, и для этого я был готов избавиться от каждого, кто мог встать на моем пути. Первым из них был Макс.
Следующим стал Артем. И если к Максу я испытывал почти невесомое, но все же имевшее место быть чувство зависти, граничащее с желанием быть раздавленным неопровержимыми фактами своего отсутствия в этом мире, то к Артему — топорную ненависть. Я не мог позволить, чтобы кто-то подобный ему завладел моей личностью.
Как и прежде, после ужина в забегаловке мы направились к нему домой. Знакомые пейзажи, горящие ночными огнями на руинах разбитых надежд, напоминали мне о том, зачем я иду к Артему домой, и о той ненависти, что жила внутри меня.
Я смотрел на его сальные волосы, на его жирный, грязный лоб и уши. Сухие, потрескавшиеся губы его пробуждали во мне жажду. Краснота глаз вызывала отвращение. Я не хотел узнавать в нем самого себя. Я хотел порезать его лицо в клочья обыкновенным канцелярским ножом, сделать это неаккуратно. Я хотел срезать с него все то, что делало нас похожими.
— Тебе сделать? — предложил он мне, указывая на пока еще пустой шприц.
Я недолго подумал. Кивнул.
— Давай.
Я наблюдал за тем, как Артем подготавливал все необходимое. Как и всегда, он был предельно аккуратен. Его руки, пораженные вечным тремором, в тот момент напоминали мне руки пианиста. Пальцы работали аккуратно и уверенно. Не дрожала ложка, в которой готовился раствор. Пламя зажигалки, как символ умиротворения, обволакивало ее. Так мужчина обволакивает женщину жаром своей любви в минуты страсти и единения.
Артем аккуратно набрал полученный раствор в шприц, после чего положил его рядом со мной, на небольшой журнальный столик, повидавший уже немало приходов. Кивнув мне, он снова взял в руки ложку для того, чтобы приготовить раствор. Белый порошок чуть осыпался на столик. Приготовив вторую дозу и положив ее рядом с собой, Артем перетянул руку выше локтя медицинским жгутом и несколько раз сжал кулак. Вены проступили на бледной коже. Они напомнили мне о жаждущих крови хищниках где-то в саваннах Центральной Африки.
