В следующее мгновение перед Куинном уже сидел не мечтатель, а реалист. Учитель быстро менял выражения лица.
— Вы хотели рассказать Сестре Благодать о человеке по фамилии О'Горман?
— Хотел и расскажу.
— Это невозможно. Она находится в Уединении, вновь принимая обет отказа — очень легкое наказание по сравнению с совершенными ею тяжкими грехами: получение денег, сокрытие их от общины, попытка установить контакт с миром, который она поклялась забыть. Сестра Благодать грубо нарушила наши законы. Мы могли с полным правом изгнать ее, но меня посетило видение, в котором Господь велел пощадить ее.
«Видение, — подумал Куинн, — а также здравый смысл. Сестра Благодать здесь слишком нужна. Кто еще будет вас лечить, пока вы дожидаетесь смерти?»
— Расскажите об О'Гормане мне, и я ей все передам.
— Сожалею, но я связан обязательством отчитаться лично перед Сестрой Благодать. Не будет Сестры — не будет отчета.
— Что ж, не будет отчета — не будет денег. Я требую, чтобы вы немедленно возвратили мне остаток той суммы, которую дала вам Сестра Благодать.
— Беда заключается в том, — сказал Куинн, — что никакого остатка нет. Я истратил все.
Учитель резким движением отстранил ткацкий станок.
— Истратить за два дня сто двадцать долларов? Ложь!
— Если бы вы знали, как выросли цены в той части Соединенных Штатов, где живу я!
— Вы их проиграли?! Проиграли, пропили, прокутили!..
— Да, последние два дня были очень насыщенными. А теперь я хотел бы отчитаться о работе и уехать. Мне не нравится здешний климат, чересчур жарко.
Лицо и шея Учителя побагровели, но голос звучал по-прежнему ровно:
— Мне не привыкать к оскорблениям безбожников и невежд, и мой долг — предупредить, что Господь поразит вас одним ударом огненного меча.
— Считайте, что он уже это сделал, — сказал Куинн беспечным тоном, который вовсе не соответствовал его настроению. Стены Башни давили на него, в ней пахло смертью, как в Чикото — нефтью.
«Если забрать в голову, что смерть — благо, то следующий шаг — решить, что ты окажешь ближнему большую услугу, если поможешь ему умереть. До сих пор старикан был безобиден, но кто знает, что подскажет ему очередное видение?»
— Хватит играть в игры, — сказал Куинн. — Я приехал, чтобы увидеть Сестру Благодать. Помимо того, что я выполнял ее поручение, она мне нравится, и я хочу убедиться, что с ней все в порядке. Мне известно, что у вас были неприятности с законом — я имею в виду Соединенные Штаты, и, по-моему, вы напрашиваетесь на новые.
— Это угроза?
— Совершенно верно, Учитель. Я не уеду до тех пор, пока не удостоверюсь, что Сестра Благодать жива и здорова.
— Что значит «жива и здорова»? За кого вы нас принимаете? Мы не варвары и не маньяки!
— Правда?
Учитель отшвырнул станок, который ударился о стену, и неуклюже поднялся на ноги.
— Уходите! Уходите немедленно или пеняйте на себя! Вон отсюда!
Неожиданно дверь отворилась, и в комнату, укоризненно качая головой, вошла Мать Пуреса.
— Гарри, ты ведешь себя невежливо, тем более что я послала ему официальное приглашение через Каприота.
— О Господи, — сказал Учитель и закрыл лицо руками.
— Не сердись, что я подслушивала. Я тебе говорила, как мне одиноко и грустно.
— Ты не одинока.
— Тогда где все? Где мама, где Долорес, которая приносила мне завтрак? Где Педро, который чистил мои сапоги для верховой езды? Где Каприот? Где все? Куда они ушли? Почему не взяли меня с собой? Почему они не подождали меня, Гарри?
— Тише, успокойся, Пуреса, потерпи немного. — Подойдя к маленькой старушке, Учитель обнял ее и погладил по редким волосам, по согнутой спине. — Не бойся, скоро ты их всех увидишь.
— И Долорес будет приносить мне завтрак?
— Да.
— А Педро — можно мне побить его хлыстом, если он не будет слушаться?
— Да, — устало ответил Учитель. — Делай, что хочешь.
— Я и тебя могу побить, Гарри.
— Как знаешь.
— Не сильно, стукну легонько по голове, чтобы ты знал, что я жива… Но я тогда уже не буду жива, Гарри. Как же так? Постой… Как я тебя стукну легонько по голове, чтобы ты знал, что я жива, если я не буду жива?
— Не знаю. Пожалуйста, перестань. Иди к себе и успокойся.
— Ты больше не помогаешь мне думать, — с обидой сказала Мать Пуреса. — Раньше ты мне всегда помогал, все объяснял. А теперь я только и слышу: иди к себе в комнату, успокойся, смотри и жди. Зачем мы сюда приехали, Гарри? Я помню — была важная причина.
— Мы здесь, чтобы спастись.
— И это все?.. Кто этот молодой человек, Гарри? Я его не знаю. Скажи Каприоту, чтобы он его вывел отсюда. Пусть попросит, чтобы я его приняла. И поторопись! Мои приказы должны выполняться немедленно! Я — дона Изабелла Костансиа Керида Фелисия де ла Герра!
— Нет, ты Мать Пуреса, — мягко сказал Учитель. — И тебе нужно отдохнуть.
— Но почему?
— Потому что ты устала.
— Я не устала. Мне одиноко. Это ты устал, Гарри, я вижу.
— Может быть.
— Очень устал. Бедный Гарри. Muy amado mio.[9]
— Я тебе помогу. Возьми меня под руку.
Он подал Куинну знак следовать за ними, и они вместе стали спускаться по лестнице. На четвертом этаже Учитель отворил дверь, и Мать Пуреса на удивление кротко ушла к себе. Учитель прислонился к стене и закрыл глаза. Прошла минута, две… Казалось, он впал в транс или заснул стоя.
Внезапно он открыл глаза и коснулся лба пальцами.
— Я чувствую вашу жалость, мистер Куинн, и не принимаю ее. Вы напрасно тратите время и энергию на жалость, так же как я — на гнев. Видите, я успокоился. Разбить ткацкий станок — как это мелко, как тривиально в сравнении с вечностью. Я очистился от злобы.
— Рад за вас, — сказал Куинн. — Могу я увидеть теперь Сестру Благодать?
— Хорошо, вы ее увидите. И будете сожалеть о своих черных подозрениях. Она находится в духовном Уединении. Не я поместил ее туда, она избрала этот путь сама. Сестра Благодать вновь отказывается от мира греха и порока. По моему настоянию? Нет, мистер Куинн, по своей доброй воле. Сомневаюсь, что вы сможете это понять.
— Я попытаюсь.
— В духовном Уединении чувства исчезают. Глаза не видят, уши не слышат, плоть одухотворяется. Если Уединение достигло абсолютной полноты, она может вообще не узнать вас.
— А вдруг узнает? Особенно если я пойду к ней один?
— Разумеется. Я полностью доверяю духовной силе Сестры Благодать.
* * *
Он нашел ее в маленькой квадратной комнате на первом этаже, в которой не было ничего, кроме деревянной скамейки. Она сидела лицом к окну, в полосе солнечного света. Ее лицо было мокрым то ли от пота, то ли от слез, на сером одеянии проступили влажные пятна. Когда Куинн позвал ее, она не ответила, но плечи ее дрогнули.
— Сестра Благодать, вы просили меня вернуться, и вот я здесь.
Она повернулась и молча посмотрела на него. В ее взгляде был такой испуг и такое страдание, что ему захотелось крикнуть: «Очнитесь! Уходите из этого клоповника, не то сойдете с ума, как та старуха! Учитель ненормальный, он торгует страхом, это занятие не новое и очень опасное!»
— Помните махровые розовые тапочки, из каталога «Сиэрс»? — сказал он буднично и доверительно. — Я видел такие на витрине магазина в Чикото.
На мгновение в ее глазах мелькнуло что-то помимо страха — интерес, любопытство. Затем они снова погасли, и она заговорила тихо и монотонно:
— Я отказываюсь от мира суеты и зла, слабости и насилия. Я ищу духовную сущность бытия, жажду спасения души.
— Хорошо, что вы не шепелявите, — сказал Куинн, надеясь, что она не выдержит и улыбнется. — О'Гормана я, кстати, не нашел. Он исчез пять с половиной лет назад. Его жена считает себя вдовой, и многие с ней согласны. Что вы по этому поводу думаете?
— Отказавшись от земного уюта, я обрету уют небесный. Соблюдая пост, я пиршествую.
— Вы знали О'Гормана? Он был вашим другом?
— Изранив босые ноги о грубую и колючую землю, я ступлю на гладкую золотую почву райского сада.
— Может, вы увидите О'Гормана? — спросил Куинн. — Он, судя по всему, был хорошим человеком, у него замечательные дети, славная жена. Очень славная жена, жаль, что ей до сих пор ничего не известно. Если бы она точно знала, что О'Горман не вернется, то могла бы начать новую жизнь. Вы ведь слушаете меня, Сестра. Вы слышите, что я говорю. Ответьте на один-единственный вопрос: вернется О'Горман или нет?
— Отказавшись украшать себя на земле, я обрету несказанную красоту. Трудясь в поте лица, я обрету вечное блаженство, уготованное Истинно Верующим. Аминь.
— Я еду в Чикото, Сестра. Вы ничего не хотите передать Марте О'Горман? Помогите ей, Сестра, вы благородная женщина.
— Я отказываюсь от мира суеты и злобы, слабости и насилия. Я ищу духовную сущность бытия, жажду спасения души. Отказавшись от земного уюта…
