Он совсем уже собрался уезжать, когда к дому подъехал зеленый «понтиак», и из него вышел мужчина. Несмотря на жару, он был одет в темно-серый костюм, с которым хорошо сочеталась такого же цвета шляпа. Мужчина был высокого роста, худой, с уверенными, неторопливыми движениями человека, который не считает нужным никуда спешить. Поднимаясь по ступенькам террасы, он закашлялся и стоял некоторое время, прижимая одну руку ко рту, а другую к груди. Затем вынул из кармана большую связку ключей, отпер дверь и тоже исчез внутри.
«Тихо, просто и удобно, — подумал Куинн. — Если Джордж и Вилли хотят увидеться так, чтобы об этом не знала ни мамочка, ни знакомые, они встречается в домах, которые продают. Скорее всего, в разных. Вилли не хочет, чтобы я расспрашивал Джорджа, потому и умоляла не звонить ему. А я уже почти поверил, что он ее на самом деле может уволить. Я ей вообще почти поверил. Сегодня она сыграла лучше».
Куинн смотрел на окна старого дома, словно ожидал, что одно из них сейчас распахнется и он увидит что-то очень важное. Но этого не произошло. Куинн понимал, что ждать дальше бессмысленно. Он не имел права задавать Хейвуду вопросы и не мог доказать, что тот рылся вчера в его вещах.
Он включил зажигание. Было почти два — расчетный час в мотеле. Не заезжая в Сан-Феличе, он мог к пяти добраться до Башни.
* * *
Вилли слышала, как повернулся в замке ключ, как открылась и закрылась входная дверь. Ей захотелось выбежать в холл и обнять Джорджа, но она продолжала ждать, сидя в полутемной гостиной и размышляя, настанет ли время, когда она сможет в присутствии Джорджа поступать так, как захочет. Она знала, что, если бросится Джорджу на шею, он может досадливо отстраниться, давая понять, что занят серьезными проблемами и глупости ему ни к чему.
— Я здесь, Джордж.
В пустой комнате ее голос прозвучал слишком громко, слишком призывно. «Опять забыла, что надо говорить тише», — подумала она.
Джордж вошел в гостиную, прижимая к груди шляпу, будто слушал государственный гимн. Чтобы удержаться от смеха, Вилли торопливо глотнула.
— Куинн за тобой следит, — сказал Джордж.
— Не может быть! Когда я уезжала…
— Его машина стоит напротив дома.
Вилли слегка отодвинула портьеру у окна.
— Не вижу никакой машины.
— Но она там стояла. Я просил тебя быть осторожней!
— Я старалась. — Ей снова пришлось глотнуть, но на сей раз — чтобы проглотить тяжелый, душный комок, о котором лучше было не думать.
— Как ты себя чувствуешь, Джордж?
Он нетерпеливо махнул рукой, показывая, что сейчас не время для тривиальных вопросов.
— Куинн что-то нащупал. Он звонил мне на работу, потом домой. Но я просил мать с ним не церемониться, и она его отшила.
При упоминании о миссис Хейвуд Вилли напряглась.
— Я бы это сделала не хуже.
— Нет, он тебе не доверяет.
— Ошибаешься. Он пытался назначить мне сегодня свидание.
— Ты согласилась?
— Нет.
— Почему?
— Не хотела тебя огорчать.
— А вдруг он рассказал бы что-нибудь интересное?
Вилли смотрела на старый кирпичный камин. Сколько раз в нем зажигали огонь, сколько раз он гаснул! Кто и когда поднесет к нему спичку в следующий раз?
— Прости, если я тебя обидел, Вилли, — произнес Хейвуд более мягким тоном.
— Ничего страшного. Я понимаю, тебе сейчас не до меня.
— Ты умница, Вилли.
— Конечно. Поэтому со мной можно не стесняться.
Он положил ей руки на плечи.
— Вилли, пожалуйста, не надо. Не сердись.
— Почему ты не скажешь, в чем дело?
— Не могу. Но поверь, это очень серьезно. И касается многих людей. Хороших людей.
— А что, имеет значение, какие они? И как ты отличаешь хороших от плохих? Спрашиваешь мать?
— Оставь ее в покое. Она понятия не имеет, в чем дело.
— Я оставлю ее в покое, если она оставит в покое меня.
Вилли с вызовом посмотрела на него, готовая к ссоре, и увидела усталого, бледного человека, которому не хотелось ссориться.
— Джордж, давай начнем сначала, будто ты только что вошел?
— Давай.
— Привет, Джордж.
Он улыбнулся.
— Привет, Вилли.
— Как дела?
— Хорошо. А у тебя?
— Тоже хорошо.
Но когда он поцеловал ее, она отвернулась.
— Немногим лучше, чем в первый раз, правда? Ты ведь не обо мне думаешь, а о Куинне.
— Приходится.
— Недолго тебе осталось страдать.
— Что ты имеешь в виду?
— Он уезжает.
Руки Хейвуда упали с ее плеч, будто она их сбросила.
— Когда?
— Сегодня. Возможно, сейчас.
— Почему? Почему он уезжает?
— Потому что я отказалась встретиться с ним вечером. Так он сказал. В шутку, разумеется.
Она ждала, что Джордж станет разуверять ее: «Нет, Вилли, конечно, он не шутил. Ты такая красивая! Он уезжает, потому что сердце его разбито».
— Он пошутил, — повторила она.
Но Хейвуд не слышал ее. Он шел к двери, надевая на ходу шляпу.
— Джордж!
— Я позвоню тебе утром.
— Но мы ни о чем не успели поговорить!
— У меня сейчас нет времени, я должен показать клиенту дом в Гринакре.
Вилли знала, что домом в Гринакре занимается Эрл Перкинс, но промолчала. На пороге он обернулся.
— Вилли, прошу тебя, выполни одну просьбу.
— Пожалуйста, я ведь на тебя работаю.
— Позвони матери и скажи, чтобы она не ждала меня к ужину.
— Хорошо.
Это была серьезная просьба, и они оба это знали.
Вилли стоя слушала, как открылась и закрылась входная дверь, как заурчал мотор «понтиака», как взвизгнули шины сорвавшегося с места автомобиля. Опустив голову, она подошла к старому камину, черному внутри от полыхавшего там когда-то пламени, и протянула руки, словно надеялась, что в нем осталось немного тепла для нее.
Немного погодя она вышла на улицу, заперла дверь, доехала до почты и позвонила оттуда матери Джорджа.
— Миссис Хейвуд?
— Да.
— Это Вилли Кинг.
— Ах, это вы, миссис Кинг? Моего сына нет дома.
Вилли стиснула зубы. В разговорах с ней миссис Хейвуд никогда не называла Джорджа иначе как «мой сын» — с нажимом на «мой».
— Я знаю, миссис Хейвуд. Он просил предупредить вас, что сегодня вечером его дома не будет.
— А где он?
— Не знаю.
— Значит, он не с вами?
— Нет.
— В последнее время он очень часто бывает занят по вечерам, да и днем тоже.
— Он много работает, — сказала Вилли.
— И вы ему, конечно, помогаете.
— Стараюсь.
— Еще бы! Когда он рассказывает, какое количество дел вы успеваете для него обделать, я просто не верю своим ушам. Надеюсь, такую работящую помощницу, как вы, не смущает глагол «обделать»?
— Нет, вы меня не можете смутить.
Последовала пауза, и Вилли прикрыла микрофон рукой, чтобы миссис Хейвуд не слыхала, как тяжело она дышит.
— Миссис Кинг, мы ведь обе хотим Джорджу добра, не так ли?
«Не обе, а только я, — подумала Вилли, — тебе на всех наплевать» но вслух сказала:
— Да.
— Вам не приходило в голову поинтересоваться, куда именно он направляется сегодня?
— Это его дело.
— Но не ваше?
— Нет.
«Пока нет», — мысленно добавила она.
— А я бы на вашем месте сделала это своим делом, раз уж вы так интересуетесь мистером Хейвудом, как всем кажется. Он хоть и прекрасный, но всего лишь человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Вокруг много женщин, которые не прочь были бы прибрать его к рукам.
— Вы предлагаете мне шпионить за ним, миссис Хейвуд?
— Что вы, милочка, смотреть и слушать — не значит шпионить.
Последовала еще одна пауза, и Вилли приготовилась к новой атаке, но когда миссис Хейвуд заговорила, голос у нее был усталый и надломленный.
— Меня преследует чувство — ужасное чувство, — что ему грозит беда… Мы с вами не любим друг друга, миссис Кинг, но я никогда не считала, что вы представляете для Джорджа серьезную опасность.
— Спасибо, — сухо сказала Вилли, заинтригованная и новым тоном, и необычными словами, — но я не думаю, что Джорджу грозит беда, с которой он не мог бы справиться.
— Боюсь, что вы ошибаетесь… И тут замешана женщина.
— Женщина? Не думаю.
— Дай Бог, чтобы вы были правы. Но куда он исчезает так часто? Куда? И с кем видится?
— Вы его спрашивали?
— Да, и он ничего не говорит, но я вижу, что он чувствует себя виноватым. Судите сами: его часто и подолгу нет дома, а когда он возвращается, то не хочет ничего объяснять. Нет, это определенно женщина!
— А я считаю, что нет, — сказала Вилли, но совсем не так уверенно, как ей хотелось, и, повесив трубку, еще долго стояла в маленькой, душной кабине телефона-автомата, прислонившись лбом к стене.
Отыскать дорогу, ведущую к Башне, было не так просто, как полагал Куинн. Поняв в какой-то момент, что он ее проехал, Куинн развернулся и, включив вторую передачу, медленно двинулся назад, стараясь не пропустить единственный ориентир, который помнил, — эвкалиптовую рощу. Палящее солнце, изматывающая, долгая езда по незнакомым дорогам, одиночество и гудящая тишина действовали ему на нервы. Он чувствовал, что теряет уверенность в себе. Мысли, которые были такими ясными в Чикото, решения, казавшиеся такими разумными, растворялись в дрожащем знойном воздухе. Поиски О'Гормана превратились в охоту на лис без единой лисы.