— Мы угощаем, — и жестом распорядилась, чтобы бармен подал им два пива, а Лукасу водку.
Именно тут Лукас понял, что поймал их на удочку. Лукас был доволен собой и пытался сообразить, куда повести Сьюзи, когда они ухитрятся отделаться от Скотта, поэтому он не думал, что придет время, когда он пожелает, что лучше бы никогда не подцеплял эту парочку.
Когда принесли выпивку, Сьюзи сказала:
— Извините, мы на минуточку, — взяла Скотта за руку и отвела к одному из свободных столиков.
Они оставались там, перешептываясь и жестикулируя, три или четыре минуты, и, когда вернулись, уже Скотт запустил в ход все дело.
Остановиться было невозможно.
Считает ли Лукас, что сможет опять найти «Адмирала Дарема»?
Имея новую электронную аппаратуру на судне, вполне вероятно.
Захочет ли он сделать эту попытку?
А зачем?
Затем, что, как сказала Сьюзи, им наскучило нырять вокруг Бермуд, они уже видели почти все, и им хотелось бы нырнуть на настоящую глубину до окончания лета, пока оба они не заперты на работе, или в высшей школе, или где-нибудь еще. Кроме того, в данный момент они не могут отправиться нырять на какой-нибудь другой остров, потому что ожидают приезда родителей из Нью-Йорка.
Да... он не знает, как быть, он в общем-то занят...
Они щедро заплатят ему.
Он должен быть с ними честным и сказать, что на завтра судно у него уже зафрахтовано. (Зафрахтовано! Откуда эта мысль пришла ему в голову? Он никогда не имел дела ни с каким фрахтом, не имел понятия, что с ним делают и сколько нужно брать за него.) Он хотел бы помочь молодым людям, они, кажется, приятные ребятишки и тому подобное, но он не может отказаться от платы за фрахт.
А каковы ее размеры?
Ну... полный день... тысяча пятьсот (жирная цифра, взятая с потолка).
Ну, это ерунда. Если он гарантирует, что приведет их к тому кораблекрушению, они дают ему две тысячи. Но если он не найдет судно (Скотт разыгрывал из себя опытного жесткого дельца), то они путешествуют бесплатно.
Довольно справедливо, но Лукас должен знать, уверены ли они, что готовы нырять на глубину до двухсот футов? Когда-либо уже делали это? Известно ли им о кессонной болезни, которая может сделать их калеками или вообще убить, об азотном наркозе — знаменитом «экстазе», который может вызвать потерю ориентации, и о разных других вещах, случающихся на глубине?
О, конечно, они сверхосторожны и знакомы со всеми химическими и физическими аспектами. И если они раньше и не ныряли именно на двести футов, оба они ныряли значительно глубже сотни футов (Скотт без тени сомнения утверждал это, у Сьюзи был довольно уверенный вид), и, по сути, не такая уж большая разница, не так ли, всего девять или десять этажей конторского здания.
И еще три дополнительные атмосферы давления, думал Лукас, еще три ступени увеличения сжатия, трижды увеличенная возможность несчастного случая, который может привести к похоронам. Но он не сказал ни слова потому, что к этому времени был убежден: Сьюзи проявляла к нему интерес. И кроме того, Скотт продолжал говорить об их компетентности.
Парень перечислил все места, где они ныряли и при какой погоде они это делали. Они размахивали своими сертификатами и журналом записей погружений, в котором был записан каждый случай, когда они опускали ноги в воду.
Ну хорошо, он отвезет их, но он вынужден будет отправить их вниз по якорной цепи самостоятельно, без него, он не может нырнуть с ними, так как у него нет помощника. И он не может оставить судно без управления — безопасность была его основной заботой, в этом отношении у него хорошая репутация на острове. А уж если судно сорвется с якоря, то им не захочется плыть до берега после погружения на глубину двести футов... если только они не пожелают выложить еще пару сотен, чтобы нанять помощника на день.
Сьюзи заявила: господи, они не нуждаются в няньке, они поплывут вниз прямо по этой дурацкой якорной цепи, сделают множество снимков и вернутся раньше, чем Лукас опомнится.
Скотт предложил поднять стаканы за ныряние, которое бывает раз в жизни.
Что именно они и сделали, да еще несколько раз, пока дело не дошло до того, что Лукас решил наконец повести атаку на Сьюзи и предложил ей потихоньку ускользнуть, чтобы где-нибудь спокойно пообедать.
Она рассмеялась — но не мерзко, а как-то мягко и нежно, по-матерински, так, что Лукас не смог выйти из себя, — потрепала его по волосам и сказала:
— Встретимся завтра.
Лукас далеко обошел Юго-Западный барьер. Ветра практически не было, так, легкий юго-западный ветерок, но море все еще кипело вокруг предательских зубцов скал, выступающих со дна и жаждущих протаранить проходящие мимо суда.
Свежий воздух прочистил голову Лукаса, горсть мятных конфет истребила мерзкий вкус во рту, а утреннее пиво восстановило настолько, что он вновь мог видеть светлую сторону жизни.
Две тысячи долларов — это больше, чем он способен заработать за месяц, ловя сетью летучих рыб или помогая приятелю развозить воду.
Может быть, ребятишки и хвастались, может быть, они слишком верили во всю свою амуницию Микки Мауса, но они, безусловно, были очень внимательны, проверяя и перепроверяя все свои трубки и приспособления.
Лукас понимал, глядя вниз, на молодых людей, что они нервничают, и это было нормально. Они могут использовать воздух так быстро, что ни за что не доберутся до дна, но это не его забота.
В конце концов, день обещал многое. Если повезет, он вернется на пристань к ленчу. Если они отыщут судно и он устроит им ныряние, которое бывает раз в жизни, то Сьюзи, может быть, смягчится. Никогда нельзя знать, что будет.
На Южном побережье линия рифов заканчивалась недалеко от берега, и глубоководье начиналось очень быстро, поэтому вскоре Лукас начал искать и выстраивать свои наземные ориентиры. Без всяких целей — а теперь это оказалось весьма кстати — он записал их в тот один-единственный раз, когда побывал на этом кораблекрушении, должно быть, с десяток лет назад.
На берегу стоял темно-красный дом с двумя высокими деревьями сразу позади него. Было необходимо, чтобы взгляд Лукаса соединил эти два дерева такой прямой линией, как если бы он целился из винтовки, а третьей точкой служило главное здание в группе коттеджей персикового цвета, расположенных к западу. Оно находилось у подножия маяка Гиббс-Хилл.
Был отлив, поэтому Лукас немного отошел в море, затем развернулся и направил нос судна к берегу, двигаясь медленно и сверяясь с наземными ориентирами.
Однако наземные ориентиры не были верными в случае, когда затонувший корабль лежал на такой глубине. Увидеть его с судна невозможно, поэтому намечать ориентиры приходилось после подъема со дна, от корабля, а к этому времени, возможно, судно успевало развернуться на якоре.
И в данном случае «близко и приблизительно» не годилось. Там, внизу, свет был слабым, видимость в лучшем случае не более тридцати или сорока футов, а имея всего пять минут на пребывание на дне (что означало пять минут с момента погружения до начала подъема со дна), у вас не будет времени, чтобы разгуливать в поисках затонувшего корабля. Лукас должен был стать на якорь точно над «Адмиралом Даремом», сбросить якорь и ждать, пока он не зацепится за перила, какую-нибудь цепь или даже за тот порыжевший старинный комод, который примостился на фордеке, тот самый, сидя на котором Лукас был сфотографирован.
Он включил свой рыбоискатель и, загораживая экран рукой от света, установил глубину его сканирования. Изображение линий и пятен не показывало ничего, кроме пустоты между поверхностью моря и дном. Лукас повернул штурвал, направляя нос судна на пару румбов направо, затем на пару румбов налево, и внезапно на экране возник корабль, гигантская глыба, поднимающаяся со дна. Лукас корректировал положение судна до тех пор, пока эта глыба не оказалась в самом центре на экране. Тогда он сдвинулся вперед буквально на волосок, настолько, чтобы сделать поправку на то, что течение может снести якорь и искривить трос, и нажал рычаг, выпускающий якорь.
Лукас закрыл глаза и мысленно сопровождал якорь на всем его пути вниз, видя, как он падает сквозь сгущающуюся синеву и с громким лязгом ударяется о сталь.
Тварь пребывала в состоянии, близком к спячке. Ее дыхание — втягивание и выброс воды — замедлилось до пятнадцати циклов в минуту. Ее цвет потускнел, став серовато-коричневым. Ее руки и щупальца свободно расправились по воде, как гигантские змеи.
Она набиралась сил, как будто всасывала подкрепляющую пищу из прохладной и безмолвной темноты.
Внезапно безмолвие было нарушено звуком вибрации, который обрушился на существо сверху и был усилен соленой водой. Для человеческого уха этот звук был бы густым, звонким, металлическим, как звук упавшего на пустой стальной предмет приличного куска того же металла.
Твари этот звук был незнаком, враждебен и пугающ, а потому ее дыхание участилось. Ее руки свернулись в кольца, щупальца пришли в состояние готовности. Ее цвет изменился, стал более ярким, коричневые тона исчезли, замененные пурпурным и красным.
