Ходунов на мгновение замедлил шаги.
«Где я его видел? Точно, видел».
В это время из той же двери выпорхнуло некое небесное создание с папкой в руках, украшенное белокурыми кудельками и развевающимся почти прозрачным розовым одеянием.
— Николай Николаевич! Минуточку!
Чудом передвигаясь на высоченных каблуках, покачиваясь на тонких длинных ногах из стороны в сторону, создание достигло автомобиля и наклонилось к окну. Ходунов увидел, как круглолицый блондин, уже сидевший в машине, перегнулся к правой дверце и опустил стекло. Девица приникла к дверце, что-то сказала и протянула папку. Господин в машине кивнул и бросил папку на сиденье.
Ходунов уже прошел вперед. Через несколько секунд черный «Опель» бесшумно обогнал его. Ходунов еще раз увидел сидящего за рулем внушительного блондина.
«Так где же? Ну, вот, теперь буду мучиться».
Уже не глядя по сторонам, Ходунов медленно шел к себе на работу. Этот господин в «Опеле» никак не выходил у него из головы.
«Нужно просто забыть об этом. Потом само всплывёт. Ну, дался мне этот блондин! Видел я его, видел, конечно. И что-то не очень приятное с ним связано. И что это в последнее время ничего хорошего не происходит? Эх, плюнуть бы на все это — и куда-нибудь на байдарке… Да, хорошо бы, только нереально. А сейчас еще и с Матюхиным неприятный разговор предстоит…»
Войдя в министерство/Ходунов стал подниматься по очень старой и когда-то красивой мраморной лестнице на третий этаж. Он совсем забыл о случайной встрече с круглолицым элегантным блондином. Но, уже поднявшись наверх и открывая дверь своего кабинета, вдруг вспомнил: «Конечно, это тот самый тип, которого я видел в Шереметьеве. Когда мы в последний раз летели в Женеву. С этим злосчастным чемоданом. Да, точно он. Значит, Николай Николаевич… Только одет он был тогда совсем по-другому. В какой-то затрапезной куртке. А здесь такой важный, лощёный. Я, наверное, поэтому и не мог вспомнить. Да, теперь понятно, откуда это неприятное ощущение. Вот уж действительно гора с горой…»
Ходунов прошёл к себе, в который уж раз вспоминая, как все это началось.
Всё началось в конце апреля, когда в министерство пришло решение о составе делегации для участия в заседании одного из комитетов международной организации, которое должно было начаться в Женеве 19 мая. В составе делегации были Ходунов, Шутиков и заместитель директора ведомственного НИИ Бобров.
Седьмого мая, зная, что между праздниками министерские всеми правдами и неправдами постараются на работе не быть, Ходунов специально решил собрать делегацию и в спокойной обстановке обсудить все вопросы по командировке.
В министерстве было непривычно тихо. За всё время, пока они пункт за пунктом, не торопясь, как любил Ходунов, обсуждали повестку дня и просматривали все исходные материалы, позвонили только один раз. В кабинет никто не пытался прорваться с каким-нибудь очередным срочным делом.
За последние несколько лет состав делегации на этом комитете устоялся: Ходунов, Бобров и заместитель начальника международного отдела Печников. Но еще в середине апреля Печников серьезно заболел, и его положили в больницу. Вместо него от отдела включили Шутикова, который в министерство пришел совсем недавно, всего около года тому назад.
Ходунов, как всегда на работе, был одет официально. Пиджак он повесил на один из стульев и сейчас был в белой рубашке с короткими рукавами, с темным галстуком и в светлых брюках. Лицо и руки у него были покрыты неровным, отдающим в красноту загаром — свидетельством трудового первомайского порыва на дачном участке. Худощавый, обычно державшийся прямо, он в свои пятьдесят три года выглядел не старше остальных, сидевших за столом.
Бобров внешне во многом был похож на Ходунова. Такой же худощавый, аккуратный, тоже в очках и такого же роста. Даже и небольшие лысины у них были похожи. Они и по возрасту казались одногодками, хотя Ходунов был лет на 10 лет старше. Пиджак Бобров тоже снял. Вот только рубашка у него была неопределенного серовато-кремового цвета, и еще более неопределенного цвета был галстук.
В отличие от Боброва и Ходунова Шутиков был из тех людей, которые в галстуке задыхаются. Поэтому он носил его только тогда, когда в этом была последняя степень необходимости. Сегодняшний день, по его разумению, явно к этой категории не относился. Поэтому он был в свободной лёгкой куртке, которую носил, как казалось, круглый год, под ней была веселёнькая ярко-зелёная тенниска. Его светлые, потерявшие форму, то ли из рогожки, то ли из чего-то похожего на рогожку штаны не только не были отглажены, но, казалось, наоборот, их долго специально мяли, перед тем как Шутиков надел их на себя. Впрочем, на Шутикове все это выглядело как-то естественно. Довольно плотный, мешковатый, вечно улыбающийся, Шутиков внешне контрастировал с Бобровым и Ходуновым. Контраст усиливали и его совсем короткая стрижка, и нос картошкой, и широкие покатые плечи, и привычка ходить, слегка согнувшись и раскачиваясь.
Ходунов и Шутиков были знакомы очень давно, лет двадцать. Ходунов тогда работал в НИИ. Его, совсем еще зеленого, новоиспеченного кандидата наук назначили заведующим отделом. А через некоторое время в отделе появилась группа переводчиков. Руководителем этой группы и был Шутиков. Он, хотя был на несколько лет моложе Ходунова, успел уже поработать за границей. В НИИ они работали вместе лет пять. Дальше их дороги разошлись.
Шутикову предложили работать в КГБ, и он не отказался. Он окончил специальную школу, подолгу работал за границей в посольствах и представительствах. В новые времена, когда КГБ сотрясался от перестроек и реорганизаций, удержаться ему не удалось. Имея достаточно солидную сумму в чеках Внешторгбанка, он не особенно это переживал, считая себя обеспеченным, и не на одну жизнь. Один из приятелей пригласил его работать в свою фирму. Около года он успешно выполнял обязанности заместителя директора по безопасности. Но вот дальше все полетело кувырком. В одночасье приказал долго жить Внешторгбанк, а с ним и все чеки, превратив в бедняков всю прослойку весьма состоятельных по советским временам тружеников зарубежного фронта. От былого благополучия у Шутикова осталась хорошая кооперативная квартира, уже довольно старенькая «Волга» и недостроенный загородный дом. А потом и фирма, где он работал, перестала существовать. С некоторым трудом, используя сохранившиеся в своем родном ведомстве связи, Шутикову удалось устроиться в министерство, где к этому времени уже работал Ходунов.
Ходунов в НИИ продвигался по служебной лестнице довольно успешно. Но директор пошел на повышение в министерство, а с новым директором, бывшим инструктором ЦК, у Ходунова что-то не получалось. Он стал преподавателем. Доцент, декан факультета, реальная перспектива защиты докторской — казалось бы, чем плохая карьера. Но в послеперестроечное время заработок Ходунова стал таким смешным, что удовлетворение, которое приносила ему преподавательская работа, не могло компенсировать явный недостаток денег. Он умел многое, но содержать на такие деньги семью он бы, наверное, никогда не научился. И тут, очень кстати, его пригласили на работу в новое министерство, образовавшееся на месте того союзного, в систему которого входил НИИ, где Ходунов когда-то работал.
Так в конце концов Ходунов и Шутиков оказались в одном министерстве. И хотя все прошедшие годы они даже не встречались и не перезванивались, оба обрадовались друг другу. Ходунов не стал отказываться, когда Шутиков пригласил его к себе домой с Людой. Вечер получился очень удачным: Люда и Надя, жена Шутикова, которые не были знакомы, тоже понравились друг другу. Потом Шутиковы были у них дома. Дачные участки у них оказались сравнительно недалеко — километрах в тридцати. И как раз в майские праздники они договорились в последний праздничный день встретиться у Ходуновых на даче, отметить праздник и вместе на «Волге» Шутикова вернуться в Москву.
Поэтому, хотя Ходунов к педантичному, абсолютно лишённому чувства юмора Печникову относился очень хорошо, он обрадовался, когда узнал, что в делегацию включили Шутикова.
Бобров тоже обрадовался произошедшей замене. Во-первых, Печников его несколько достал своей не всегда разумной требовательностью в отношении подготовки документов. По этому поводу Ходунов-то просто посмеивался, а для Боброва это выливалось в многодневную и ненужную работу. Ну, а во-вторых, у Боброва с Шутиковым были совсем другие отношения, чем с Печниковым.
Когда Шутиков пришел в министерство, в первую же неделю ему поручили оформление документов Боброва, которого направляли на какой-то симпозиум. Они разговорились, и вдруг выяснилось, что жили когда-то совсем рядом и учились в одной школе. Когда они стали вспоминать общих знакомых, учителей, оба почувствовали друг к другу такое расположение, как будто действительно знали раньше друг друга и даже были друзьями.