— Ой, как же так вышло-то?.. — сокрушались матери, качая головой и хватаясь за сыновей.
— Да ладно ты, не всех же там убивают, — успокаивали их, как умели, отцы.
Восемнадцатилетние призывники с коротко стриженными макушками и непривычно большими ушами были бледны и сильно сожалели, что не напились вчера до беспамятства. Тем, кто напился, было легче — их, веселых и безучастных, выволакивали из легковушек и складывали на скамейки в ожидании посадки в автобусы, куда должны были грузить внавал. Состояние сильного, очень сильного и даже почти смертельного алкогольного опьянения военкоматовскими работниками во внимание не принималось и причиной для отсрочки воинского призыва не считалось. Стране не хватало солдат!
Призывников собрали к восьми ноль-ноль, хотя на часах было уже полдесятого. С отправкой, как водится, что-то не заладилось — то ли время перепутали, то ли автобус сломался, но окончательное прощание все время откладывалось. Призывники томились ожиданием, подружки, устав рыдать, кокетливо посматривали на посторонних парней, приятели уже не по разу сбегали в ближайшие ларьки, военкоматовские подтягивали из кабинетов подкрепление, опасаясь, что будущие защитники Родины того л гляди разбегутся кто куда.
Неожиданно к военкомату подъехали машины с духовым оркестром и телевидением. Какой-то шустрый местный депутат решил превратить общероссийскую призывную кампанию в личное пиар-мероприятие, пригласив репортеров местного телеканала и наняв по дешевке оркестр, который обычно играл на похоронах, но мог и на проводах.
Одетые сплошь в черное музыканты выволокли из машин свои инструменты, привычно выстроились в колонну по двое — трубы впереди, барабаны сзади — и, скорбно понурив головы, торжественно заиграли какой-то похоронный марш.
— Ой!.. — громко ойкнул кто-то из провожающих.
К оркестру стремглав бросился помощник депутата, размахивая на ходу руками. Музыканты сбились и замолкли.
— Вы что?! — зашипел помощник.
— А что? — искренне удивились музыканты. Им казалось, что сегодня они в ударе и играют как никогда проникновенно.
— У нас же праздник, не похороны! — объяснил помощник. — Вы давайте чего-нибудь повеселее.
— А-а… — все поняли музыканты.
И заиграли быстрый, бодрый и веселый похоронный марш. Потому что ничего другого все равно не умели.
Депутат поднял к лицу мегафон и, отвернувшись от призывников, произнес в телекамеры проникновенную речь про священную обязанность каждого россиянина и свой личный вклад в это дело. После чего вручил каждому призывнику по банке тушенки, предвыборной листовке и фирменной кепочке.
Музыканты во время раздачи подарков изо всех сил дули в трубы, то и дело сбиваясь на похоронный ритм, что сильно портило торжество.
Подали автобусы.
— Приступить к погрузке! — распорядился военком.
Лежачих призывников, похватав за руки за ноги, по-быстрому закинули в салоны.
Тех, что стояли на ногах, стали теснить к автобусам. За ними, цепляясь за рукава, потянулись родственники. И, как это обычно бывает, какая-то мать, не выдержав, зарыдала в голос. И тут же, как по команде, зарыдали остальные.
Отцы, конечно, крепились, но проникновенная игра и репертуар приглашенного оркестра делали свое дело.
— Ты это, сильно там не геройствуй, — напутствовали своих сыновей отцы, вместо того чтобы сказать: «Служи, парень, как следует!»
Пацаны забиралась в салон и прилипали к окнам. Их расплющенные по стеклам лица были растерянны и потому выглядели совсем по-детски. Представить, что через неделю-другую им придется жить в казармах, бегать с автоматом и в кого-то стрелять, было просто невозможно.
— Саша, Сашенька, пиши каждый день! Каждый!..
Саша часто кивал, еле-еле сдерживая слезы.
— Ну все, поехали, поехали!..
Двери с шипением закрылись, и автобусы стали выруливать на улицу.
Матери перестали плакать, во все глаза глядя на своих увозимых в неизвестность детей, которые теперь им уже не принадлежали. Их детей забрали в армию. В Чечню. На войну…
Автобусы уже уехали, а музыканты, все еще отчаянно раздувая щеки, выдували бодрый похоронный марш.
Это было не к месту и было глупо.
Но было символично…
Банда оказалась небольшой, но кусучей. На этот раз боевиков обложили в схроне в одной из населенок Веденского района. Группа захвата подтянулась ночью, и, когда рассвело, деваться «чехам» было уже некуда. Схрон был расположен под жилым домом, был укреплен и имел, как водится, два хорошо замаскированных выхода, о месторасположении которых федералы знали. Потому что информация о банде была получена из так называемых «оперативных источников». Иначе говоря, боевиков сдал кто-то из своих. Если быть совсем точным, то сдал секретный агент по кличке Муса. А что это за Муса, где он живет и как его зовут на самом деле, знали лишь работающий с ним опер и его непосредственное начальство.
Противостоящий федералам чеченский фронт только на первый взгляд представляется однородным, на самом деле он, как лоскутное одеяло, состоит из множества более-менее самостоятельных подразделений, которые имеют не самые простые взаимоотношения между собой, потому что кто-то у кого-то когда-то барана украл, кто-то — жену, а кто-то брата зарезал. И если знать, кто и у кого, то можно, умело используя и подогревая внутреннюю вражду, узнать почти все желаемое.
У тех — про этих. У этих — про тех. А у третьих — про тех и других, вместе взятых…
Муса был кровником одного из боевиков, прятавшихся в схроне, сильно нуждался в деньгах, а его племянник второй месяц парился в СИЗО в ожидании суда, откуда его обещали выпустить, если дядя найдет способ доказать свою лояльность власти.
Дядя доказал…
В дом ворвались под видом рядовой, которые случаются «по три раза на дню», зачистки — грохнули в двери прикладами, вошли, ткнули жильцов «мордой в пол», после чего популярно объяснили им, что спалят все здесь к чертовой матери до головешек, если только им не выдадут бандитов. Но хозяева дома молчали, потому что боевиков, прятавшихся в схроне, боялись больше, чем федералов.
В общем, миром решить дело не удалось…
Дом взяли в кольцо, перекрыв все возможные пути отступления. Работали не спеша, как-то даже с ленцой, потому что по хорошо накатанной схеме. Личный состав рассредоточился по периметру дома, изготовив к бою оружие, на крыши соседних домов забрались снайперы, в направлениях вероятного прорыва залегли пулеметчики, загнав в «ручники» ленты. Каждый сантиметр прилегающей к дому территории оказался под прицелом.
Вырваться из столь плотного огневого мешка было невозможно, тем более что выбираться из схрона боевикам предстояло по одному, что лишало их возможности дать полноценный, предшествующий прорыву залп.
Уличный выход из схрона нашли быстро, подорвав его гранатами. Но из дыры в земле тут же раздалась длинная автоматная очередь. Боевики сдаваться без боя не желали.
— Тащите сюда кого-нибудь из этих… — приказал командир.
К нему, подталкивая в спину прикладами, подогнали хозяина дома.
— Пойдешь туда, — сказал ему командир. — Скажешь, что, если они не сложат оружия, мы забросаем их гранатами.
Хозяин дома хмуро молчат.
— Объясните ему, — недовольно поморщился командир.
Хозяина дома отвели к стене и несколько раз ткнули кулаком в зубы. Один из бойцов притащил из машины гранатомет, взгромоздил «трубу» на плечо, развернул сопло к дому и вопросительно взглянул на командира.
— Без жилья останешься, дурак! — пригрозил командир. — А ну, давай, шагай!
Чеченец медленно пошел к дыре в земле. В пяти шагах от нее он лег на живот, подполз ближе, что-то прокричал по-чеченски.
— По-русски, по-русски говори! — крикнул командир.
Но чеченец его не услышал или не понял. Или не захотел понять.
Командир кивнул в его сторону.
Один из бойцов, вскинув автомат, дал короткую очередь. Чуть позади «чеха» взметнулись фонтанчики земли. Он инстинктивно поджал ноги.
— По-русски! Убьем на хрен! — еще раз проорал, высовываясь из-за угла, командир.
Чеченец вновь обернулся к провалу в земле.
— Они говорят, чтобы вы сдавались.
Из-под земли застучал автомат. Чеченец втянул голову в плечи и быстро пополз обратно. Как видно, тоже жить хотел.
— Вот падлы! — недовольно выругался командир. Судя по всему, опять живых не будет.
— Дайте ему гранаты.
«Чеху» протянули связку гранат. Своих бойцов командир берег. Загнанные в угол боевики были опасны, как раненые звери, — того и гляди из схрона гранаты полетят.
— Возьмешь вот это, — показал командир на гранаты, — и бросишь туда, — кивнул на вход в схрон.
Чеченец покачал головой.
Командир взял его за грудки, рывком притянул к себе и прокричал в самое лицо:
