чернело перед его глазами.
В окнах не горит свет, сказал он про себя. Он машинально посмотрел на свой телефон. Заряда осталось очень мало. Голова раскалывалась. Бежать! Развернуться и бежать! И тут кто-то прошептал:
Иди.
Иди.
Иди.
Он, словно кукла тяжело встал и медленно побрёл в село. Он не мог сопротивляться течению. Кораблик весной в ручейке, сказал он себе. Он не может остановиться.
Серое накрыло солнце, и бежать от этого некуда.
Под оглушающие звуки воя и писка Он брёл в черноту. Уроки, скорее всего, отменяются.
Его вырвало.
Вокруг лежало много трупов. Погрызанных. Кости в сумерках белели на телах. Кто-то хрипел и шевелился. Но не долго. Сначала, когда он подошёл к месту, где стояла церковь, и увидел всё это, он стал подбегать к лежащим людям и кричать. Он вышел из оцепенения и попал на поле казни. Многие умерли у него на руках. Их кровь сделала учителя похожим на них. Разница была только в том, что он шёл, а они нет. С выпученными глазами учитель шёл вперёд, словно хотел понять, сколько тут лежит трупов. Его вырвало снова.
Он поднял голову, посмотрел на развалины. Он смотрел на трупы. Как? Что всё это?
Он стал оглядываться. Вокруг дома были целы. Только нигде не горел свет. А потом учитель застыл. Голова его трещала по швам, но, вой собак немного прекратился. Даже, скорее не так. Выли где-то далеко отсюда, в дальних сараях. А те, что были рядом, замолчали. Почему? Либо они сдохли, либо оторвались. Он прислушался. Бег? Хрип?
Он быстро огляделся и ринулся к руинам. Споткнулся на одном трупе и упал на второго. Скользко. Пахло кровью. Он кое-как поднялся и вдали слева увидел несущихся к нему трёх собак. Цепи их летели за ними и гремели. Он заорал и побежал.
Учитель еле, еле вкарабкался на разваленную стену. Собака подпрыгнула, но не достала. Щелчок сзади, словно у него за ухом. Ощетинившиеся собаки рвали свои глотки внизу, прыгая снова и снова, пытаясь достать жертву. Он мог сосчитать, сколько у какой собаки зубов. Руками и ногами учитель прилип к камню и не отрывал взгляда от взбесившихся собак. А держаться было до боли сложно. Чужая кровь текла по нему. Одежда, руки всё было скользким. Но он держался. Страх упасть держал его на развалинах.
Через минут десять собак уже было штук двадцать. Две остались сидеть под стеной, остальные лазили среди трупов. Глодали их. Его вырвало снова. Прямо на одну собаку под ним.
Наверное, он уснул. Потому что чуть не свалился с обломка стены, и потому что собак уже не было. Голову словно пилили на части. Он присмотрелся к лежащим трупам. Да, их было много, но это очень маленькая часть от населения села. Где все остальные? Почему тут больше никого нету? Вибрация вдарила ему в спину. Он чуть не упал. Он повернулся назад. За церковью вниз уходил овраг. Довольно глубокий. И, наверное, поэтому он не заметил сразу свечения оттуда. А там был золотистый свет.
Свет распространился полосой по всей речке, которая протекала на дне оврага. Он чувствовал, как вибрация буквально сталкивает его. Вибрация шла со дна оврага. А ещё учитель чувствовал, как вминается его крестик на шее. Вибрация давила именно в крестик.
– Пришло время снимать его, – прошипел кто-то в его голове. Словно наждачной бумагой провели по вискам.
Он посмотрел на свой крестик, на развалины церкви, на колокол, который нависал над ним. Колокольня обвалилась, а сам многотонный колокол стоял на руинах, словно колпак, прикрывающий это кощунство. Собаки выть перестали. Наступила тишина. Беспокоила только голова. Боль находилась внутри и настойчиво просилась наружу. Он закрыл глаза. Непроизвольно он обхватил свои виски, с силой прижимая руки, словно не давая голове расколоться.
Арбуз.
Тыква – вспыхнули образы перед глазами.
– Жатва! – рявкнуло в голове.
И он упал со стены. Прокатился, словно бочка и врезался в пыльный обломок большой оконной рамы. С трудом встал. Вроде ничего не сломал. Пыль, мерзкий запах, головная боль. Правой рукой он обхватил свой крестик. Боль в голове немного унялась. Он открыл глаза и увидел под ногами крышку-люк колодца. Откуда здесь колодец, подумал учитель, но сразу же повернулся к оврагу. К свечению. Он сделал пару шагов вперёд, и вибрирующее давление на него усилилось. Сделал пару шагов назад, и давление ослабло. Всё это может что-то и дать, но думать сейчас учитель не мог вовсе. А потом его ударили по голове. Сзади.
Очнулся учитель быстро. По крайней мере, так он подумал. То же место, те же сумерки, ничего не изменилось. Только он лежит, и руки сзади связаны. А рядом стоят трое мужиков. Одного он знал. Знал и недолюбливал. Других просто видел иногда в магазинчике. Они просто смотрели на него. Молча. Серые тени, и такое же небо над ними. Учитель переключился на небо. Тёмно-синие облака быстро уходили вправо. Словно и они бегут отсюда. Не останавливайтесь, подумал он.
А в голове пророкотало громом со всех сторон:
– Ты немного опоздал! Поэтому я просто задам вопрос! Ты остаёшься со мной или нет?!
Трое мужиков, видимо, не слышали всего этого. Они как каменные стояли над ним. Руки были связаны, но крестик был на месте. Всё тело болело, поэтому он решил не вставать, а просто посидеть. Учитель развернулся к свечению. И тут его сзади подхватили и понесли в сторону оврага.
Вниз уходила дорожка. Мужики бросили его на эту дорожку, словно мешок. Зимой тут любили кататься на санках. Выезжали на нескольких санках одновременно и ногами толкали друг друга. Выигрывал тот, кто доехал до конца, не перевернувшись. Сейчас он катился не по снегу. Сейчас он кубарем летел вниз к свечению со связанными сзади руками. Сидя на санках, радуешься, что овраг такой глубокий, а склон такой крутой. Сейчас учитель мог потерять зубы.
Остановиться не получалось. В конце концов, он смог только изменить направление и укатился влево. А дальше врезался в пень. Больно. Невыносимо больно. Его ещё раз вырвало.
Так учитель пролежал долго, пока не услышал крик. Ужасный человеческий крик. Учитель перевернулся на другой бок. Он хотел увидеть.
Внизу, где было свечение, стоял золотистый туман, внутри которого всё искрилось.
Красным.
Красные искорки в ярко-жёлтом тумане.
Крик был страшный, долгий, а потом тишина. Такая же. Тишина высасывала всё нутро, не смотря
