два лагеря?
– Мам, мне опять волки снились, – сообщила я сиплым ото сна голосом и прочистила горло.
Она затушила сигарету, сдула прядь со лба. Волосы у нее соломенного цвета, а глаза карие. Она совсем не похожа на нас с Софи.
Она покачала головой.
– С тех пор… – Она вздохнула. – С тех пор, как тебе было пять и тебя покусала та собака… тогда и начались эти сны.
– Знаю, – буркнула я. – Расскажи что-нибудь новенькое.
Мама распрямилась.
– А вот грубить не нужно. Я имела в виду…
– Мы постоянно это обсуждаем. – Я немного сбавила тон. – Но почему я не помню, как меня покусала собака?
Мама теребила поясок халата в черно-белую клетку.
– Ты, Эмми, была совсем маленькая. Много ли ты помнишь с пятилетнего возраста?
– Нет, ну что-то помню, – ответила я. – Детский садик немножко. Но вот собаку… Думаешь, я могла забыть такой кошмар?
– Ты заблокировала его в своей памяти, дорогая, – сказала она, наконец подняв на меня глаза. – Мы это уже обсуждали. Такие мучительные воспоминания люди обычно стараются забыть. О таком и думать не хочется.
– Но, мама…
– Неужели ты совсем ничего не помнишь? – спросила она. – Мы были за границей, навещали твою двоюродную тетушку Марту в деревеньке под Прагой. Меня там тогда не было, но она все видела. Та собака выскочила из леса и набросилась на тебя. И она…
Тут в кухню босиком прошлепала Софи, громко кашляя. Пару раз шмыгнув носом, она сообщила:
– Кажется, я простыла.
– Да это опять аллергия, – возразила я. – У тебя каждую весну так, вечно ты забываешь.
Она снова закашлялась.
– А у тебя почему аллергии нет?
– Так мы же не близнецы, чтоб болеть на двоих. И слава богу.
Мама налила себе кофе.
– Софи, ты в тот день была с тетей Мартой, – сказала она. – Помнишь, как собака выбежала из леса и покусала Эмми?
Софи закатила глаза.
– Опять двадцать пять? Мам, мне тогда было три годика. Как я могу что-нибудь помнить?
Мне не хотелось продолжать этот разговор, но уж больно я расстроилась после сна. У меня было ощущение, что мама чего-то недоговаривает. Нет, она, конечно, не стала бы мне лгать, но что-то в этой ситуации не сходилось.
– А шрам? – Подняв правую ногу, я закатала штанину. – Ты говоришь, она укусила меня за ногу. Но шрам-то где?
– Зажил, – ответила мама, вертя в руке чашку с кофе. – Тебе повезло. Рана очень быстро затянулась.
Я смотрела на нее. За спиной у меня бормотало радио. Два голоса что-то обсуждали – наверное, новости.
– Но, мам, – сказала я. И почему я никак не могу успокоиться? – Мне же волки снятся, а не собаки.
Она пригладила рукой волосы.
– Доктор Гольдман объяснит лучше, чем я. Не знаю, почему ты так упорно отказываешься показаться ему. Иногда во сне мы преувеличиваем свои реальные страхи. Вот и у тебя собака превратилась в волка. Но это не значит…
– Ш-ш! – Я подняла руку, чтобы она замолчала. Мое внимание привлекло сообщение по радио. Я придвинулась поближе, чтобы лучше слышать.
– В чем дело? – спросила мама.
– Ш-ш-ш! – Я склонилась к приемнику.
– Нападение произошло вчера ночью в шейдисайдском парке позади школы, – вещал репортер. – О нем сообщил в полицию Делмар Хокинс с Норт-Хиллс. Он выгуливал собаку вдоль тропинки, ведущей к реке, как вдруг огромный черный волк выскочил из чащи и набросился на питомца. В полиции подтверждают, что собака была зверски убита. На данный момент служители порядка прочесывают парк в поисках черного волка, задействован вертолет. Тем временем…
Репортаж продолжался, но слова уже потеряли для меня всякий смысл, слившись в невнятный шум на фоне. Меня прошиб озноб, кровь застыла в жилах, превратившись в лед.
В голове кружились безумные мысли. Вчера ночью мне снилась черная волчица, и в это же самое время в Шейдисайдском парке появился настоящий черный волк. Настоящий черный волк выбежал из чащи и убил чью-то собаку.
Разумеется, это не имеет ко мне никакого отношения. Разумеется, это всего лишь невероятное совпадение.
Тогда почему меня так трясет? Откуда это странное чувство?
– Эмми? Что случилось? – ворвался в мысли голос Софи.
Я не ответила. Я вдруг вспомнила свою простыню, разорванную в клочья. Схватив маму за руки, я вытащила ее из-за стойки. Ладони у нее были теплые, а у меня – ледяные.
– Мам, пошли со мной. Я должна тебе кое-что показать.
Она высвободила руки.
– Не тяни, сама пойду. Что с тобой, Эмми?
– Сейчас покажу, – ответила я, направляясь в коридор. – Ты должна на это посмотреть.
– Ну ладно-ладно. Иду.
– Вчера во сне… я бежала по лесу, – говорила я задыхаясь. – Босиком. По грязи. А когда проснулась… простыня… она была разорвана… в лоскуты просто.
Мама не проронила в ответ ни слова. Слыша, как Софи чихает на кухне, я снова схватила маму за руку и подтащила к своей кровати.
– Полюбуйся.
Мы уставились на спутанную простыню. У меня отвисла челюсть. Дыхание оборвалось.
Простыня была целехонька.
На пороге появилась Софи со скомканной салфеткой в руке.
– Все чудесатее и чудесатее. – Она подошла к моей кровати, взялась за простыню и вздернула ее так, что она раздулась, как паруса. – Послушайся маму, Эмми, покажись доктору Гольдману.
Я хотела возразить, но не находила слов.
Неужели я действительно спятила?
– Н-но… Софи, – пробормотала я, обретя наконец дар речи. – Ты же видела, они были рваные. Ну, когда я тебя разбудила. Ночью.
– Что? Ты меня не будила. – Она пристально разглядывала меня, на ее лице были написаны сочувствие и забота. Она явно беспокоилась. – Наверное, тебе это тоже приснилось, Эм. Я не видела твою простыню ночью.
У меня снова возникло это леденящее чувство. Вслед за мамой и сестрой я вернулась на кухню. Мама предложила пожарить яичницу, но мне совсем не хотелось есть. Я села за стол, насыпала в миску кукурузных хлопьев, но не стала заливать их молоком.
– Давайте сменим тему, – нарочито бодро произнесла мама. – Чем сегодня займетесь?
– Я в библиотеку, поработаю над докладом по Азии, – сказала Софи. Библиотека для нее второй дом. У нее есть укромное местечко в читальном зале за стеллажами, где она любит сидеть, разложив вокруг бумаги, читать и делать записи. Ее уже все библиотекарши знают. Она их любимица. И почему Софи так нравится одиночество? Впрочем, ей лучше знать.
Думаю, это главное наше различие. Я не переношу одиночество. Я компанейская личность. Люблю заводить друзей, крутить романы, тусить, смеяться и отрываться на вечеринках.
Софи красивее меня. Нет, правда. Но
