— Сердце, — ответил заключенный, заставив меня напрячься. — Передо мной такая красавица, а я без цветов.
— Слушай, юморист, если ты думаешь, что первый из местных постояльцев, кто решил отточить на мне свои навыки пикапа, то ты сильно заблуждаешься. В этом корпусе всего два врача и если не хочешь в дальнейшем вместо таблеток от простуды получить клизму, лучше не зли меня. — предупредила я.
— Ну, таких обаятельных как я тут точно больше нет, — нагло улыбнулся парень, напрочь проигнорировав намек на суровое медицинское обслуживание.
— Скажи, когда будет больно, обаятельный ты наш, — фыркнула я, начиная пальпацию.
В целом, она прошла неплохо. Разрывов внутренних органов нет, ничего важного не задето. Можно считать, что ему повезло. Посветив в глаза фонариком, я проверила реакцию, убедившись, что если сотрясение и имеется, то совсем легкое.
— Голова кружится? Тошнит?
— Нет.
— Что с тобой произошло?
— Споткнулся.
— И о чей кулак ты споткнулся? — тяжело вздохнула я, понимая, что мне все равно не ответят. — Ладно, если не хочешь, можешь не рассказывать. Снимай футболку.
— Что, прямо сразу к делу? — я снова поймала на себе наглый взгляд. — Даже на свидание меня не пригласишь?
— Могу и пригласить, — пожала я плечами, — но ты ведь все равно не пойдешь. А вот твои ребра сами по себе не срастутся. Хватит паясничать. Я ведь отлично знаю, что сейчас для тебя каждый вздох болезненный. Нужно наложить повязку, — сказала я, заметив, как в камеру входит Энтони.
— Все в порядке? — спросил надзиратель.
— Более чем, — твердо кивнула я.
Наложив повязку, я заклеила пластырем некоторые особо глубокие царапины. Больше мне здесь делать было нечего, поэтому я молча собрала медикаменты обратно в сумку. Уже на выходе я услышала за спиной тихое:
— До встречи, пугливый котенок с острым язычком.
Отвечать на это я ничего не стала, позволив Энтони закрыть дверь, снова отрезая заключенного от внешнего мира. Надзиратель проводил меня до медблока и подождал, пока я соберу свои вещи, чтобы довести до выхода.
— Кто это с ним сделал? Гематомы свежие, явно не на прогулке постарались.
— Гордон, — скупо ответил Энтони.
— Ясно, — вздохнула я. — За что его хоть посадили, знаешь?
— Вроде за убийство.
Дойдя до пункта досмотра я попрощалась с надзирателем и невольно улыбнулась. И нет, меня радовало вовсе не очередное убийство. Просто каждый раз, покидая рабочее место, я чувствовала себя так, как будто сама выхожу на свободу после долгого заключения. Я добросовестно помогала своим пациентам и считала, что любой человек имеет право на медицинское обслуживание. Клятва Гиппократа была для меня не пустым звуком. Но общая атмосфера все же давила, заставляя психику иногда выдавать не совсем адекватные реакции…
***
С того инцидента прошло два дня и я погрузилась в привычный ритм жизни, совершенно забыв о том пациенте. Впрочем, нельзя сказать, что моя жизнь была особо интересна или полна эмоций. Друзей у меня почти не было. Приятели из колледжа тоже работали на износ, находясь в самом начале своей карьеры, поэтому я редко с кем-то виделась. Нового заключенного я быстро выкинула из головы, но он снова напомнил о себе, когда я шла по коридору, возвращаясь от своего постоянного пациента с больным коленом.
Странные звуки были слышны еще до того, как я зашла в этот коридор. А выглянув из-за угла, я увидела, что дверь одной из камер приоткрыта. Только теперь я поняла, что слышала удары.
— Сладкий, я, конечно, понимаю, что нравлюсь тебе, но неужели обязательно показывать свою любовь так демонстративно, — услышала я смутно знакомый голос.
— Помолчал бы, мразь, — этот принадлежал Гордону. Сразу после короткой реплики послышался звук очередного удара и короткий тихий стон.
Иди мимо, дура! Тебе что, больше всех нужно? Ты все равно ни на что не сможешь повлиять!
Короткий аутотренинг не помог. Заглянув в камеру, я увидела Гордона, который заносил кулак для очередного удара и новенького, нагло ухмыляющегося разбитыми губами.
— Стив, — окликнула я надзирателя, — ты мне не поможешь?
— В чем дело?
— У меня в кабинете окно заело, а все ребята заняты. На улице такая жара, что я скоро расплавлюсь. Если ты сейчас свободен, может быть, поможешь мне?
Я показательно не смотрела на заключенного, хотя краем глаза все же уловила, как он прислонился к стене после того, как его отпустили. Наверное, поза должна была показывать пренебрежение, но профессиональным взглядом я видела, что он просто пытается не рухнуть на пол.
— Ладно. Пойдем, покажешь свое окно, — вздохнул Гордон, выходя из камеры.
— Руки ему расковать не хочешь?
— Ничего, пусть так посидит.
— Послушай, я все понимаю, — не выдержала я, идя по коридорам. — Но не слишком усердствуй, ладно. Мне же их потом еще лечить. Не добавляй работы.
Я наивно полагала, что хоть этот аргумент подействует, ведь взывать к совести и намекать на моральные качества изначально было провальной стратегией. Но я ошибалась.
— Этого лечить не нужно, — последовал скупой ответ.
— А что с ним не так? Он какой-то особенный, что ли?
— Можно сказать и так. Не забивай голову. Считай, что его вообще не существует.
Спорить смысла не было, поэтому я только кивнула, заходя в свой кабинет. У меня действительно было окно, которое постоянно заедало. Правда, я им никогда не пользовалась, но Гордону об этом знать необязательно. Помучившись с ним полчаса, он сказал, что нужно вызвать специалиста и ретировался.
А затем повторилась уже знакомая история. Когда до конца смены оставалось не больше пятнадцати минут, ко мне зашел Энтони. Увидев его, я даже ничего не спросила, сразу потянувшись за своей сумкой с медикаментами, поскольку уже знала, куда он меня отведет.
На этот раз заключенный был в сознании. Он сидел на койке, запрокинув голову назад. Именно поэтому я не сразу поняла, что с ним не так. Только присмотревшись, я увидела характерные следы крови.
— Между прочим, когда из носа идет кровь, голову нельзя запрокидывать, — наставительно сказала я.
— А вот и неправда. Так кровь остается внутри, где ей и положено быть, — усмехнулся заключенный, прищурив свои голубые глаза.
— Какая поразительная логика, — саркастично хмыкнув, я повернулась к Энтони. — Мне снова придется тебя погонять. Нужен элеватор и антибиотик.
— Ты уверена? Сейчас он в сознании…
— Наручники тебе на что? Перестань, ты же знаешь — если что, я смогу за себя постоять.
Рассказав Энтони, где достать нужные мне вещи, я увидела, как за ним закрылась дверь камеры и снова повернулась к своему пациенту.
— Раз уж я здесь, давай посмотрим на твои ребра. Снимай футболку, — решительно сказала я.
— Так и знал, что ты отделалась от здоровяка, чтобы побыть со мной наедине, — прогундосил он. Этот гнусавый голос свел на нет его попытки казаться самоуверенным.
— Угу, а ты вот нос себе сломал, чтобы еще раз меня увидеть, — парировала я.
— Как ты раскусила мой коварный план? — шутливо прижал руку к груди заключенный, заставив меня снова улыбнуться. Но футболку все же неловко стянул, оставив ее висеть тряпкой на руке, которая была прикована к койке.
Работая в таком месте, поневоле становишься психологом. Я понимала, какие здешние постояльцы опасны для меня, а какие нет, а также в какой манере я могу разговаривать с теми или иными осужденными. Сейчас я четко видела, что этот заключенный для меня не опасен. Не знаю, что он натворил и за чье убийство его осудили, но без крайней необходимости он меня не тронет.
Осмотрев ребра, я заметила несколько новых ссадин и гематом, начав их обрабатывать.
— За что тебя Гордон так не любит?
— Очень даже любит. Это он так свою пылкую страсть выражает, — объяснил заключенный.
— Какой увлекательный у вас роман, — хмыкнула я.
В этот момент вернулся Энтони, передавая мне инструменты. Дальше все пошло по стандартному сценарию: обезболив зону новокаином, я быстро вправила нос заключенному, пропитала марлевые тампоны антибиотиком и наложила повязку.
