— Я обратила внимание на то, что в досье об этом тоже ничего не говорилось.
— О чем?
— О попытках меня завербовать и предложениях работать на них.
— Я так понимаю, что ты их отвергла.
Монро язвительно усмехнулась.
— Они не так хорошо платят.
— Послушай, а как же быть с чувством патриотизма?
Она замолчала, раздумывая, а потом взглянула на него и переспросила:
— Чувство патриотизма? Сколько лет ты прослужил в армии, Майлз?
— Такое впечатление, что полжизни.
Она кивнула.
— Все, кто служит, достойны благодарности и признательности, и я не сомневаюсь в том, что ты их заслужил не меньше других. Я ценю патриотизм, но и только. Я не такая, как все. У меня нет привязанности или тяги к одной отдельно взятой стране. Для этого, мне кажется, необходимо чувство приверженности той или иной системе. — Она посмотрела ему в глаза, чтобы убедиться, что он ее понимает, и добавила: — Патриоты защищают родину, Майлз. А где мой дом?
— Не понимаю. Ты же американка!
— Разве? — искренне изумилась она. — А что меня, собственно, делает американкой? Наличие паспорта?
— Ну и это тоже. И там корни твоих родителей.
— А мои — разве там? — Она вздохнула. — Я родилась в Камеруне. Прожила почти восемнадцать лет здесь и в соседних странах, но я не камерунка. Я понимаю язык и культуру Турции лучше, чем Америки. Но я не турчанка. У меня есть паспорта трех стран, я жила в тринадцати и говорю на двадцати двух языках. Какой страны я должна быть патриотка? Где моя родина?
— А какая тебе ближе других?
— Никакая! — ответила она и, уже жалея, что слишком разоткровенничалась, сменила тему: — Когда мы были рядом с телефоном, ты так и не стал никому звонить?
— Не бери в голову, — успокоил он. — Те, с кем я общаюсь, знают, что моя работа сопряжена с опасностью. Перед тем как уехать, я обо всем позаботился.
— А ты знал, во что ввязываешься, когда соглашался?
Уголки его губ дрогнули и поползли вверх.
Послание от Бонифация Акамбе был доставлено в отель через пять дней. В номер Монро постучали, и старший сын Акамбе вручил ей небольшой коричневый конверт. Усадив его на стул возле кровати, Монро сравнила подделки с оригиналами, потерла пальцами по фотографиям и потом присмотрелась к ним под углом. Убедившись, что все в порядке, она одарила юного курьера чаевыми и отпустила.
Оставшись одна, она села на край кровати и постучала костяшками пальцев по конверту. Содержимое было ее пропуском в прошлое. Она сжала кулак. Черт с ним! Поездка приближала ее к Эмили Бэрбанк и пяти миллионам долларов, и не исключено, что выполнение этого задания поможет ей наконец-то избавиться от голосов в голове.
Поднявшись, она вышла в коридор и направилась к номеру напротив. Брэдфорд открыл дверь, даже не дав ей постучать, и она вошла внутрь.
— Нас ждет Малабо, — объявила она. Усевшись на кровати, она разложила на ней четыре карточки. — Твои виды на жительство в Камеруне и Экваториальной Гвинее.
Брэдфорд закрыл блокнот и сунул в рюкзак, после чего внимательно изучил закатанный в дешевый пластик гвинейский документ.
— Выглядит как топорная самоделка.
— Вполне возможно, — согласилась она, — но от настоящих точно ничем не отличается. — Она помолчала. — Послушай, Майлз, я знаю, что тебе доводилось бывать в опасных местах, и не подвергаю сомнению твой опыт, но ты должен принять к сведению мои слова.
Продолжая разглядывать карточки, он произнес:
— Выполню любое твое указание.
— Камерунские бумаги могут и не потребоваться. В Экваториальной Гвинее тебе придется часто показывать документы, а полиция и военные любят их отбирать, чтобы вернуть за выкуп, но лучше пусть они заберут их, чем паспорт. В видах на жительство ты числишься дипломатом, поэтому, во всех случаях, они не должны забирать тебя в полицейский участок.
Брэдфорд положил карточки на стол и спросил, не скрывая улыбки:
— А если они потребуют мой паспорт или все-таки заберут в участок?
— Что же, — ответила она с нарочито тяжелым вздохом. — Раз твоя работа заключается в пребывании рядом со мной, надеюсь, что ты не окажешься в ситуации, которую я не смогу уладить путем переговоров. — Она улыбнулась. — Но если вдруг ты все-таки умудришься залететь в тюрьму, то выбираться из нее тебе придется уже самостоятельно.
— Спасибо, — поблагодарил он и подмигнул ей.
Она поднялась.
— Мне очень жаль, что тебя мне навязали и платят, чтобы ты не спускал с меня глаз, Майлз. Я даже допускаю, что при других обстоятельствах ты мог бы мне понравиться.
— То есть флирт не входит в твои планы, верно?
— Верно, — подтвердила она и направилась к двери. Перед тем как выйти, она остановилась и бросила на него взгляд, говоривший: «Может, при других обстоятельствах».
Самолет должен был взлететь через тридцать минут, а очередь у стойки регистрации еле ползла даже по африканским меркам. Брэдфорд в который раз за последний час бросил нетерпеливый взгляд на часы. Монро коснулась его локтя.
— Мы успеем, — постаралась она его успокоить.
В начале очереди две женщины скандалили из-за перевеса и количества ручной клади. Возле них стояла картонная коробка, перевязанная бечевкой. Из нее на цементный пол вытекала липкая жижа, а сквозь полупрозрачные стенки сумки на «молнии» виднелась ботва каких-то овощей и кудахтавшие цыплята.
Брэдфорд вытащил из рюкзака блокнот и, как делал достаточно часто, что-то в нем нацарапал своим мелким быстрым почерком. Монро попробовала заглянуть ему через плечо. Он подмигнул ей и отвернулся, чтобы прикрыть страницу. Где-то через полминуты он закрыл блокнот и убрал обратно.
Рейс камерунских авиалиний стартовал с двухчасовой задержкой без каких-либо извинений со стороны персонала, на что пассажиры, впрочем, и не рассчитывали. Все только обрадовались, когда наконец заработала вентиляция, разгонявшая запах чеснока и пота по забитому до отказа салону.
С высоты Малабо выглядел как бело-красная полоска на берегу, похожая на заплатку на темно-зеленом ковре, примыкающем с одной стороны к морю, а с другой — к горам. После трехчасовой болтанки пятнадцатиминутный этот перелет показался катанием на карусели.
Здесь повсюду были заметны перемены. На смену буйной растительности и остовам сгоревших самолетов, когда-то обозначавших пределы заброшенной взлетно-посадочной полосы, пришли ангары и новые строения, среди которых кипела бурная деятельность.
К паспортам никаких претензий не было, и отметки о прибытии были проставлены без проволочек. На таможенном контроле их багаж методично осматривали под надзором солдат. Они были одеты лучше, чем раньше, и имели при себе более современное оружие.
Снаружи зала прилета их сразу окружили многочисленные таксисты, наперебой предлагавшие свои услуги. В этой суматохе внимание Монро тем не менее привлек мужчина, замеченный ее натренированным боковым зрением.
Он стоял возле выхода, упираясь ногой в стену и держа в руке сигарету. На земле возле него валялось множество окурков. Встретившись с ней глазами, мужчина отвернулся. Сев в такси, Монро снова посмотрела в ту сторону, но странный тип уже исчез.
Машина набрала скорость, и в открытые окна устремился жаркий, словно из духовки, воздух. До столицы было два километра по недавно отремонтированному шоссе с фонарными столбами вдоль разделительной полосы. По обеим сторонам дороги располагались склады, контейнерные терминалы, офисные и жилые здания — все новые и ухоженные.
Для маленькой страны перемены были внушительными: всего десять лет назад аэропорт с городом соединяла разбитая ухабистая грунтовка, словно наугад проложенная в подступавших вплотную джунглях. Она шла в объезд высохшего, но все же топкого устья реки, потому что однорядный мост попросту развалился.
Водитель привез их в лучшую гостиницу города «Ла Бахиа» — трехэтажную, чистую и прохладную, располагавшуюся на оконечности небольшого полуострова. С берега открывался панорамный вид на океан. В фойе портье не было, а у противоположной стены, где находился буфет, дремал бармен, склонив голову на стойку. Тишину нарушал только ровный гул кондиционера.
Монро позвала администратора, и через мгновение из смежной комнаты показалась заспанная и явно недовольная, что ее потревожили, женщина. Достав из-под стойки книгу, она нашла нужную страницу и с нарочитым прилежанием записала в ней имена и паспортные данные. Взяв деньги за два номера, она сообщила, что сейчас свободен только один, а второй освободится к вечеру.
Номер оказался чистым и без излишеств — во всяком случае, в ванной не было даже традиционного крошечного брусочка мыла. Однако — в отличие от менее претенциозных заведений — здесь, надо признаться, имелся рулон туалетной бумаги и не было перебоев с водоснабжением, что объяснялось наличием гигантских баков на крыше.
