Сириль замолчала, осознав всю нелепость ситуации. Что она здесь делает? Умоляет старшего медбрата передать ей дело, которое утром отказался передать начальник отделения? Неужели она думает, что это сработает?
Она поняла, что является начальником лишь своей небольшой команды. Что, как только она выходит за территорию своего Центра, ее власть заканчивается. Она ругала себя за то, что предприняла эту абсурдную попытку. Ей было стыдно. Нино не произнес ни слова, и ее неловкость все росла. Он молча докурил сигарету, бросил окурок в пепельницу из кованого железа, оперся локтями на колени и четко произнес:
— Хватит уже издеваться надо мной, sporca bugiarda!
Сердце Сириль бешено забилось. Не нужно было знать итальянский язык, чтобы понять, что слова Нино далеки от комплимента. Она несколько раз растерянно моргнула.
— Я не понимаю…
Взгляд его был мрачным и непонятным.
— Ты вваливаешься ко мне после десяти лет молчания и просишь передать тебе дело…
— Я знаю, что это не очень удачно, — попыталась обороняться Сириль, — но это мой последний шанс. Жюльен Дома, вероятно, опасен. У меня на руках должны быть все данные, чтобы я могла найти его и вылечить. Или же отправить в больницу.
Нино потер глаза, потом тряхнул головой.
— Porco Dio, это что, скрытая камера? — Он внимательно посмотрел на Сириль. — В какую игру ты играешь?
Сириль почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Она ничего не понимала.
— Но я не играю, я…
Нино резко встал и воскликнул:
— Вон!
— Простите?
— Вон, тебе говорят! Ты больше ни на секунду не останешься в моем доме.
Он бросился к входной двери, и Сириль против воли последовала за ним. Вдруг дверь открылась, и вошел высокий антилец с пакетами в руках. Сириль едва поздоровалась с ним и оказалась на лестничной клетке. Не оборачиваясь, она принялась спускаться по лестнице. Ей хотелось убежать и забиться в норку, как мышке.
За ее спиной Нино и его друг обменялись ошеломленными взглядами. Оба смотрели на Сириль, спускавшуюся по ступенькам.
Нино перегнулся через перила.
— Сириль! — закричал он.
Сириль подняла на него глаза.
— Поднимайся!
— Что?
— Поднимайся, тебе говорят!
Она остановилась, держась рукой за перила.
— Я… Я ничего не понимаю…
Нино спустился на несколько ступенек и взял ее за руку.
— Поднимайся и заходи.
— Но вы…
— Ты не узнала Тони?
— Кого?
Нино взглянул на друга, пожал плечами и покачал головой. Потом снова обратился к Сириль, и на этот раз его голос был мягче:
— Пойдем. Похоже, у тебя большие проблемы.
Несколько секунд спустя Сириль снова сидела на том же диване. Этот диалог был самым странным в ее жизни. Нино чуть не силой заставил ее подняться наверх и усадил в гостиной. Она в полной растерянности повиновалась. Тони, тот самый Тони, которого должна была узнать Сириль, скрылся в кухне. Нино снова закурил. Сириль не курила уже много лет, но сейчас не отказалась бы от сигареты. Однако она не осмелилась попросить, а ей никто не предложил закурить. Тони вернулся, неся в руках поднос с тремя стаканами, наполненными оранжевым напитком с зелеными трубочками. Празднично, но не вполне уместно. Сириль сначала отказалась, но в результате уговоров все же попробовала пунш домашнего приготовления. Королевский вкус, с примесью имбиря и зеленого лимона. В конце концов она выпила около трети стакана и почувствовала себя более комфортно.
— Ну что ж, Сириль, продолжим. Ты утверждаешь, что не знаешь Тони.
— Мне очень жаль, но нет. А что, я должна его знать?
Нино уклонился от ответа.
— А меня, Сириль? Меня ты узнаёшь?
Она раздраженно пожала плечами. Она сделала это скорее из-за тона Нино, чем из-за самого вопроса. Старший медбрат обращался с ней, как с вновь прибывшей пациенткой. Он говорил твердым и уверенным голосом, достаточно властным.
«Он обращается ко мне на „ты“ и разговаривает, как с сумасшедшей, честное слово!»
— Послушайте, я не сумасшедшая! Вы старший медбрат Сент-Фе. Именно поэтому я здесь.
— И это все?
Сириль прикусила губу.
— Что значит «и это все»? Вы старший медбрат Сент-Фелисите, один из немногих, о ком у меня остались хорошие воспоминания. Именно поэтому я и решила, что могу обратиться к вам с просьбой.
Теперь она задумалась над тем, почему Нино ведет себя как инспектор на допросе. Все это было очень неприятно.
Нино наклонился и оперся локтями на колени.
— Это действительно все?
— Господи, да! Что вы хотите от меня услышать?
Нино обменялся с другом взглядом, вздохнул и покачал головой.
— Что ж, похоже, мы в тупике…
Тони молчал. Он, даже когда сидел, казался очень высоким. Стройный, прекрасно сложенный, уравновешенный. Сейчас он, нахмурив брови, взволнованно наблюдал за Сириль.
— Это какая-то шутка… Да, так и есть, это шутка, — наконец негромко сказал он.
У Сириль возникло ощущение, что она оказалась не в том месте не в то время. У нее было лишь одно желание: побыстрее уйти отсюда. Но Нино с его твердым взглядом не отпускал ее.
— Итак, ты пришла, чтобы я передал тебе дело одного из твоих пациентов… Верно?
И снова этот тон врача, который беседует с больным, боясь его оскорбить. Она попыталась сохранять спокойствие и четко произнесла:
— Да, дело Жюльена Дома, молодого человека, страдающего депрессией, который в двухтысячном году наблюдался в Сент-Фелисите и который пришел ко мне на консультацию в Центр на улице Дюлак. Я опасаюсь, как бы он не оказался потенциально опасным. Все это я уже говорила вам пятнадцать минут назад.
— Жюльен Дома, говоришь?
— Именно так. И если вам не трудно, не могли бы вы перестать обращаться ко мне на «ты»?
— А его ты тоже не помнишь? Nada?
Сириль взглянула на Нино и ничего не ответила. Он принялся кусать губы, превратившиеся в две бледные полоски. Воцарилась гнетущая тишина. Прошло несколько минут, и Сириль почувствовала, что ее охватывает гнев. Она раздраженно прервала молчание:
— Ладно, месье, послушайте. Вы мне очень симпатичны, но у меня еще много дел. Сегодня ночью у меня дежурство, и вообще я глава учреждения, которым необходимо управлять. Если вы хотите мне что-то сообщить, сделайте это сейчас, хватит ходить вокруг да около. Или же мы распрощаемся.
Нино молчал еще несколько секунд. Сириль казалось, что она видит, как активизируются клетки его мозга. Он мысленно прокручивал в голове все, что хотел сказать, и раздумывал над тем, что предпринять дальше. В конце концов он произнес:
— Я не знаю, что с тобой произошло за последние десять лет, Сириль, но ты забыла некоторые очень важные вещи. Это, впрочем, может объяснить твое поведение.
Сириль откинулась на спинку дивана. Она чувствовала, что сейчас на ее голову обрушится нечто серьезное.
— И что же я забыла?
— Ты знаешь Тони, причем очень хорошо. Потому что десять лет назад ты, он и я были неразлучными друзьями, еще теми гуляками.
Граната…
Без чеки…
Взрывается…
У нее в голове…
Сириль закрыла глаза.
«Что это еще за глупости?»
Во-первых, она никогда не была гулякой. Во-вторых, если бы у нее в Сент-Фелисите были друзья, она бы непременно помнила их. На ее губах появилась легкая улыбка.
Нино встал и направился к китайскому секретеру, стоявшему у стены напротив окна с орхидеями. Он повернул ключ в замке внутреннего отделения и выдвинул ящик. Большой ящик, заполненный документами, письмами, фотографиями. Сириль и Тони смотрели на него. Некоторое время Нино рылся в ящике и наконец нашел конверт размером 10х15 см. Он сел на диван, выбрал несколько снимков и протянул их Сириль.
— Смотри. Вот ты с короной на голове. Я хорошо помню этот день, мы праздновали мое назначение на должность. А это вечеринка. Я еще задавался тогда вопросом, не станет ли Тони снова гетеросексуалом. Взгляни, как он пялится на твои бедра. А эта фотография, наверное, лучшая из всех. Тони приготовил нам огромную лепешку.
Сириль почувствовала, как ледяная рука погладила ее по спине, сжала сердце, потом пронзила грудь. Ее знобило, она задыхалась. Это была она. Или ее клон. Длинные светлые волосы, на каждом снимке — бокал пива в руке. Это была она в окружении своих друзей, Нино и Тони…
— Если хорошенько поискать, я найду и другие снимки, — сказал Нино. — А помнишь пьянку, после того как на тебя напал сумасшедший в диспансере? Мы пытались тебя успокоить. А еще однажды мы сделали куклу Маньена и вонзали в нее иголки.
Сумасшедший… Да, его она помнила. Сириль прикусила губу. Кукла Маньена… Это ей что-то напоминало… но что-то очень отдаленное, размытое… Все остальное… вечеринки… нет…
