И какой-то парень с всклокоченными рыжими волосами и в очках с роговой оправой поднял руку и сказал: «Я возьму за двести долларов», а я ответил: «Великолепно! У нас начальная ставка в двести долларов от очень умного человека в белом халате и очках в роговой оправе… Ставит ли кто-нибудь двести пятьдесят? Я ищу двести пятьдесят! Есть ли у нас двести пятьдесят? Господи боже мой. Ну давайте! Это же просто копейки. Помните, это сверло самоохлаждающееся, и оно распрыскивает воду, чтобы предотвратить перегрев. Это настоящее произведение искусства…» Тут какая-то азиатка с безупречной кожей и телом, похожим на пожарный шланг, подняла руку и с готовностью сказала:
«Я заплачу двести пятьдесят», а я ответил: «О-о-о! У нас есть ставка в двести пятьдесят долларов от прелестной дамы в белом, которая нутром чувствует выгодную покупку. Вы правильно поступили, юная леди!» Так я и продолжал, пока не привел всех в комнате в возбуждение.
Я остановился и перевел дыхание, а потом с большой гордостью сказал:
– В тот день я получил более трех тысяч долларов чистой прибыли. И я в первый раз в жизни почувствовал себя настоящим торговцем. У меня это хорошо получалось. Мой аукционный рэп просто с невероятной скоростью слетал у меня с языка.
Я улыбнулся, вспоминая тот день.
– К концу аукциона в комнату вошел декан и уставился на меня. Через минуту он покачал головой и ушел, так как был слишком поражен, чтобы что-нибудь сказать. Я уверен, что это был первый и последний аукцион в Балтиморском колледже стоматологии. И он очень удался, замечу я вам.
Теперь уже все в комнате хихикали, даже Ведьма и Ублюдок. «Это хороший знак», – подумал я, и поэтому решил перепрыгнуть прямо к своей безумной торговле мясом и морепродуктами:
– Я, правда, забыл упомянуть, что именно вдохновило меня на проведение этого аукциона.
– Вы сказали, что у вас заканчивались деньги, – напомнил Псих.
Я небрежно пожал плечами.
– Ну, это тоже была одна из причин, но не главная. За несколько дней до этого мне позвонил Пингвин Элиот. Я был дома, валялся в постели и глядел в потолок, размышляя о том, чем же мне, блин, стоит заняться в жизни. Я жил в это время в маленькой однокомнатной квартирке под Балтимором, и в ней было два предмета мебели: кровать и разваливавшаяся твидовая кушетка. Пингвин жил в Квинсе, и когда он позвонил, то был очень возбужден, почти задыхался. Он сказал: «Я придумал, как зарабатывать такие же деньги, как на пляже, но круглый год. Я работаю продавцом в компании, торгующей мясом и морепродуктами, и получаю в день двести пятьдесят долларов. Они даже дали мне машину компании». Я думаю, больше всего я был потрясен этими словами. «Да ты что? – сказал я. – Они выдали тебе служебную тачку?! Потрясающе!»
«Да, – ответил Пингвин, – и если хочешь, я могу тебя тоже сюда устроить!»
Я обдумал слова Пингвина. Теперь я понимаю, что должен был догадаться, что здесь не все гладко. Вообще-то Элиот ничего конкретного не сказал об автомобиле, он сказал «машина компании», а это довольно неопределенные слова, правда? Я хочу сказать, если бы вы пришли работать в «Ай-Би-Эм» и вам был бы положен личный автомобиль, то вы не стали бы называть его «машиной компании», а просто сказали: «„Ай-Би-Эм“ предоставила мне служебный автомобиль!» Но все-таки мысль о возможности круглый год зарабатывать деньги, как на пляже, была настолько привлекательна, что я решил не слишком задумываться. Прежде чем повесить трубку, я спросил: «Элиот, а ты уверен, что они возьмут меня на работу? У меня нет никакого опыта в сфере продаж».
Тут я ухмыльнулся:
– Вы даже представить себе не можете, какая ирония содержалась в этом вопросе, – сказал я, продолжая улыбаться.
– В чем же здесь ирония? – бесстрастно спросил Ублюдок, – я не понимаю.
– Да просто такие компании, как «Грейт Америкэн Мит энд Сифуд», где работал Элиот, всегда ищут продавцов. Так же поступают такие компании, как «Стрэттон-Окмонт», или «Монро Паркер», или любая другая фирма, – им всегда нужны продавцы с хорошо подвешенным языком, которые будут работать за процент от продаж.
Я остановился, немного собрался с мыслями, а потом продолжил.
– В «Стрэттон» мы тестировали тех, кто хотел поступить к нам на работу, с помощью зеркала – подсовывали зеркало им под нос и ждали, чтобы оно затуманилось. Если туман появлялся, то мы их нанимали, а если нет, значит, человек умер, и это была единственная причина, которая могла помешать нам его нанять, – если, конечно, это не был лицензированный брокер. Тогда-то мы уж точно его не нанимали, потому что он слишком много знал. Нам нужны были молодые, наивные, голодные и глупые.
Я пожал плечами.
– Дайте мне такого человека, и я легко сделаю его богатым. А вот человека с мозгами и воображением сделать богатым немного труднее.
Но вернемся к нашей истории. Я поговорил еще несколько минут с Пингвином по телефону, слушая его щебетание о том, как прекрасно заниматься продажей мяса и морепродуктов. «Это все продукты ресторанного качества, – щебетал он, – все только самое лучшее!»
Все это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, но я никогда не считал Элиота лжецом. Он, может быть, отличался излишней доверчивостью, но, безусловно, не был лжецом. Так что я отбросил свой скептицизм, сложил вещи в свой «меркюри куга» 1973 года и поехал в Нью-Йорк, чтобы сообщить ужасную новость своим родителям. Это было в феврале 1985 года. Мне в то время было двадцать два года. Жизнь еще только начиналась.
– Значит, вы просто собрались и уехали, – уточнила Ведьма, покачивая головой.
– Да, – небрежно ответил я, – так я и поступил. Вся моя собственность была со мной, и она сводилась к набитому грязной одеждой чемодану и той рубашке, которая была на мне. Ну и, конечно, у меня было три тысячи долларов, которые я выручил на аукционе.
Сегодня, когда я все это вспоминаю, то поражаюсь, как легко мне было собраться и уехать из Балтимора. Я платил за квартиру помесячно, у меня не было никакой мебели, а мои финансовые обязательства были равны нулю. Неприятно было только то, что теперь я должен был снова жить дома с родителями, а это, уверяю вас, не так уж приятно. Они все еще жили в той самой трехкомнатной квартире, где я вырос, и это была та самая квартира, из которой я дал себе слово уйти, как только разбогатею.
Я остановился и задумчиво почесал подбородок.
– Вообще-то, они и сегодня живут в той же квартире, несмотря на все деньги, которые мой отец заработал в «Стрэттон», – я удивленно покачал головой, – вы можете себе это представить? Когда дела пошли хорошо, я предложил купить им дом, но они не захотели переезжать. Я думаю, их можно назвать людьми, полностью привязанными к своим привычкам.
– И как же вы сообщили им обо всем произошедшем? – с нетерпением спросил Ублюдок.
– Ну, я решил, что им будет проще переварить все по частям, поэтому перед отъездом из Балтимора я сказал им, что ушел из стоматологической школы, но умолчал о том, что нашел себе работу продавца мяса и морепродуктов.
Эту бомбу я взорвал уже у них в гостиной, где проходили все важные разговоры. Отец сидел на своем любимом стуле, мать – на кушетке. Она читала книгу, и я почему-то до сих пор помню, что это была книга «О смерти и умирании».
Не знаю почему, но мать всегда любила такие мрачные книги. А отец тем временем смотрел очередную серию сериала про копов и уничтожал свои легкие бесконечным курением.
Я сел напротив отца и сказал: «Ребята, мне надо с вами пару минут поговорить».
Отец посмотрел на мать и сказал слегка недовольным тоном: «Ли, выключи, пожалуйста, на минутку „Ти Джей Купера“». Мать бросила книгу и почти бегом бросилась к стене, чтобы выключить телевизор. Вот такие были отношения у моих родителей, Безумного Макса и Святой Леи. Она проводила большую часть дня, пытаясь не допустить, чтобы он съехал с эмоциональных катушек.
Я сказал им: «Я понял, что стоматология не для меня. Я проучился целый семестр и теперь точно знаю, что никогда не буду счастлив, если стану работать дантистом». Это, конечно, была ложь, но я решил, что если признаюсь, что ушел в первый же день, то они просто взбеленятся. Но моя мать в любом случае не хотела с этим смириться.
«А я и не думала, что ты всю жизнь будешь простым дантистом, – сказала она, – я мечтала, что ты когда-нибудь откроешь сеть стоматологических клиник или придумаешь новый способ лечения зубов. Еще не поздно».
«Нет, мама, уже поздно. Я не вернусь туда», – и тут в поисках поддержки я посмотрел на отца. Он в подобных ситуациях обычно вел себя лучше. Он любил кризисные ситуации, они, кажется, его каким-то образом успокаивают, даже сейчас. А вот мелочи выводили его из себя. Я сказал ему: «Папа, послушай, я не хочу быть дантистом. Я хочу быть продавцом. Я создан для того, чтобы продавать». И тут мать вскочила с кушетки и завопила: «О господи, Макс! Только не торговец! Что угодно, только не это!» Потом она повернулась ко мне, сказала: «Посмотри, что ты уже со мной сделал», наклонила голову и показала маленькую прядь седых волос. «Она появилась, когда ты прогуливал уроки в десятом классе и целыми днями курил марихуану с этим ужасным Ричардом Кушнером». Потом она показала на морщинку у себя на лбу и добавила: «А это появилось, когда ты начал выращивать марихуану в чулане и сказал, что это школьный проект по ботанике! А теперь ты уходишь из стоматологической школы, чтобы стать торговцем!»
