Гонсалес со вкусом затянулся сигаретой и открыл канцелярскую папку.
– Как вам известно, за полтора месяца, – он заглянул в бумаги, – а точнее, в течение сорока восьми дней, было совершено три убийства.
Следующие десять минут усиленно работали камеры, а журналисты судорожно записывали, пока Гонсалес коротко излагал факты, связанные со смертью Ванессы Побласьон, Хулио Мартинеса и Хуана Аласены. Он не вдавался в подробности и, разумеется, не упомянул о «предсмертных» записках, чтобы какому-нибудь безумцу не взбрело в голову, воспользовавшись этими данными, прикинуться убийцей, взяв на себя чужие преступления. Зато комиссар не пожалел слов, расхваливая профессиональную работу полиции, и особо подчеркнул, что расследование трех убийств ведется высокими темпами. Закончив выступление, Гонсалес закрыл папку и откашлялся.
– Вопросы? – обронил он.
Тотчас вверх потянулась рука.
– У вас уже есть определенная версия?
– Это секретная информация, – ответил Гонсалес. – Однако, смею вас уверить, Главное управление полиции работает весьма успешно.
– Убийца наверняка оставил следы. Вы уже сделали анализ ДНК?
– У нас есть несколько объектов для исследования, которые могли принадлежать предполагаемому преступнику, пробы находятся в криминалистической лаборатории…
Репортер не скрыл разочарования.
– А может, и нет.
– Я так не сказал, – возразил Гонсалес. – Информация конфиденциальна.
– Вы не могли бы уточнить, располагает ли следствие приметами преступника?
– Нет, не могу, – сухо отрезал Гонсалес.
Поднялась еще одна рука.
– Все-таки первое преступление было совершено достаточно давно. Какие результаты достигнуты?
– Боюсь, и в этом случае я не могу поделиться информацией.
Гонсалес специально напускал туману, чтобы сложилось впечатление, будто полиция владеет большим объемом данных, чем было на самом деле…
– Как вы считаете, произойдут ли новые убийства? Должны ли жители города соблюдать особую осторожность?
– Отвечаю на второй вопрос: нет, не должны. Полиция мобилизована и предпринимает чрезвычайные меры, так что безопасность горожан гарантирована. Мы не хотели бы, чтобы недостоверные слухи спровоцировали волну паники, тем более что оснований для этого нет. Что касается первого вопроса, подобная вероятность не исключена.
– Как звать преступника?
– Личность убийцы нам пока неизвестна, – ответил комиссар.
– Нет, я имею в виду, как вы сами его называете? Был же, например, «Карточный маньяк» или вроде того.
– Карточный? – переспросил Гонсалес растерянно.
– У него есть прозвище?
Гонсалес в упор посмотрел на репортера, заподозрив, что тот нагло издевается.
– Нет. Ничего похожего, – ответил он наконец. Однако я хочу подтвердить, что не сомневаюсь: преступление будет раскрыто в ближайшее время.
– Послушай, – прошептал Себаштиану Морантесу, – если не ошибаюсь, в отчетах, которые ты мне присылал, не хватало кое-каких материалов.
– Они у меня с собой. Давай выпьем по чашечке кофе, и я тебе их передам. Ну и как? – Кивком он указал на президиум.
– Мне кажется, они понятия не имеют, с чего начинать.
– Мне тоже.
Пресс-конференция закончилась ровно в одиннадцать утра. Репортеры, работавшие в кадре, теле– и звукооператоры принялись методично разбирать и укладывать свою технику. Некоторые журналисты останавливались, чтобы поболтать друг с другом и посплетничать, другие, в основном представители газет, отправлялись завтракать, чтобы потом поехать в редакцию и написать информационную статью.
Морантес знаком велел Себаштиану подождать и двинулся в глубину зала. Увидев его, младший инспектор Пуэрто тотчас подошла и принялась что-то говорить ему с озабоченным выражением лица. Себаштиану вновь разобрало любопытство, что за таинственная связь существовала между этими двумя. Он слишком поздно сообразил, что Гонсалес заметил его и теперь пробирается к нему. Португалец выругался про себя.
– Сильвейра, что вы здесь делаете?
От Гонсалеса исходил застарелый запах крепкого табака. Он сильно постарел со дня их последней встречи. На лице залегли грубые складки, как у крестьянина, всю жизнь проработавшего под открытым небом. Вокруг глубоко посаженных глазок-пуговок, взиравших на мир с неприязнью и подозрением, образовалась частая сетка мелких морщин. Коричневый клетчатый пиджак, делавший его фигуру бесформенной и массивной, служил показательным примером необратимого течения времени. Темная рубашка совершенно не сочеталась с галстуком, затянутым тугим узлом величиной с лесной орех. Позолоченная галстучная заколка выдавалась вперед на объемистом животе.
– Приехал на несколько дней, – ответил Себаштиану и кивнул на Морантеса. – Навестить старых друзей.
– Ясно. Это в Мадриде. Но что вы делаете здесь? – Комиссар обвел рукой зал. Манера говорить, характерная для человека невежественного, и сиплый голос являлись результатом уличного воспитания и пристрастия к крепкому куреву.
– Я получил приглашение и, представьте, решил удовлетворить понятное любопытство.
Гонсалес придвинулся вплотную, так что Себаштиану почувствовал его несвежее дыхание, буквально ощутив на губах вкус кофе и дешевых сигарет. Профессор попробовал отстраниться, но уперся спиной в стену.
– Чтобы я больше вас тут не видел, понятно? Это наше дело, и, если вы сунете в него свой нос, я вам устрою веселую жизнь.
– Я в отпуске, – сказал Себаштиану как можно спокойнее.
Он знал, что Гонсалес может доставить ему неприятности, если постарается, или по крайней мере потрепать нервы, несмотря на удостоверение Интерпола. Гонсалес принадлежал к определенному типу полицейских (к счастью, таких немного), кто без раздумий злоупотребляет полномочиями и благодаря удачному стечению обстоятельств поднимается по служебной лестнице, безжалостно шагая по головам. Гадюка в сиропе.
Комиссар просверлил Себаштиану взглядом, затем повернулся и направился прочь. По пути он поравнялся с Морантесом и Пуэрто и, остановив их, принялся яростно тыкать рукой в сторону Португальца.
– Черт побери, Португалец, – выпалил Морантес, – чем ты ему насолил?
Себаштиану пожал плечами.
– Что он тебе наговорил? – поинтересовался он.
– Всякий вздор. Я послал его куда подальше. Ладно, уходим, – скомандовал Морантес.
Они вышли из здания комиссариата, спустились по улице Мигеля Анхеля и завернули в кафе.
– Слушай, Морантес, – сказал Себаштиану, – я здесь никто. Я уже поделился с тобой своими соображениями, в это дело и без меня вовлечено немало компетентных людей.
– Замечательно, но прежде, чем ты вернешься на берега Темзы, мы встретимся с одной особой. Ты расскажешь ей всю историю, а там посмотрим.
– Младший инспектор Пуэрто.
– Беа. – Морантес расплылся в улыбке.
Себаштиану только поцокал языком.
– Ты плохо ее знаешь. Она чудесная девочка, но на нее сильно давят, а начальник у нее безмозглый осел.
Им не пришлось долго ждать. Беатрис Пуэрто появилась через несколько минут.
– Привет, – поздоровалась она.
Она сняла перчатки с шарфом и подсела к ним за столик. Заказав официанту большую чашку кофе, она обняла себя за плечи, как озябший человек, пытающийся немного согреться, и этот жест показался Себаштиану невероятно женственным.
– Ну и месяц выдался.
– Три смерти – более чем достаточно, – согласился Себаштиану.
– Да уж. Но я имела в виду холод. – Беатрис повернулась к Морантесу: – Шеф требовал, чтобы я явилась к нему до двенадцати, поэтому у меня мало времени.
– У Себаштиану есть для тебя кое-что интересное. Посмотрим, что ты скажешь на это.
– Но прежде я хочу поблагодарить за помощь с ампулой из-под инсулина.
Себаштиану покосился на Морантеса, сохранявшего невозмутимое выражение лица.
– Непростительная ошибка с нашей стороны, – продолжала Беатрис.
Беатрис сообщила друзьям, что в отделе по-прежнему ждут результатов сравнительного анализа образцов мочи, взятых в трех различных местах преступления. Они кратко обсудили, какова вероятность, что убийца болен сахарным диабетом; затем официант принес им еще по порции кофе и бокалы с водой, и Себаштиану начал излагать свои предположения, касавшиеся «Божественной комедии». Спустя десять минут Беатрис подняла руку.
– Стоп, достаточно, – объявила она. – Это не более чем совпадения и праздные домыслы. По-моему, вы перемудрили.
Себаштиану украдкой раздосадован но взглянул на Морантеса, резко выдохнул и встал.
– Ты права, – признал он. Он вынул банкноту достоинством в десять евро и положил ее на стол.
– Себаштиану, погоди. Не нужно так остро реагировать.
– Я и так проторчал тут кучу времени, пренебрегая своими прямыми обязанностями в Лондоне. Это не мое дело.
– Подожди. – Беатрис положила руку ему на локоть. – Я неправильно выразилась. Морантес много о тебе рассказывал, мне известна твоя репутация. Проблема не в том, что я тебе не доверяю. Просто, согласись, аналогии с Данте выглядят несколько натянутыми. Я не хотела тебя оскорбить.