— Приподнимите ему голову, пожалуйста.
Раиса помогла мужу сесть в постели. Зарубин ловко влил ему в горло зеленую жидкость. Как только Лев проглотил ее, она вновь опустила его голову на подушку.
— Что это было?
— Тонизирующее — чтобы он крепче спал.
— Он и так спит как убитый, без всяких лекарств.
Доктор не ответил. Ему лень было выдумывать правдоподобную ложь. Снадобье, которое он только что дал больному под видом лекарства, было его собственным творением: смесью барбитуратов и галлюциногенов с добавлением сахарного сиропа, чтобы отбить специфический привкус. Оно должно было обездвижить тело и притупить разум. При пероральном приеме внутрь первыми на него реагировали мышцы — примерно через час они расслаблялись, становились вялыми и безжизненными, так что простое движение требовало колоссальных усилий. Вскоре после этого начинал действовать галлюциноген.
У Зарубина забрезжила пока еще смутная идея: она пришла ему в голову еще на кухне, когда Раиса залилась краской, но только сейчас оформилась в четкий план — после того как он уловил исходящий от нее запах мыла. Если он доложит начальству, что Лев на самом деле не болен, что он лишь инсценирует нездоровье, его почти наверняка арестуют и подвергнут допросу. Учитывая все прочие двусмысленности, подмеченные в его поведении, он окажется под подозрением. Почти наверняка он будет осужден и сослан. А его супруга, его красавица-жена, останется одна, в весьма уязвимом положении. Ей непременно понадобится надежный союзник и покровитель. В иерархии госбезопасности Зарубин занимал равное Льву положение или даже превосходил его, поэтому не сомневался, что сможет предложить женщине приемлемую, устраивающую обоих альтернативу. Зарубин был женат, но она может стать его любовницей. Он не сомневался, что Раиса обладает развитым инстинктом самосохранения. Тем не менее, учитывая обстоятельства, можно выбрать и не такой сложный путь. Он встал.
— Мы можем поговорить наедине?
В кухне Раиса зябко обхватила себя руками. Над переносицей у нее образовалась вертикальная морщинка — крошечная трещинка на безупречной в остальном бледной коже. Зарубину вдруг отчаянно захотелось провести по ней языком.
— Мой муж поправится?
— У него жар. И я готов подтвердить это.
— Вы готовы подтвердить… что?
— Я готов подтвердить, что он действительно болен.
— Но он и впрямь болен. Вы сами только что сказали это.
— Вы понимаете, почему я здесь?
— Потому что вы врач, а мой муж болен.
— Меня прислали убедиться, что ваш муж действительно болен, а не пытается уклониться от работы.
— Но ведь совершенно очевидно, что он болен. Врач вы или нет, но это понятно любому.
— Да, но именно поэтому я здесь. И я решаю, болен он или нет. И наверху поверят тому, что скажу я.
— Доктор, вы только что сами сказали, что он болен. Вы сами сказали, что у него жар.
— И я буду готов подтвердить это, если вы согласитесь переспать со мной.
Удивительно, но она даже не изменилась в лице. Совершенно никакой реакции на его слова. При виде такой холодности Зарубин возжелал эту женщину еще сильнее. Он продолжал:
— Это будет всего один раз, если только вы не воспылаете ко мне страстью, разумеется, и в таком случае мы продолжим встречаться. Мы можем заключить нечто вроде соглашения: вы получите что угодно, в разумных пределах, естественно. Причем посторонним необязательно знать об этом.
— А если я скажу «нет»?
— Я заявлю, что ваш супруг — лжец. Я скажу, что он пытался увильнуть от выполнения своих обязанностей по причинам, которые мне неизвестны. Я рекомендую провести расследование и допросить его.
— Вам никто не поверит.
— Вы так в этом уверены? Над вашим мужем уже нависло подозрение. Так что от меня требуется лишь крошечный толчок в нужном направлении.
Приняв молчание Раисы за согласие, Зарубин подошел к ней вплотную и осторожно положил руку ей на бедро. Она не оттолкнула его. Они могли заняться сексом прямо на кухне. И никто ничего не узнает. Ее муж не проснется. Она может стонать от наслаждения, может издавать любые звуки, какие только захочет.
Раиса отвела глаза. Она явно испытывала отвращение и не знала, что делать. Рука Зарубина поползла выше.
— Не волнуйся. Твой муж уже заснул. Он нам не помешает. И мы тоже его не побеспокоим.
Он запустил ей руку под юбку.
— Может быть, тебе даже понравится. Как многим другим до тебя.
Он стоял так близко, что она чувствовала его дыхание на своем лице. Зарубин наклонился к ней, приоткрыв губы. Его желтые зубы приблизились к ней вплотную, словно она была яблоком, которое он намеревался надкусить. Она оттолкнула его и рванулась в сторону. Он схватил ее за руку.
— Десять минут — не слишком высокая цена за жизнь твоего мужа. Сделай это для него.
Он притянул ее к себе, и его хватка стала крепче.
Внезапно он отпустил ее, подняв вверх обе руки. Раиса приставила к его горлу нож.
— Если вы не можете разобраться в состоянии моего мужа, доложите об этом майору Кузьмину — нашему доброму другу, — и пусть он пришлет другого врача. Его заключение будет очень кстати.
Оба одновременно шагнули в сторону. Нож по-прежнему касался шеи Зарубина, когда он медленно попятился к выходу из кухни. Раиса остановилась на пороге, держа нож на уровне пояса. Доктор взял свое пальто и не спеша надел его. Он поднял с пола саквояж, открыл переднюю дверь и прищурился, привыкая к яркому зимнему свету:
— Только дети верят в дружбу, причем глупые дети.
Раиса шагнула вперед, сорвала с вешалки его бобриковую шапку и швырнула к его ногам. Когда он наклонился, чтобы поднять ее, она с грохотом захлопнула дверь.
Вслушиваясь в его удаляющиеся шаги, она почувствовала, как у нее дрожат руки. Она по-прежнему сжимала в пальцах нож. Вероятно, она сама дала ему повод думать, что согласится переспать с ним. Раиса мысленно прокрутила в голове недавние события: как открыла ему дверь, улыбнулась его дурацкой шутке, взяла у него пальто, приготовила ему чай… Нет, Зарубин заблуждался. Она ничего не могла с этим поделать. Но, быть может, ей стоило пофлиртовать с ним, сделать вид, что раздумывает над его соблазнительным предложением. Не исключено, старому дураку было всего лишь приятно сознавать, что ей польстили его ухаживания и намеки. Раиса потерла лоб. Она вела себя неправильно. И теперь им обоим грозит опасность.
Она вошла в спальню и присела на краешек кровати Льва. Губы у него шевелились, словно он молился о чем-то про себя. Она наклонилась, пытаясь разобрать слова, но уловила лишь бессвязные обрывки фраз. Он бредил, а потом крепко схватил ее за руку. Ладонь у него была горячей и влажной. Она отняла у него руку и задула свечу.
* * *
Лев стоял в снегу. Перед ним текла река, а Анатолий Бродский находился уже на другом берегу. Он каким-то образом сумел перебраться через нее и теперь приближался к лесу. Лев шагнул за ним только для того, чтобы увидеть, как у него под ногами, подо льдом, лежат все те мужчины и женщины, которых он арестовал. Он бросил взгляд направо, потом налево — вся река была забита замерзшими телами. Если он хочет перейти на другой берег и догнать предателя, ему придется идти прямо по ним. Однако выбора у него не было — Лев должен был выполнить свой долг, и он пошел быстрее. Но, похоже, его шаги пробудили умерших к жизни. Лед начал таять. Река ожила и зашевелилась. Проваливаясь в ил и грязь, Лев чувствовал чужие лица под ногами. Он старался бежать как можно быстрее, но они все равно были повсюду: внизу, по бокам, впереди. Чья-то рука схватила его за сапог — он стряхнул ее. Вдруг в лодыжку ему вцепилась еще одна рука, а за ней — вторая, третья, четвертая. Он закрыл глаза, не в силах больше смотреть на них, и затаил дыхание, ожидая, что вот сейчас его утащат вниз, под воду.
Открыв глаза, Лев обнаружил, что стоит в каком-то грязном и унылом кабинете. Рядом была Раиса, одетая в бледно-розовое платье, которое она одолжила у подруги в день их свадьбы и поспешно подогнала по фигуре, чтобы оно не казалось слишком большим. В волосах у нее светился один-единственный белый цветок, сорванный ею в парке. Сам Лев был одет в плохо сидящий на нем невзрачный серый костюм. Костюм тоже был с чужого плеча: он позаимствовал его у коллеги. Они находились в жалком присутственном месте в убогом правительственном здании, стоя рука об руку перед столом, за которым над бумагами склонился лысеющий чиновник. Раиса подала ему документы, и они ждали, пока он не убедится в подлинности бумаг и не проверит их личности. Не было ни брачных клятв, ни торжественной церемонии, ни букетов цветов. Равным образом отсутствовали гости, слезы радости и приглашенные — они были лишь вдвоем, надев лучшие наряды, какие только смогли найти. Не было никакой шумихи и радостной суеты, этих пережитков буржуазного прошлого. Единственным свидетелем оказался лысеющий клерк, который вписал их паспортные данные в толстую потрепанную бухгалтерскую книгу. Как только с бумажной волокитой было покончено, им вручили свидетельство о браке. Они стали мужем и женой.
