— А сколько сестре было лет?
— Двадцать четыре. Мы летели к ее парню в Кисловодск. Он там служит. Они ведь тоже разошлись сначала, а потом, как он узнал, что она беременная, начал писать письма, просил прощения, звал к себе. Она долго не соглашалась, но потом решилась наконец. Как-то неожиданно, спонтанно. Мы шли по Невскому мимо авиакасс, и она вдруг взяла меня за руку и затащила туда. Вид у нее был таким решительным, серьезным. «Мы уезжаем в Кисловодск», — заявила она. Я не спорила. Наташа купила билеты на ближайший рейс. Ей предлагали другой самолет, но она не захотела. Значит, судьба.
— Ты веришь в судьбу?
— Конечно. Но я также верю, что на нее можно влиять, если у человека хватит сил на борьбу с самим собой. Я слышала, как вы сказали, будто хотите найти террористов. Я тоже хочу их найти.
— Хочешь отомстить?
— Хочу посмотреть им в глаза. Может, тогда мне будет понятен смысл их злодеяния. Как выглядит человек, способный умышленно, запланированно послать на смерть сотню себе подобных, и что им двигало в этот момент? Во что он оценивал сотню судеб, приговаривая их к смерти?
— Непростую задачку ты перед собой поставила. Зная ответы на эти вопросы, я бы стал лучшим журналистом в мире. Но я так глубоко копать не хочу. Мне достаточно получить их снимки и опубликовать без комментариев. Пусть читатель сам делает оценки. Не всегда нужно навязывать свое мнение, анализы и выводы. Человек и его деяния сами за себя говорят, и сколько народа их будет оценивать, столько будет мнений. Сколько людей, столько мнений. Найдутся и такие, кто возведет их в ранг героев и будет восторгаться дерзостью и смелостью безрассудного поступка.
— Возьмите меня с собой на поиски бандитов.
— Я подумаю об этом.
Не успел Литовченко положить трубку, как телефон вновь зазвонил.
На этот раз он слушал и молчал. Перед тем как положить трубку, строго сказал:
— Пошли кого-нибудь из ребят на вокзал. Больше ей деваться некуда. Только возьмите ее описание у медперсонала.
— Что случилось, Валера? — спросил Горохов, глядя на обеспокоенное лицо приятеля.
— В городскую больницу приехал автобус с ОМОНом. Забрали всех пассажиров с рейса и увезли в неизвестном направлении. Мой репортер в это время находился там. Он сел на хвост ОМОНу. Если его машину не засекут, то мы выйдем на след остальных. Но тут есть еще одна интересная деталь. Одна из пассажирок смылась из больницы вместе с четырехлетним ребенком. Никто их там не охранял, и она воспользовалась случаем. Я послал ребят на вокзал. Если мы ее найдем, у нас будет еще один свидетель.
— Уже неплохо. А почему морда такая кислая?
— А ты не врубаешься? Это дело рук Ершова. Он хочет изолировать свидетелей и посадить всех в резервацию. Что это значит для нас? До Питера клешни Ершова не дотянутся, но здесь он бог и царь. Нас ждут крупные неприятности, Митяй. Статья у тебя получилась классная — слов нет. Но видеоряд мы имеем слабый. Снимков с крупным планом нет. Нас обвинят в клевете, а свидетелей объявят подставными утками.
— Что ты предлагаешь? — насторожился Горохов.
— Выход есть только один. Только вряд ли мы сумеем его осуществить. В первую очередь нам нужен полный список пассажиров, летевших на самолете. Потом их адреса, а далее нужно сколотить команду из полутора десятков журналистов и за предстоящую ночь обойти всех родственников и получить подтверждение, что эти люди вылетели рейсом 14-69 в Минводы. А здесь мы обязаны получить справку из аэропорта о том, что самолет к месту назначения не прибыл. И все это надо сделать до утра, пока свежие номера газеты не попали в руки Ершова. Ну как тебе задачка, приятель?
Горохов немного подумал и ответил:
— Ну, положим, ребят я найду. Те обегут родственников. Со списком тоже постараемся уладить. У секретарши главного муж работает в аэропорту — не последней спицей в колесе. Придется всех на ноги поднимать. Да и это не проблема. Если главный поверит в важность материала и в его сенсационность, он своего добьется.
Литовченко снял трубку и протянул Горохову.
— Звони, Митяй. И предупреди, чтобы они тебя под собственным именем не выставляли. Нужен крепкий псевдоним, типа — Петя Иванов. Не подставляй себя раньше времени. Не пройдет и суток, как мы очутимся в западне. Что касается моих возможностей, то я справки из Минвод не достану. Там, где ступала нога полковника Ершова, нашему брату делать нечего. Мертвая зона, вечная мерзлота.
Горохов взял телефонную трубку и попросил соединить его с междугородной линией.
8
То ли это был сон, то ли смерть играла с ним, используя плоские шутки с садистским уклоном, но он отчетливо чувствовал запах еды. Аромат жареной рыбы разбудил его, но он не решался открыть глаза. Жив он или нет? Никаких ощущений. Где руки, где ноги? Где тело, где стук сердца? Вот тут он себя поймал, услышав собственный пульс. Значит, жив.
Сергей открыл глаза. Красные круги постепенно рассеялись, и все вокруг начало приобретать четкие очертания.
Он лежал на жестком топчане, накрытый одеялом, сверху деревянный потолок, слева маленькое окошко, вырубленное в крупных бревнах, белые занавески, старый комод, фотографии, пожелтевшие от времени, в самодельных рамках, и старушка у печи со спицами в руках.
Обстановка, похожая на дом его детства, о котором он вспоминал. Где же голос матери, исполнявший заунывную колыбельную? Нет, это смерть привела его в загробный мир. Здесь он так и останется.
Женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. Она улыбнулась, а он вздрогнул. Слишком живая и открытая у нее была улыбка. У смерти такой быть не может.
— Проснулся. Вот и хорошо. Теперь и подкрепиться не грех.
Женщина встала и начала подавать на стол.
В огромную комнату вошел старик в овечьей безрукавке и, увидев проснувшегося гостя, подошел к нему и сел рядом на скамью.
— Жив? Ну и слава богу, а то уж мы и не чаяли тебя увидеть в здравии. Бабка тебя тут отхаживала, примочки да травы к ногам прикладывала, отвары разные, пойлом тебя поила, и впрямь помогло. Не зря ее вся округа ведьмой зовет. Свое дело туго знает.
— Где я?
— В горной деревеньке. Мы тут охотой промышляем, рыбку ловим, овец пасем да виноград выращиваем. Всему свой сезон.
— А кто же меня сюда приволок?
— Я с внуком. Шли с рыбалки через ущелье, дым почуяли. Думали, свои, а там ты бездыханный лежал у затухавшего костра. Волки-то уже зубы наточили. Слюной исходили. Ну, с этой братвой мы научились общий язык находить. Не один десяток баранов они у нас потаскали. А сейчас у них голодные времена, зверь опасным к весне становится. Ну что делать, притащили тебя в дом, раздели, а ты весь синий. Ноги сильно пострадали, да еще сыпь странная по коже пошла. Вот бабка тобою и занялась. Она от любой болезни отвести может. Глянет на человека — и будто насквозь его видит, обо всех болячках узнает и на каждый случай пойло имеет.
— Значит, я вам жизнью обязан?
— Как же ты ей обязан? Не для того тебе ее вернули, чтобы ты ее вновь кому-то предлагал. Жизнью не разбрасываются, она одна у человека. Встать-то сможешь? Стол готов, а ты, поди, забыл, как еда выглядит. Брюхо-то к спине приросло.
Сергею помогли подняться, усадили за стол, дали выпить настоя, накормили. Стопку виноградной водки налили, и он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Глаз приобрел ясность, а взгляд осмысленность. Конечно, не наступил еще тот час, когда он проанализирует все, что с ним случилось, но он мог стоять на ногах, думать головой, а значит, и делать выводы, строить планы — жить, одним словом.
Дед поел и ушел по хозяйству, а старуха не сводила глаз с гостя.
— Зачем же ты дом бросил, суженую свою и ребятишек? Грех это.
— А ты почем знаешь, бабуся? — У Сергея мурашки по коже пробежали.
— Старая я уже, многое знаю. Злые люди тебя в свои сети заманили, обманули, а потом ядом опоили.
— Ядом?
— Плохие то люди были. У них в глазах только золотой блеск отражается, а жизни в них нет, рассудок помутился. Желтый металл на землю сатана принес. Он подчиняет себе разум, делая человека своим рабом. Учит коварности, изворотливости и беспощадности. Из его плена никто не выбирался. Сатана не отпустит душу, если заполучил ее в свой полон.
— Я, бабушка, золота отродясь не видел. Все больше о хлебе насущном думал, да, видать, кишка тонка. Выдохся. Вот и попутал меня чертушка, и дружка своего совратил. Денег предложили. Много денег. При виде их я и сломался. Пусть хоть семья поживет по-человечески, а с меня игрок какой? Только водку хлестать и кулаками в грудь себя бить. Как работы лишился, так и кончился.
— Вижу, голова твоя просветлела. Берись за ум, сынок. Только будь осторожен. Злые коршуны еще долго над твоей головой кружить будут. Видел ты их, поди, в ущелье-то, так это лишь тень их была.
— Что же мне делать?
— Покаяться. Отними у сатаны желтый металл и погреби его в морской пучине и лишишь его жала ядовитого, не то судьбу своего дружка разделишь, которого волки обглодали да коршуны доклевывают. Ты меч смертоносный в руки сатане отдал, а тот жизнь друга отнял. И не токмо друга одного, а и жены его грешной.
