на того, кто посмел назвать бездетных женщин эгоистками, потому что их надлежало жалеть, а не порицать. Она непременно искала в их несчастии демонов непреодолимой силы. Серж привык думать так же. И он априори подозревал, что страдала и Марта. Только тщательно это скрывала. Ничего не оставалось, как уважать ее за это.
Мы так торопимся уложить людей в прокрустовы колыбели наших сценариев… Сценарий! Вот он, истинный мотив. Серж никому о нем не рассказывал. Он таки дописал ту историю, которую они придумали вместе с Леркой. И с благосклонной помощью Марты он нащупал те кукловодные ниточки, которые вели к осуществлению замысла. И почти все было на мази! Свой кодекс суеверий он соблюдал железно и обещал себе, что скажет Лере, когда уже будет решение и подписанный договор. Когда он принесет ей в клювике заслуженную часть аванса! О, эта мечта быть воплощенной доброй вестью!
Но Марта умерла. И похоже, сценарий ее не волновал вовсе. Похоже, она мечтала о плодах не творчества, а медицинских технологий и бешеных женских амбиций. Вот и ответ на сентиментальный вопрос. Матушку, учительницу начальных классов из Зауралья, опять не уличишь в наивной патриархальности, ведь она оказалась по-своему права. Знала бы мама, как ее невестка решила побороть своих демонов непреодолимой силы…
Но Серж даже не сказал матери, что женился. Ни к чему ее было расстраивать. Ведь стало мучительно ясно, что этот брак по расчету не имел никакого смысла. Марта просто делала вид, что помогает Сержу проникнуть в заветный и очень закрытый киномир. Почему он был так глуп и слеп, разрешив себе поверить в эту сказку?
— А я ей говорила, что ты обидишься! — с покровительственным наивом ворвалась в его размышления Гуля. — Просила задним числом вписать тебя в опекуны. Но Марта считала, что тебе не нужна такая ответственность. И потом… слишком все сложно, не для всех этот замысел… Конечно, когда ты появился… она хотела исчерпать все возможности и лелеяла отчаянную надежду родить от тебя. Пускай все это называется оскорбительным словом «искусственно», но тем не менее хотела справиться сама. Стыдилась своей надежды, боялась, что ты начнешь ее высмеивать. Поэтому хотела тебя продвинуть к какой-то продюсерской шишке, чтобы ты начал наконец делать карьеру… а потом, взамен, ты пошел бы ей навстречу. Ведь мужчин раздражает, когда не получаются простые вещи. То, что должно выходить естественно, само собой. Она была уверена, что ты ее не бросишь только в том случае, если она окажет тебе неоценимую услугу.
И вдруг Сержа осенило. Правда, Гулина трухлявая логика здесь была ни при чем — но как знать… Стол! Он здесь так же чист, как стол на Мартиной кухне, у которого он увидел ее в мертвой позе. «Мужчин раздражает… когда не выходит то, что должно получаться естественно». В том-то и дело, что все слишком неестественно. Допустим, Марта злоупотребила снотворным. Но обычно, принимая его, она бережно ловила драгоценные флюиды сна! Она не сидела на кухне, а перебиралась в спальню и негромко включала телевизор на симпатичном науч-поп-канале о путешествиях, океанах, континентах и островах. Это был тот редкий случай, когда хозяйка этого дома снисходила до «зомбоящика». Просто из-за того, что его можно выключить одной кнопкой, когда накатывает сон, а ноутбук, будучи продолжением ее «Я», так просто от себя не отпускал.
Допустим другое: ее отравили. Тогда убийца плохо знал ее привычки. И зачем он навел идеальный порядок на кухне, которого здесь никогда не было? Стер бы или смыл свои отпечатки на бокале — и дело с концом. В бардаке скрывать улики гораздо проще. И вообще… как можно убить человека — и начать мыть посуду?! Целую раковину вымоченной в сковородочном жире утвари с остатками пищи и вопиющей о том, как отвратительна привычка устраивать такую свалку, едва не затыкающую собой воду, текущую из крана. Серж до дрожи не выносил женщин с этой привычкой. Прекратить этот посудный террор — вот та самая неоценимая услуга, которую Серж потребовал бы от Марты за ее детородную прихоть. Даже интересно представить себя таким мудаковатым монстром…
Допустим третий вариант, самый невероятный: Марта рассталась с жизнью добровольно. И напоследок решила дать последний бой хаосу этого презренного мира?! Человек принимает смертельную дозу снотворного — и вдруг его осеняет: дай-ка я, наконец, приведу дом в порядок, пока не подействовало… Стенли Кубрик отдыхает!
— Гуля, ты гадала Марте в день ее смерти? — осторожно ступил Серж на зыбкую почву. — На этом вашем Таро…
— Я ж тебе говорила — к ней в тот день заходил Аптекарь! — почему-то возмутилась Гуля.
— А что, одно другое исключает?
— Марта никогда это не смешивала!
— Она как раз все смешивала — и деньги, и эзотерическую пургу, и ваши игры в магию, и меценатство. Этот ядреный коктейль ее и угробил. И кого ты упорно называешь Аптекарем? Уж не того ли ретрофармацевта, который собирался то ли открыть «аптеку тетушки Дороти», то ли написать о ней? Адепт старинных лекарственных форм, мечтающий продавать в ней кокаин от насморка и марихуану от Альцгеймера.
— Тебе не стоило к нему ревновать, — со скорбно проницательным видом заверила Гуля. — Хотя я тебя понимаю.
И вовсе загадка! Серж даже не сразу вспомнил этого персонажа, а должен был, оказывается, ревновать к нему! К мутному постинтеллигенту, вышедшему в тираж. Марта не интересовалась мужчинами старше тридцати пяти, об этом все знали. Другое дело, что любовь зла и не знает глупых ограничений. Аптекарю было за шестьдесят, но в нем был шарм осведомленности. Идеальный образ для шарлатана. Приходил он редко, и, что характерно, приносил с собой резиновые шлепанцы особой мягкости — ссылался на больные ступни. Быстрым задыхающимся голосом, интригующе понижая интонацию, он опровергал устоявшиеся мнения о бренном теле человеческом. Кажется, все его разоблачения сводились к тому, что в прошлом, лет пятьдесят — сто назад, можно найти куда более дешевый и порой более эффективный аналог современным дорогим лекарствам. Аптекарь пытался развенчать миф прогресса в фармакологии. «Аптека тетушки Дороти», конечно, была его мечтой-утопией, но он приводил много и всамделишных примеров, правда, Серж ничего не запомнил, кроме какой-то женской поверхностной неприятности, которую раньше лечили банальным и дешевым глицерином, а теперь — дорогущим спреем, основу которого составлял все тот же глицерин. Но это — мелкая неприятность, Аптекарь же ратовал за возвращение снятых с производства сильных и эффективных обезболивающих, которые могли бы облегчить страдания неврологических и других тяжелобольных. Речь шла о жизненных показаниях. Зачем все это было нужно Марте, вот
