Все прочь! Пошли во-он!
Борис совершенно не понимал, что делать. Женщина сошла с ума, это факт. Но что, чёрт возьми, теперь с ней делать-то?
— Это я, Анфиса! Ты узнаёшь меня? — вкрадчиво произнёс Виталий. — Не бойся, не бойся…
В ответ она швырнула в него ещё один пучок травы, а вдобавок ещё и плюнула. Борису казалось, что эта несчастная смотрит сейчас на Виталия, но видит не его, а нечто ужасное, порождённое её затуманенным рассудком. И вот вопрос: где она была всё это время? Борис не видел Анфису вчера на собрании в поле.
— Успокойся, — не сдавался Виталий. — Просто успокойся. Сделай глубокий вдох…
— Их больше нет! — взвизгнула Анфиса, бешено мотая головой, словно пытаясь отрицать свои же слова. — Их не-е-ет!
Борис вспомнил слова Виталия: «У неё ведь ребёнок месяца два назад родился».
На детской площадке собирались люди, они возбуждённо переговаривались, какая-то женщина плакала.
— Успокойся, — снова проговорил Виталий. — Мы поможем тебе, обещаю.
Помимо воли Борис возмутился: «Господи, да что он такое говорит? Ну как мы поможем ей? Как?»
Анфиса вперила в Виталия пылающий взгляд, скривила лицо в жуткой гримасе.
— Все сдохнут! Все! Их больше нет, и остальных не будет!
Она вдруг обмякла, словно разом утратив всю энергию, склонила голову, обошла Виталия и побрела к дому. Возле кованых ворот пошатнулась, но удержалась на ногах. Постояв немного, вошла во двор.
Виталий нервно почесал лоб.
— Хреново дело. Её нельзя сейчас одну оставлять.
— Пойдём за ней? — неуверенно спросил Борис.
Ему меньше всего сейчас хотелось заходить в дом Анфисы. Что если страшные предположения подтвердятся, и там окажется мёртвый малыш? И без того нервы уже ни к чёрту, а тут такое… Впрочем, засовывать голову в песок тоже не дело. До той стадии, когда уже на всё плевать было ещё далековато.
Виталий поёжился.
— А что нам ещё остаётся, Борь? В таком состоянии она… Пойдём хотя бы для очистки совести.
— Сходите, ребята, посмотрите, — жалобно попросила женщина, которая выглядывала из-за забора соседнего двора.
Они зашли во двор, поднялись на крыльцо. Ладонь Виталия застыла на дверной ручке. Он посмотрел на Бориса и сразу же отвёл взгляд.
— Фух… Что-то, Борь, мне не по себе. Даже голова закружилась.
— Ну, давай тогда быстренько развернёмся и сбежим! — сорвался Борис, о чём тут же пожалел. Ещё не хватало срывать злость на друзьях. Чёртовы нервы. — Ладно, Виталь, прости, — и через секунду добавил: — Раз уж собрались войти, давай войдём. Как ты и сказал, для очистки совести. Мне, если честно, тоже не по себе.
Виталий обречённо кивнул и открыл дверь.
Когда они с опаской, точно воры, зашли в гостиную, Анфиса не обратила на них никакого внимания. Она сидела на полу, отрешённо смотрела в пространство перед собой и прижимала к обнажённой груди мёртвого малыша. Её губы медленно шевелились. Голос был тягучим и каким-то загробным:
— О-он не хо-очет… О-он хоро-о поку-ушал и бо-ольше не хо-очет… бо-ольше не хо-очет…
Голова ребёнка покоилась на предплечье Анфисы, крохотный ротик был открыт в безмолвном крике.
— …мы хорошо-о поку-ушали и бо-ольше не хоти-им, — будто заклинание бормотала женщина.
В комнате царил полумрак. На столе лежала опрокинутая ваза, из которой выпали веточки с жёлтыми и красными кленовыми листьями.
Борис глядел на женщину и ребёнка, чувствуя, как рассудок, словно тьмой застилает. Более жуткой картины он в жизни не видел: какая-то сатанинская версия Мадонны с младенцем. Тусклый свет из щели между задёрнутыми занавесками падал на мертвенно бледное лицо Анфисы и, казалось, этот свет совсем не касался глаз, в которых отражалась безграничная пустота. Даже не верилось, что эта ушедшая в себя женщина несколько минут назад бегала и кричала. А хуже всего то, что нет ни малейшего представления, как ей помочь.
— Господи! — стонал Виталий, прижимая ладонь к своему лбу. — Бог ты мой…
Борис отвёл взгляд от Анфисы и заметил: в дверном проёме, ведущим в соседнюю комнату, что-то лежит. Не сразу он понял, что это рука. И ещё медленнее, словно вся его суть противилась осознанию, до него дошло: в той комнате лежит труп!
— …Всё бу-удет хорошо-о, — бесцветным голосом прошептала Анфиса. Она слегка раскачивалась, словно баюкая мёртвого малыша. — Тепе-ерь всё бу-удет хорошо-о…
От её шёпота у Бориса по спине бегали мурашки. В голове возникла ассоциация: дыхание ветра на ночном погосте. «Всё бу-удет хорошо-о…» Будто мрачная колыбельная для не упокоенных душ.
На ватных ногах он проследовал вдоль стены, заглянул в дверной проём, увидел, что в комнате на ковре лежит мёртвый, по пояс голый, мужчина. Одна рука покоилась на груди, а другая на пороге дверного проёма. На лице мертвеца застыла гримаса боли.
— Это Андрей, её муж, — Борис вздрогнул от голоса Виталия. Он не заметил, как тот подошёл и встал за спиной. — У него сердце больное было, какой-то порок врождённый. Все в деревне об этом знали. Видимо, не выдержало сердце, когда вся эта чертовщина началась.
— …Хорошо-о, хорошо-о… — еле слышно шептала Анфиса. — Теперь всё будет хорошо-о…
Борис подумал, что немудрено, что она с ума сошла. В одночасье потеряла и ребёнка и мужа. Старуха с косой словно бы бросила жребий — кому-то повезло, кому-то нет. Хотя насчёт везения — спорный вопрос. Бориса передёрнуло, замутило. Он вдруг понял, что Анфиса, вероятнее всего, много часов провела в этой комнате рядом с трупами ребёнка и мужа. Вчера обнаружила их мёртвыми и тронулась умом. Возможно, вышла на улицу и увидела, что нормального привычного мира больше не существует — вокруг чёрная пустыня и бледное странное светило в небе. Увидела и совсем потеряла рассудок. А потом сидела в тёмной гостиной, утопая в омуте сумасшествия.
Анфиса умолкла, медленно поднялась. Несколько секунд она стояла, точно каменное изваяние олицетворяющее скорбь и, казалось, к чему-то прислушивалась. А потом произнесла тонким голоском:
— Вы ждёте меня? Правда?.. Родные мои, родные мои… Я сейчас приду к вам… я иду, иду… Ждите…
Крепче прижав к груди ребёнка, она стремительно вышла из комнаты. Борис с Виталием последовали за ней.
Уверенной походкой Анфиса пересекла двор, пихнула ногой ворота и побежала.
— Ну и что теперь? — беспомощно развёл руками Виталий, спускаясь с крыльца. — За ней побежим?
Борис хлопнул ладонью по перилам.
— К чёрту всё! Она нам глаза выцарапает, если попытаемся её остановить.
Но они всё же пошли за ней, как и те несколько человек, которые до этого топтались на детской площадке.
Анфиса бежала по вымощенной плиткой дорожке между дворами, да так целеустремлённо, словно точно знала, куда её ноги несут. Она миновала двор
