«Иесусе, ты с дуба рухнула?!»
«Бери выше, — отвечаю я. — Говорила же, с книгой подфартит».
Я многое оплачиваю наперед. Не кривлю душой, когда говорю, что хочу внести позитивный вклад в азиатское сообщество. Выписываю, как и обещала, чек на две тысячи Обществу американских писателей азиатского происхождения, причем думаю делать эти взносы ежегодно, пока позволяет моя гонорарная планка. Любезно соглашаюсь стать наставником в «Крестных Феях Сочинителей» — программе, служащей мостиком между теми, кто еще не издается, и уже публикующимися авторами, которые могут дать совет, как лучше ориентироваться среди превратностей индустрии. И я рада делиться своей щедростью. Афина, та никогда не предпринимала попыток спустить лесенку своим этническим коллегам. Более того, они ее раздражали. «Почтовый ящик у меня разбухает от всех этих петиций посредственностей, — презрительно сетовала она. — Они, наверное, думают, что я часами буду выдавать им советы просто потому, что у нас один разрез глаз. „Здравствуйте, мисс Лю, я учусь на втором курсе и, как американка азиатского происхождения, очень восхищаюсь вами и очень надеюсь…“. Да заткнись ты, оригинальность хренова! Таким, как ты, цена пять центов за десяток».
Ее выбешивала та восторженность, с которой к ней льнули пишущие собратья азиатского происхождения. Впечатление такое, будто она их активно презирала. Любое упоминание о дебютных романах, которые пресса начинала сравнивать с ее, мгновенно выводило Афину из себя. Она буквально кричала, что все это штамповка и бездушная старательность бамбука, что пыжится прорасти на этнической нише рынка. «О боже, ну напишите хоть что-нибудь другое! — страдальчески восклицала она. — Ну сколько можно всех этих слезоточивых историй об иммигрантах! Бу-бу-бу, бу-бу-бу! Они косо смотрят, что твой обед подозрительно пахнет? Усмехнулись над тем, что у тебя косенькие глазки? Да боже ж ты мой, я это все читала тысячу раз! Насквозь тупая, бездарная раскраска шаблона!»
Возможно, это «синдром горца» — я читала об этом раньше; о том, как члены изолированных сообществ чуют угрозу, если кто-нибудь из им подобных начинает добиваться успеха. Подвержена этому и я — всякий раз, когда я вижу объявление о том, как какая-нибудь молодка прогремела своим дебютом, мне хочется выцарапать глаза — вначале ей, затем себе. Возможно, и Афина переживала ужас от того, что кто-то сможет ее заменить или превзойти.
Только я собираюсь быть лучше Афины. Отзывчивей, добрей. Я женщина, которая помогает другим женщинам.
Так я знакомлюсь с девушкой по имени Эмми Чо, приславшей мне пылкое электронное письмо о том, как она восхищается моими книгами. Эмми живет в Сан-Франциско, поэтому свою первую сессию наставничества я провожу в «зуме». Девушка хорошенькая, со свежим личиком, невинная, как пушистый кролик, как лишенная клыков и когтей Афина, и я инстинктивно испытываю желание приютить ее и обогреть у себя за пазухой.
Она рассказывает мне о своей текущей работе — саге о взрослении девушки-кореянки с лесбийскими наклонностями, выросшей в девяностые на Среднем Западе; книга во многом основана на ее собственном опыте. «Чем-то напоминает фильм „Половина всего“, вы его не смотрели?»
У нее очаровательная привычка заправлять волосы за ушки почти после каждой произнесенной фразы.
— Знаете, я немного обеспокоена тем, что индустрия как-то не очень интересуется такого рода историями. В детстве, например, я даже не видела подобных книг на полках. Это скорее тихая, интроспективная беллетристика, а не какой-нибудь высокооктановый триллер, так что я даже не знаю…
— Не думаю, что тебе стоит переживать, — уверяю я ее. — Во всяком случае, нынче быть выходцем из Азии выгодней, чем когда-либо. Тем более в нашей отрасли.
Ее брови хмурятся.
— Вы в самом деле так считаете?
— Абсолютно, — киваю я. — Разноплановость — это то, что сейчас пользуется спросом. Редакторы только и жаждут слышать голоса маргиналов. У тебя будет масса возможностей проявить свою контрастность. Я имею в виду, азиатская девушка-лесбиянка? Да это сейчас писк! Они будут пускать слюни по всей твоей рукописи.
Эмми нервно смеется:
— Ну тогда ладно.
— Просто пиши как можно лучше, а потом все это принесешь куда надо, — говорю я. — И книга станет хитом, вот увидишь.
Мы еще немного болтаем о том, как у нее продвигается процесс зондирования (запросы в принципе есть, но нет пока серьезных предложений), а также что она чувствует насчет своей рукописи (в своем слоге она уверена, только бы знать, не слишком ли много у нее сюжетных наслоений).
Когда время близится к концу, Эмми откашливается и деликатно спрашивает:
— М-м… Извините, а можно я у вас поинтересуюсь: вы белая?
Должно быть, на моем лице отражается удивление, потому что Эмми тут же спохватывается:
— Ой, простите! Наверно, это не совсем вежливо. Просто, м-м… Сонг. Звучит чуточку двусмысленно, мне и стало любопытно.
— Я белая, — отвечаю я несколько холодней, чем того хотела. На что она намекает? Что я недостойна зваться наставником, если сама не азиатка?
— Сонг — мое второе имя. Так меня нарекла мать.
— А-а… Здорово, — растерянно говорит Эмми, снова заправляя за ухо прядку. — Круто. Я так просто спросила.
8
Конечно, недоброжелатели у меня тоже есть. Ведь чем популярней становится книга, тем популярней и ненависть к ней — вот, кстати, почему отвращение к поэзии Рупи Каур [26] стало «визитной карточкой» нового тысячелетия. Большинство отзывов про меня на Goodreads пятизвездочные, но есть и те, что с одной звездой — все как один язвительные.
«Унылый колонизаторский мусор», — говорится в одном из них. «Еще одна итерация слезливой истории угнетения от лица белой женщины: где надо копируем, затем вставляем, меняем, где надо, имена, и вуаля, вот вам бестселлер!» — злопыхает другой. И третий, уже чрезмерно личный, чтобы считаться объективным: «Вот же наглая, неуемная сука! Все время хвастает, что она из Йеля. Я купил это „гэ“ на распродаже Kindle, но можете не сомневаться, что не успокоюсь, пока не верну себе все двести девяносто девять центов, которые на него потратил!»
Впервые отмеченная в Twitter плохим отзывом («Вся эта шумиха ввела меня в заблуждение, но больше у этого автора я ничего читать не буду»), я отправляю сообщение Марни Кимбалл и Джен Уокер, моим новым друзьям после той вечеринки на BookCon. Там они дали мне свои телефоны с настойчивым требованием связываться, если у меня станут возникать какие-нибудь нелады с лавированием по отрасли. С тех пор наш групповой чат с дерзким названием «Edenʹs Angels» стал для меня постоянным источником поддержки и писательских сплетен.
«Как вы переносите всякие грубости и гадости, которые о вас могут выкладывать в интернете? — спрашиваю я. — Это так деморализует. Словно у них ко мне личная вендетта. Как будто я пнула однажды их собаку или что-то в этом роде».
«Правило Первое: Не Читать Отзывы». Марни допускает странности, свойственные пожилым женщинам: использует дополнительные пробелы и заглавные буквы; сложно даже сказать, намеренно это или опечатки. «Если б им было сказать чего хорошего, они бы писали свои собственные книги. А так они всего лишь МНЛ — Мелкие Ничтожные Людишки».
«Пускай вопят в своих эхо-скорлупках, — откликается Джен. — Негативные выбросы для них — связующий раствор. От него у них приток серотонина, в буквальном смысле (есть даже исследования на этот счет). Гони это от себя. Не наступай в их помет — они же овцы».
Совет хороший — если бы у меня хватало душевной стойкости не принимать близко к сердцу то, что обо мне думают другие. Я продолжаю читать и перечитывать тирады Goodreads, злобные твиты и снисходительные посты на Reddit; кликать на негативные статейки, всплывающие на Google Alerts, даже если заголовок не предвещает ничего, кроме самодовольной ярости.
