— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Капитан, мы играли с командой Гаутенга. Двухдневный матч. Я заработал два очка.
Яуберт страшно устал, и ему было все равно, что скажут соседи. Он громко постучал в парадную дверь Стоффбергов. Услышал шаги. Ивонна открыла. Увидев его, переменилась в лице. Он понял, что пришел зря.
— Давай поговорим. Я все объясню!
Она смерила его неприязненно-жалостливым взглядом. Не выдержав унижения, Яуберт развернулся и направился к своему дому.
У него за спиной громко захлопнулась дверь.
Несмотря на ранний вечер ему показалось, будто его окружает сплошной мрак.
Он сел в кресло в гостиной, но книгу не взял. Закурил «Уинстон» и стал смотреть, как сизый дым поднимается к потолку.
Может быть, де Вит и прав. Может, он и в самом деле неудачник. Большой неудачник. Успех ему противопоказан. Может быть, для богов он стал чем-то вроде мусорного ведра, куда они сбросили все мрачные мысли и переживания, бедствия и несчастья — как ядерные отходы. Он запрограммирован на то, чтобы впитывать в себя мрак, как губка. Тогда вокруг будет светло. Хищница-смерть идет по кровавому следу за Маттом Яубертом, с клыков у нее капает слюна и падает на черную землю. Его выбрали козлом отпущения ради того, чтобы спасти человечество. Всех остальных людей.
Например, Харлеса Теодора Зели. Он вышел из полиции свободным человеком.
— Вы сдержите слово? — в тысячный раз спрашивал он.
— Да.
Даже если бы сотрудники отдела убийств и ограблений ничего ему не обещали, никому не хотелось лишний раз вспоминать о собственном поражении. Следствие зашло в тупик. Харлеса Теодора Зели освободили. После того как крикетист доказал свою невиновность, на его красивом мужественном лице снова появился румянец, руки перестали дрожать, складка на лбу разгладилась.
Зели заверил детективов в том, что не обижается на них. Он прекрасно их понимает. Жаль, что он ничем не смог им помочь…
Он испытывал облегчение. Держался дружелюбно, почти весело. Его не тронула гибель человека, когда-то разбудившего в нем ненависть. И любовь.
Да, Харлес Теодор Зели вышел из здания отдела убийств и ограблений свободным человеком. Чего нельзя было сказать о Матте Яуберте.
После ухода Зели Де Вит молчал; губы его кривились в улыбке. Он чувствовал себя победителем и жалел побежденного?
Еще раньше Яуберт съездил в Си-Пойнт. Там, на шестом этаже современного жилого комплекса с видом на Атлантический океан, жила миссис Джойс Уилсон, мать Дрю Джозефа Уилсона.
Джойс Уилсон хладнокровно отвечала на вопросы Яуберта. Было видно, что она умеет держать себя в руках. И следит за своей внешностью. Мать Дрю Уилсона не была красавицей, но умело подчеркивала свои выигрышные стороны и скрывала недостатки внешности. Квартирка у нее была вылизана до тошноты. С незваным гостем она держалась вежливо, но холодновато. Не забывала об осанке, о хороших манерах. Да, Дрю, ее единственный и любимый сын, был гомосексуалистом. Но в последнее время он изменился. Вот уже шесть или семь лет, как он не потакал своей слабости.
Матт Яуберт испытывал желание сказать своей соседке, что она принимает желаемое за действительное. Его так и подмывало открыть ей глаза. Пусть мрак поглотит и ее. Поделись. Поделись мраком, которым заполнена твоя душа. Но он промолчал. Выходя, он представил, как Джойс Уилсон уйдет в спальню, где ее никто не увидит, уткнется головой в подушку и будет выплакивать свое горе.
Ему пришлось еще раз навестить и Маргарет Уоллес. Ее глаза по-прежнему дышали болью. Яуберту захотелось позлорадствовать. Поздравляю, вы почти готовы. Откройте свою душу! Оставляйте дверь черного хода постоянно открытой, чтобы туда смогла вползти смерть, чтобы в черепе задул черный ветер. Вы на верном пути, дорогая. Из ваших глаз ушла жизнь. У вас усталая кожа, усталые губы. Ваши плечи согнулись под тяжестью непосильной ноши.
Нет, она никогда не слышала о Дрю Уилсоне. Она не знает, был ли Джеймс знаком с ним.
Все ее жесты, все поведение свидетельствовало о полной апатии.
Матт Яуберт хрипло хохотнул. Кто бы осуждал! Кто такой он сам? Великий неудачник. Он вынужден прибегнуть к помощи терапевта, психолога и диетолога. Кто бы мог подумать? Тридцатичетырехлетний капитан уголовного розыска не сумел соблазнить восемнадцатилетнюю дочь владельца похоронного бюро!
Какая жалость!
Перед его глазами всплыла потрясенная физиономия Бенни Гриссела. В тот миг, когда на пороге показалась Ивонна Стоффберг, буйство плоти, ночной десерт.
Лицо Бенни Гриссела.
Яуберт улыбнулся. Неожиданно его сознание как будто покинуло тело. Сначала видение было смутным, потом стало резче. Яуберт улыбнулся, вспомнив, какое тогда выражение было на лице у Бенни Гриссела. Яуберт смотрел на тлеющую в пепельнице сигарету и видел себя словно со стороны — он сидит в кресле и пристально смотрит на сигарету, а на губах у него играет многозначительная улыбка. Вдруг он понял, что еще не все потеряно.
Он затушил сигарету и встал. Взял листок со своей диетой и сборник рецептов, выданный врачом-диетологом. Вышел на кухню и начал готовить ужин. 60 граммов курицы (без кожи), 60 миллилитров обезжиренного мясного соуса, 100 граммов печеной картошки, 150 граммов моркови, брокколи. Две жировые единицы.
Господи!
Он механически доставал кастрюли, сковороды, помешивал, наливал воду, одновременно размышляя о двух убийствах. Наконец он сел за стол и принялся за еду. «Жуйте медленно. Тогда желудок скорее сообщит мозгу о том, что он полон», — говорилось в руководстве к диете.
За время ужина телефон звонил дважды.
Первый раз он ответил, когда его рот был набит брокколи.
— Яуберт.
— Можно попросить капитана Яуберта? — Мужской голос.
Яуберт чуть не подавился от спешки.
— Я вас слушаю.
— Добрый вечер, капитан. Извините, что беспокою вас дома, но этот ваш полковник — настоящий ужас.
— Правда?
— Да, капитан. Говорит Майклз из лаборатории. По поводу дела четыре дробь два дробь один дробь девяносто пять. Убийство Уоллеса.
— И что?
— Я насчет орудия убийства. Это не…
— Вы звоните из Претории? — удивился Яуберт.
— Да, капитан.
— С каким именно полковником вы беседовали?
— С де Витом.
— А он тут при чем?
— Он сам нам позвонил сегодня вечером. И обделал нас с ног до головы. Сказал, что его подчиненные горят на работе, а мы тут ленимся лишний раз оторвать зад от стула…
— Полковник Барт де Вит?!
— Да, капитан.
Яуберт с трудом переварил услышанное.
— В общем, капитан, ваше орудие убийства…
— Что?
Неужели де Вит в самом деле звонил в Преторию? А ведь ничего ему не сказал!
— Ваше орудие убийства — никакой не ТТ, капитан. Не знаю, кто придумал такую глупость. Убийство совершено из маузера.
Яуберт ухватил нить разговора.
— Что-о?!
— Да, из маузера. Но вам нужно искать не просто старый маузер. Армейская модель, по-моему, M-96 или M-98, патроны калибра 7,63 миллиметра… Гильзы вполне типичные. Без обода, сужаются на конце. Не понимаю, как можно было спутать его с «Токаревым»…
— Калибр совпадает. — Яуберт не стал выдавать Гриссела.
— Нет, капитан, извините, тут, как говорится, огромная разница! Как бы там ни было, мы значительно облегчили вам задачу.
— Почему?
Майклз понемногу терял терпение.
— Из-за маузера, капитан! Пистолет старый, модель редкая. В Кейптауне не много найдется людей, у которых сохранились такие. Проверьте по спискам регистрации…
— Он что, очень старый?
— Ему почти сто лет. Выпущен в 1896 или 1898 году. Самый красивый из всех, какие делали немцы. Вы его сразу узнаете. Из-за формы рукоятки его прозвали «черенком». Его очень любили офицеры бурской армии. Длинный ствол, магазин располагается перед спусковым крючком.
Яуберт попытался зрительно представить себе описываемый пистолет. В голове что-то щелкнуло, мелькнуло забытое воспоминание.
— Он похож на «люгер»?
— Да, можно и так сказать. Только маузер-«черенок» — дедушка «люгера». Вот именно.
— Где же найти патроны к такому пистолету? Через сто лет…
— К нему подходят патроны для «Токарева», правда, пистолет может взорваться в руках. Но у того, кого вы ищете, сохранились и «родные» боеприпасы. На гильзах выбит год выпуска: 1899. Или 1900. Ловите его скорее! Иначе он разнесет к черту всю Африку и смоется.
— Неужели патроны такие старые?
— Трудно поверить, правда?
— И ими до сих пор можно пользоваться?
— В прежние времена вещи делали на совесть. Иногда случались осечки. Но почти все старые маузеры и сейчас работают как часы. Ваш убийца вполне способен уничтожить половину населения Кейптауна!
— По-вашему, убийца — мужчина?
