На критические замечания по поводу его выбора Генри отвечал: «Ты не способен подняться над тривиальностями», я же говорил, что не хочу ложиться в постель с ледяными статуями.
Тем временем он постепенно двигался вверх по социальной лестнице. Его следующей добычей была молоденькая чилийка, которая часть времени проводила в Лондоне с матерью и братом-близнецом.
— Они действительно богаты, — говорил Генри. — Собственный самолет, постоянные апартаменты в «Кларидже». Целое состояние!
Ему не терпелось познакомить меня с близнецами, и он назначил день обеда.
— Тебе не надо вносить долю — я за все плачу.
— Господи! — удивился я. — Вот это любовь! А как их зовут?
— Ева и Виктор.
Он заказал номер для обеда в «Амбассадоре» — в то время излюбленном ресторане для высшего света с самым элегантным в Лондоне игорным залом.
Иногда я начинаю думать, что Бог ниспослал на землю богатых людей, чтобы доставить нам, простым смертным, удовольствие их ненавидеть. С того самого первого вечера меня не покидало убеждение, что Ева и Виктор отвратительны. Они напоминали брата и сестру из рассказа Томаса Манна «Кровь Вальзунгов» — та же самая расслабленная, изнеженная манерность детей, которые никогда не были детьми, хотя в то время им исполнилось только по восемнадцать. Обилие дорогих украшений на Еве казалось странным для ее нежного возраста. Если у Софи, на мой взгляд, была совершенно оформившаяся изящная фигура, то Ева больше походила на ребенка, наряженного во взрослый маскарадный костюм, взятый напрокат. Ее брат, видимо, проводил большую часть жизни на фешенебельных зимних и летних курортах, о чем говорил его загар. Зубы у каждого из них наверняка стоили не меньше миллиона долларов — я таких в жизни не видел. Генри пришел в полный восторг от их стиля жизни. Справедливости ради следует заметить, что манеры у них были хорошие, но холодные улыбки и легкая снисходительность, с которой они слушали все, что бы ни говорила Софи, затрудняли общение.
— Чем вы занимаетесь, Ева? — спросила Софи в начале вечера. — Учитесь в университете?
— Нет. Я ненавидела школу, с трудом дождалась окончания. Хожу по магазинам, играю в теннис. Мы просто ездим туда, куда ездит мама.
— А куда она ездит? — спросил я.
— Туда, где у нас есть дома. Мадрид, Танжер, Бермуды. Ну и Чили, конечно.
Я не нашелся, что на это сказать, и попытал счастья с Виктором.
— А вы тоже играете в теннис?
— Он тренируется с Артуром Эшем[35], — заявил Генри, и тема была исчерпана.
Они оба отлично говорили по-английски, хотя у Виктора был более заметный акцент. К еде они почти не прикасались, хотя она была превосходной, и только водили вилками по тарелкам. Генри заволновался. Сначала он заказал фирменное блюдо — блины с икрой, но не учел, что богатых ничем не удивишь. Экзотика им надоела, ничто земное не может привлечь их внимание, они оживляются, лишь услышав какой-нибудь вздор.
От меня не ускользнуло, что Виктор время от времени берет руку сестры и гладит — скорее как любовник, чем как брат. Рассказ Томаса Манна, кстати, заканчивается инцестом.
Я гордился Софи: она держалась достойно, хотя и чувствовала себя не в своей тарелке. Некоторое оживление за столом наступило, когда Виктор вдруг обратился к Софи:
— Смотрю я на вас и думаю, что вам непременно надо сниматься в кино. Такой у вас тип лица. Вы никогда не снимались?
— В общем, нет. Я танцую.
— В балете?
— Нет, в основном современные танцы.
— Значит, не снимались?
— Нет. Иногда позирую.
— Притом совсем голая, — вставил Генри. Можно было великодушно допустить, что у него это вырвалось ненароком, но теперь я думаю иначе.
— В самом деле? — спросил Виктор. — Как интересно! — Он стрельнул глазами в сторону Сестры, и скука на миг слетела с их лиц. — Вы позируете художникам?
— Нет, только фотографам.
— И не смущаетесь? — спросила Ева.
— Я больше смущаюсь, когда нечем заплатить за квартиру. К сожалению, у меня нет мамы, которая сделала бы это за меня, — мило ответила Софи.
После этого беседа опять стала вялой и нудной. Наконец Генри предложил пойти поиграть. Близнецы заметно оживились.
— А как вы играете? — спросила Софи, когда мы поднимались по винтовой лестнице в игровой зал. Я подумал, что их могут туда не пустить из-за возраста, забыл, что деньги открывают все двери.
— Ну, смотря во что играть, — ответил Виктор, вынимая бумажник и вручая сестре пачку банкнотов. — Я обычно начинаю с рулетки, а потом, если проигрываю, перехожу к «Чемми», чтобы отыграться. Главное — не зацикливаться на чем-то одном, не то все пропало.
Когда мы вошли, столы пустовали. Арабы приходят позднее. У меня с собой было всего двадцать фунтов, я дал их Софи и направил ее к столику, где играли в рулетку по минимальным ставкам.
— И что теперь? — шепотом спросила она.
— Поставь на свои любимые числа.
— Ну что — например, день рождения?
— Почему бы и нет. — Я уже мысленно сделал своим деньгам ручкой.
Ева и Генри пошли к столу для «Чемми», а Виктор купил кучку пятидесятифунтовых фишек и сел рядом с Софи. «Играйте на числа, en plein[36], — сказал он, — все остальное слишком скучно».
Во время первого розыгрыша Софи не делала ставок, только завороженно следила за тем, что делал Виктор. Выпало девятнадцать, и это было не его число.
— Ого, как близко, — сказала она. — Вы были на восемнадцати.
Я слегка подтолкнул ее. Перед следующим вращением она пододвинула одну фишку на номер четыре.
— Раз вы идете вниз, я пойду вверх, — сказал Виктор. Он круто поставил на последние шесть номеров. Шарик аккуратно закатился в ее четверку, и я подумал, что от радости она перевернет стол. Когда ей выдали выигрыш, она предложила мне половину.
— Держи все, — сказал я, — это счастливые фишки.
Конечно, это было не так, и за следующие полдюжины розыгрышей она потеряла большую часть. К этому времени Виктор уже отошел от нас и присоединился к остальным в «Чемми», где его сестра метала банк.
— Остановись, пока ты в выигрыше, — сказал я Софи. — Тогда сможешь всем рассказать, что победила в первый же раз, как попробовала.
— До чего интересно! Тут недолго и пристраститься.
Обменяв фишки, она положила в карман шесть фунтов и вернула мне мой первый взнос. Некоторое время мы следили за игрой остальных, но, когда зал стал заполняться, решили сбежать. Генри и близнецы при прощании едва взглянули на нас. У Генри на лбу выступил пот, и я подумал, что он дорого платит за свое социальное восхождение.
В ту ночь в постели Софи спросила:
— Ты это знал раньше?
— О чем ты?
— О том, что я позирую.
— Нет, — соврал я.
— Тебя это не шокирует?
— Конечно же нет. С какой стати?
— Я знаю, что Генри меня осуждает. Иначе не сказал бы.
— Генри просто болтает, чтобы произвести впечатление.
— Но тебе все-таки неприятно? По-честному?
— Да нет же, не говори глупости. Лучше покажи снимки.
— Серьезно?
— Серьезно.
Она вылезла из постели, сняла с платяного шкафа чемодан, вынула из него конверт, протянула мне, а сама ушла в ванную. В конверте было полдюжины снимков десять на восемь, в том числе и тот, который я видел в журнале. Низ живота на снимках был аккуратно заретуширован.
— Потрясающе, — сказал я.
Она стояла голая в дверях ванной.
— Ты нарочно так говоришь?
— Нет, это правда.
— Ох, и забавные вы, мужчины. Я заметила, как этот Виктор глазел на свою сестру. Просто противно.
— Ничего не противно. Во всяком случае, я не Виктор, да и не Генри тоже. Что бы ты ни делала, мне не противно, тем более то, что ты позируешь.
— Если бы ты их видел до нашей встречи, — не унималась Софи, — ты повел бы себя по-другому? Ведь у мужиков слюнки текут при виде этих снимков, правда?
Вместо того чтобы сказать правду, я возразил:
— Эти снимки не грязные. Знаешь, о чем я жалею?
— О чем?
— Что не я их делал.
Она стала рассматривать одну из фотографий.
— Наверно, приятно будет взглянуть на них, когда я состарюсь и растолстею.
— Можно мне взять один на тот случай, если я стану старым и толстым?
— Бери все, если хочешь. Ты уже их видел, и теперь это не имеет значения.
Пожалуй, мне наконец удалось убедить ее в том, что все остается по-прежнему. Но это было не так. В ту ночь между нами словно провели черту, отделившую фантазии от реальности.
На следующее утро нас разбудил телефонный звонок. Это был Генри.
— Ну и что вы думаете о них? — первым делом спросил Генри и, не дав мне ответить, он продолжал: — Вы не поверите, сколько Ева выиграла! Одиннадцать тысяч! Представляете?
— Богатые — иной народ, они выигрывают в «Чемми», — продекламировал я. — Привет от Хемингуэя!
