— Что там такого смешного? — спросила Мэвис.
— С запада слышится грозный грохот копыт гигантской лошади, Онан, — сказал с усмешкой Хагбард. — Снова скачет одинокий странник!
— Что это все означает, черт побери?
— Есть шестьдесят четыре тысячи возможных типов личности, — объяснил Хагбард, — но такой результат я встречал раньше только однажды. Угадай, кто это был.
— Не я, — быстро сказала Мэвис, начиная краснеть.
— Нет, не ты. — Хагбард снова рассмеялся. — Это АтлантаХоуп.
Мэвис была поражена.
— Это невозможно. Начнем с того, что она фригидна.
— Есть много видов фригидности, — сказал Хагбард. — Все сходится, поверь мне. Она примкнула к женскому освобождению в том же возрасте, в каком Джордж примкнул к Уэзерману. И оба через несколько месяцев ушли. И ты удивишься, узнав, как были похожи их матери и как их раздражали удачные карьеры старших братьев...
— Но ведь по сути своей Джордж хороший парень.
Хагбард Челине сбил пепел с кончика длинной итальянской сигары.
— Все мы по сути своей хорошие парни, — сказал он. — Но после того, как жизнь пройдется по нам, становимся немного другими.
В 1918 году в Шато-Тьери Роберт Патни Дрейк смотрел на разбросанные вокруг мертвые тела, знал, что из всего взвода он единственный остался в живых, и слышал, как приближаются немцы. Он почувствовал холодную сырость между ног, и только тогда до него дошло, что он обмочился. Где-то рядом разорвался снаряд, и он разрыдался: «О Господи Иисусе, прошу Тебя. Не позволяй им меня убить. Я боюсь умирать. Молю Тебя, Иисусе, Иисусе, Иисусе...»
Мэри Лу и Саймон завтракают в постели, по-прежнему нагие, как Адам и Ева. Намазывая гренок джемом, Мэри Лу спрашивает: «Нет, ну правда, что было галлюцинацией, а что — реальностью?»
Саймон отхлебнул кофе. «Все в этой жизни галлюцинация, — просто сказал он. — И в смерти тоже, — добавил он. — Вселенная нас просто дурачит. Навязывает нам свою линию».
Пурпурный Мудрец вознес брань и горько раздосадовался и воскричал громко: да поразит сифилис проклятых баварских иллюминатов; да не укоренится их семя.
Да трясутся у них руки, да меркнет у них в глазах и да скручиваются их хребты, воистину, наподобие раковин улиток; и да забьются вагинальные отверстия их женщин металлическими мочалками для мытья кастрюль.
Ибо согрешили они против Бога и Природы; они превратили жизнь в тюрьму; и они же украли зелень у травы и голубизну у неба.
Так сказав, гримасничая и стеная, Пурпурный Мудрец покинул мир мужчин и женщин и в отчаянии и тяжелом раздражении удалился в пустыню.
Но Верховный Чаппараль рассмеялся и сказал правоверным эридианцам: напрасно наш брат себя мучает, ведь даже гнусные иллюминаты суть лишь бессознательные пешки в Божественной Игре Нашей Госпожи.
Мордехай Малигнатус, Х.Н.С., «Книга противоречий», Liber 555
23 апреля 1970 года была тридцать пятая годовщина убийства Артура Флегенхеймера (он же Голландец Шульц), но унылая компания вовсе не собиралась отмечать эту дату. Это были «Рыцари христианства, объединенные верой» (в Атлантиде такая группа называлась «Булавы Лхува Керафата, объединенные истиной»), и их президент, Джеймс Дж.
Трепомена (он же Улыбчивый Джим), заметил среди делегатов бородатого и, следовательно, подозрительного молодого субъекта. Такие типы не бывают членами «Рыцарей христианства, объединенных верой», но зато часто оказываются наркоманами. Улыбчивый Джим велел распорядителям из агентства «.Энди Фрейн» зорко присматривать за молодым человеком и не дать ему «отмочить какую-нибудь шутку», а сам поднялся на трибуну, чтобы прочесть лекцию на тему «Сексуальное воспитание: троянский конь коммунизма в наших школах». (В Атлантиде лекция называлась «Числа: кальмаровая ловушка для безверия в наших школах». Все та же чушь на протяжении тысячелетий.) Бородатый молодой человек, который оказался Саймоном Муном, консультантом журнала «Тинсет» по проблемам иллюминатов и инструктором по сексуальной йоге для многих юных темнокожих леди, наблюдая, как за ним наблюдают (что заставило его вспомнить Гейзенберга), откинулся на спинку сиденья и начал чертить в блокноте пятиугольники. Тремя рядами впереди сидел стриженный «ежиком» мужчина средних лет, похожий на сельского врача из Коннектикута, который вольготно откинулся на спинку кресла в ожидании подходящего момента: он очень надеялся, что шутка, которую они с Саймоном собирались отмочить, получится действительно смешной.
НАС НЕ СДВИНУТ НАС НЕ СДВИНУТ
Из Дейтона (штат Огайо) на восток тянется дорога на Нью-Лебанон и Бруквилл, и на маленькой ферме, расположенной у этой дороги, живет замечательный мужик по имени Джеймс В. Райли, сержант дейтонской полиции. Хотя он скорбит по жене, умершей два года назад, в 1967 году, и беспокоится о сыне, который, кажется, влез в какой-то темный бизнес, требующий частых поездок из Нью-Йорка в Куэрнаваку и обратно, сержант обычно весьма жизнерадостен; но 25 июня 1969 года он был немного не в настроении и вообще чувствовал себя неважно из-за артрита и бесконечной череды бессмысленных и странных вопросов, которыми его засыпал репортер из Нью-Йорка. Это было просто глупо: кто в наше время захочет издавать книгу о Джоне Диллинджере? И почему в этой книге должны обсуждаться диллинджеровские зубы?
— Вы тот самый Джеймс Райли, который служил в полиции Мурсвилла, штат Индиана, когда в 1924 году был впервые арестован Дилленджер? — начал репортер.
— Да, и был он наглым и дрянным юнцом! Я не одобряю тех людей, которые пишут про него книжки и говорят, что большой срок, который он тогда получил, лишь ожесточил и ухудшил его характер. Он получил такой срок, потому что вел себя вызывающе на суде. Ни амека на угрызения совести или раскаяние, лишь остроты да ухмылка всезнайки. С самого начала он был яблочком с гнильцой. И всегда мчался сломя голову. Куда торопился, Бог его знает. Шутили, что их на самом деле двое — так быстро он носился по городу. Спешил, наверное, на собственные похороны. Если хотите знать мое мнение, такому хулиганью, как он, любого срока мало. Их надо урезонивать.
Репортер (как, бишь, его звали — кажется, он сказал Джеймс Маллисон?) проявлял нетерпение.
— Да, да, безусловно, нам нужны более строгие законы и более суровые наказания. Но я хочу узнать, с какой стороны у Диллинджера недоставало зуба: справа или слева?
— О Боже праведный! Вы думаете, что через столько лет я могу это упомнить?
Репортер коснулся носовым платком лба: видимо, очень нервничал.
— Знаете, сержант, некоторые психологи утверждают, что мы в действительности ничего не забываем; все сохраняется в глубинах нашей памяти. Так что я вас прошу, попытайтесь обрисовать Джона Диллинджера, каким вы его помните, с этой его, как вы говорите, ухмылкой всезнайки. Вы можете четко вспомнить его лицо? С какой стороны у него отсутствовал зуб?
— Слушайте, через пару минут мне заступать на дежурство, и я не могу...
Маллисон изменился в лице, как будто пытался скрыть отчаяние.
— Ну что ж, тогда позвольте задать вам другой вопрос. Вы масон?
— Масон? Господи, с чего это... Я всю жизнь католик, да будет вам известно!
— Хорошо, а знаете ли вы в Мурсвилле кого-нибудь из масонов? В смысле, с кем можно побеседовать.
— С какой стати мне с такими людьми беседовать, если они всегда говорят о церкви ужасные вещи?
Репортер гнул свою линию.
— Во всех книгах о Диллинджере говорится, что будущая жертва того первого ограбления, бакалейщик Б. Ф. Морган, звал на помощь, подавая масонский сигнал бедствия. Вы знаете, что это за сигнал?
— Вам лучше спросить об этом масонов, но наверняка они ничего вам не скажут. При том, как они умеют хранить свои секреты, даже агентам ФБР у них ничего не узнать.
Наконец репортер ушел, но сержант Райли, методичный человек, на всякий случай запомнил его имя: Джеймс Маллисон — или он сказал Джозеф Маллисон? Что за странную книгу он пишет. Причем тут зуб Диллинджера и эти проклятые атеисты-масоны? Здесь явно кроется что-то более серьезное, чем кажется на первый взгляд.
МЫ КАК ДЕРЕВЬЯ У ВОДЫ
И НАС НЕ СДВИНУТ С МЕСТА
Мискатоникский университет, расположенный в Аркхеме (штат Массачусетс), никак не назовешь знаменитым, а если сюда и приезжают какие-то ученые чудаки, то только ради коллекции оккультных книг, переданной в дар университетской библиотеке покойным доктором Генри Армитиджем. Но мисс Дорис Горус, библиотекарь, никогда не видела более странного посетителя, чем этот профессор Дж. Д. Маллисон, который заявил, что приехал из Дейтона, штат Огайо, хотя говорил с явным нью-йоркским акцентом. Принимая во внимание его скрытность, она ничуть не удивилась, что он просидел целый день (26 июня 1969 года) над редким экземпляром «Некрономикона» Абдула Альхазреда в переводе доктора Джона Ди. Именно этой книгой интересовалось большинство приезжих чудаков; ею или «Книгой священной магии Абрамелина».
