фильм, но всему есть предел, и от нескончаемой череды повторяющихся кадров Рэду уже хотелось выть и лезть на стенку, выдирая из черепа свои длинные седые волосы. Нескончаемое однообразие приводило в бешенство, которое тут же сменялось отупляющей апатией, и все по спирали повторялось вновь и вновь. Режиссеру стало чудиться, что его начинает окутывать некая плотная пелена, розовая и губчатая, словно влажная мозаика из внутренних органов. Кадры из фильма – потоками льющаяся кровь, отпиленные кисти руки, клочья плаценты, которой закусывали водку Фил с Карпычем, – казалось, все это вколачивается в череп стальными гвоздями. И Рэд не выдержал. Последовала резкая ослепительная вспышка, как проблеск холодной молнии, и он утратил связь с реальностью.
Пришел в чувство режиссер лишь после того, как его усиленно отхлестал ладонями по лицу Юрий.
– Не так скоро, старик, – прошипел он, увидев, как Рэд, застонав, приоткрыл глаза. – Я так понял, что все только начинается…
– Уйди прочь, – прошептал Локко. Все лицо горело и полыхало от пощечин. – Убери лапы, сукин сын.
Из-за неумолкающей сирены Юрий вряд ли услышал его слова, но, вероятно, смысл сказанного понял по шевелящимся губам режиссера.
– Да без проблем, – сказал он и, отойдя в угол, попросту сел на пол.
Рэд опустил голову и заткнул уши.
Алексей подобрал пустые ведерки из-под попкорна и, разорвав их, стал поочередно вылизывать их внутренние стенки. Из потухших глаз банкира, окруженных темными кругами, текли слезы. Ее Величество Боль, казалось, поселилась в каждом квадратном миллиметре его изможденного грузного тела. Но больше всего досталось позвоночнику, в него будто ввинтили десяток ржавых винтов, которые вибрировали в такт его судорожному дыханию, причиняя немыслимую боль. Нестерпимо болел копчик, и Балашов даже подумал, что, наверное, именно так себя чувствуют наказанные, которых сажают голой задницей в муравейник.
Жанна сидела неподвижно, крепко зажмурившись.
Так продолжалось ровно до 00:00, после чего сирена смолкла.
Рэд, охнув, медленно поднялся – бедра обожгло зубчатой болью, будто пилой по коже прошлись. Ковыляя, он сделал небольшой круг по «кинотеатру» и остановился возле Жанны. Глаза беременной женщины все так же были закрыты.
– Ты что, просидела так шесть часов? – спросил он.
Она не ответила.
– Фильм закончен, – зачем-то сообщил режиссер, хотя это было и так понятно.
– Он никогда не закончится, – выдохнул Алексей. Вылизав последнее ведерко, он швырнул его под ноги. – Твой фильм будет идти вечно. Твоим фильмом нас убивают, Рэд. Медленно и изощренно.
– Мы сами себя убиваем, – прошептала Жанна, поднимая веки. Влажные глаза были покрасневшие и опухшие.
– У нас внеплановая почта, – хмыкнул Юрий, увидев, как с потолка спускается увесистый бумажный пакет, к ручке которого был привязан фиолетовый бант. – Не иначе как нам выделили дополнительный паек…
Алексей возбужденно втянул носом затхлый воздух давно непроветриваемого помещения и приблизился к пакету.
– «Оле», – вслух прочитал он надпись, выполненную маркером, и в голосе его прозвучало разочарование.
– Похоже, это вам, Жанна, – произнес Рэд. Он отцепил пакет, и трос зашелестел, поднимаясь, наверх. – Тот самый приз.
– Я не Оля, – разлепила губы Жанна. Она отстраненно смотрела, как Алексей нетерпеливо вытаскивал наружу пластиковую бутылку, заполненную прозрачной жидкостью, аккуратно сложенную простыню, пеленки и полотенце. Набор завершал бумажный коричневый конверт, в котором оказался пузырек йода и маленькая катушка ниток.
– Они готовятся к родам, – сказал Рэд, и губы его изогнулись в жалкой улыбке. – Спасибо хоть на этом.
– Получай свой приз, Ольга, – вздохнул Алексей. Увидев, что в пакете больше ничего нет, он быстро потерял к нему интерес.
– Я не Ольга, мать твою! – Жанна вскинула на банкира злые глаза. – Если не помнишь, как меня зовут, лучше вообще заткнись!
– Слыхал, Карпыч? – засмеялся Юрий. – Кошечка решила показать коготки.
– Да пошла она… – зевнул Алексей. – Кстати, простыней или полотенцем можно закрыть ведро.
Судя по нахмурившемуся лицу Рэда, эта идея режиссеру не понравилась.
– Простыня понадобится для другого дела, – возразил он.
– Ты что, стал за всех все решать? – набычился Алексей. – А кто тебя уполномочил?
Рэд примиряюще поднял руки:
– Друзья, давайте лучше поговорим о другом. Жанна получила этот так называемый приз за то, что правильно назвала отличие этого фильма от оригинала… – Теперь его взгляд был устремлен на Жанну. – Я говорю о Воробьевой Ирине.
Выражения лиц Юрия и Алексея оставались безразличными и холодными.
– И что ты хочешь узнать, Рэд Локко? – спокойно поинтересовалась Жанна. Придерживая живот руками, она, с трудом переставляя отекшие ноги, подошла к «призу».
– Как ты узнала?
– Очень просто. Кто-нибудь из вас смотрел титры?
Рэд выглядел обескураженным.
– Признаюсь, нет. Все внимание я сосредоточил на картине…
– Все элементарно, – устало продолжала Жанна. – Вы все внимательно смотрели сам фильм, но почему-то никто из вас не обратил внимания на фамилии тех, кто был причастен к съемкам «Седой ночи». Фамилия Ирины Воробьевой промелькнула так быстро, что я едва заметила, но она была в титрах.
– Ира Воробьева, – машинально повторил Рэд, будто слыша это имя впервые. – Как, ведь…
Он схватился за голову и торопливо повернулся к экрану, как если бы пытался увидеть ускользающие кадры финальной сцены.
– Остынь, Рэд, – сказал Алексей. – У тебя будет возможность проверить слова Оль… Жанны сегодня утром. Просто следи за титрами.
– Если бы она ошиблась, Ах бы об этом сказала, – прозвучал ответ. – Значит…
– Значит, они все знают, – промолвила Жанна. Она расправила пеленки, критически оглядела их, затем сложила обратно в пакет.
Режиссер повернулся к ней лицом.
– Это какое-то сумасшествие, – отрывисто сказал он. – Ира… Как будто это было вчера, правда? Но прошло двадцать пять лет…
Его взор переместился на Юрия, затем на Алексея.
– Насколько хорошо вы все это помните?!
Никакой реакции, лишь Алексей приподнял брови.
– Что молчите, парни? – Голос режиссера сделался жестче. – Вы все сделали. Должны помнить.
– За фильм несет ответственность режиссер, Витек, – наконец заговорил Есин. – Главный – ты. Это была твоя идея. Мы лишь исполняли твои указания.
Алексей молча сглотнул подкативший ком к горлу, лицо покрылось мертвенной бледностью. Юрий заметил это и толкнул банкира локтем:
– Гляжу, ты тоже вспомнил, братуха. Ну, говори что-нибудь, чего застыл?
Алексей заторможенно взглянул на него. В мозгу, словно оглушительные хлопки крыльев какой-то рептилии, то и дело вспыхивала жуткая мысль, бросающая его в леденящий ужас:
«Вскрылось… все вскрылось».
– Я… я почти ничего… не помню. Это было… как в густом тумане. Это все твои колеса, Рэд.
Словно в поисках поддержки, он посмотрел на Юрия, но лицо мужчины оставалось непроницаемым, проще было угадать, о чем думает речной камень, чем Есин.
– Мы все в одной лодке, ребята, – свистящим шепотом проговорил Рэд. – Все, что было сделано тогда, уже не вернешь. Надо думать,
