Я собрал свои карточки и спросил, что же его так развеселило.
— Бьюсь об заклад, я знаю, в чем дело, — сказал я. — По дороге на работу ты подставил подножку слепому.
— Эх, Фрэнк, — захихикал Стейплз, ласково потрепав меня по запястью. — Вечно ты судишь о других по себе. На самом деле я навестил старого друга. Друга, которого не видел почти двадцать лет.
— Да неужели? — воскликнул я. — Хочешь сказать, ты заявился в психушку, они впустили тебя, а потом выпустили?
Он снова захихикал и опять коснулся моего запястья:
— Уже теплее, мой мальчик. Удивительно, как мозги у разных людей работают в одном направлении. Этот мой друг, точнее, знакомый действительно находится в государственном учреждении.
— А, в тюрьме? Так я и знал. В таком случае неплохо, что у тебя связи в местной полиции.
— Эти связи, Фрэнк, дались мне потом и кровью. Но при такой должности, как моя, они весьма и весьма полезны. Но — нет, ты все еще далек от истины. Я был не в тюрьме. Скорее, в родственном учреждении.
— Да?
— Угу. Прилегающем к тюрьме… Но я вижу, что тебе наскучил наш разговор и я уже непростительно тебя задержал. Ступай же, добрый друг! Вперед, по следам беглецов, и пусть каждый из них обнажит пред тобой свою ахиллесову пяту.
— Что-то я не понял, — сказал я. — Этот человек, которого ты навещал, — он что, попал в беду?
— Нет… ха-ха… я бы этого не сказал, Фрэнк. Во всяком случае, мне он не жаловался.
— Что ж, черт подери, тогда ладно. Что…
— Нет. — И Стейплз предупреждающе поднял руку. — Нет, я не могу тебе этого позволить, Фрэнк. Ты просто вежлив и делаешь вид, что мой убогий разговор тебя занимает, а я не могу этого позволить. Беги же скорее, я настаиваю. И… ах да…
— Я знаю, — сказал я. — Знаю. Ты хочешь, чтобы я распотешил своих клиентов до смерти.
— До смерти?.. О, неплохо сказано! Прекрасно сказано! — воскликнул Стейплз и ухмыльнулся.
Я повернулся и вышел.
Внутри у меня все напряглось, в желудке было какое-то странное ощущение. Он словно сузился и оттянулся вниз, как будто я проглотил что-то тяжелое. И горло побаливало, а мозг пронизывали обжигающе ледяные иглы.
Я сел в машину. Меня так трясло, что я насилу повернул ключ зажигания. Я отъехал от бордюра и повел машину неизвестно куда, как слепой. Наконец добрался до бара и устроился в дальнем закутке.
Я выпил — мне полегчало. Выпил еще — полегчало еще больше. Я начал успокаиваться.
Стейплз не мог ничего сделать. Если полицейские не смогли, то как он мог? Да и вообще, какого черта? Он просто приметил, что я слегка не в своей тарелке, ну и стал меня подкалывать, чтобы выудить ответ. Вертелся как мог, всюду тыча своей иголкой в надежде, что какой-то из уколов угодит в цель.
И что там он плел сегодня утром? Если присмотреться повнимательнее, это наверняка была проклятая ложь. Обычный человек признался бы сразу, что проспал, или застрял в лифте, или что-то в этом роде. Но Стейплз не был обычным человеком — я хотел сказать, приличным. Он лгал просто удовольствия ради. Он готов был залезть на дерево, чтобы солгать, хотя мог бы говорить правду, стоя на земле. Потому-то — уж так ему хотелось меня подколоть — он и наплел про визит к старому приятелю.
Приятель, которого нигде нет, — понимаете, о чем я? То есть мне никак не определить, где он находится. Даже если бы мне приспичило, я не смог бы туда попасть. Человек в тюрьме, но в то же время и не в тюрьме, и все такое. Страшная тайна. Туманные намеки.
Не будь Стейплз так чертовски рад, так доволен собой… но это полагалось ему по роли, это был еще один укол иголкой. А может, ему и вправду удалось с кем-то переспать и от этого его настроение так улучшилось. Он хвастался, что положил глаз на одну из горничных в его гостинице. Неделями пытался ее соблазнить, грозя ей увольнением, а потом, наоборот, подлизываясь подарочками из магазинных запасов. Может, наконец ему удалось добиться своего.
В любом случае…
В любом случае он ничего не знал.
ЧЕРТ ПОДЕРИ, ОН НИЧЕГО НЕ ЗНАЛ!
Но конечно же, мне совсем не хотелось работать. Не мог я сегодня выколачивать деньги из должников. Ей-богу, в таком моем состоянии все кончится тем, что не я отберу у клиентов деньги, а они у меня.
Я хотел только одного — вернуться домой. Понимаете, ничего не делать, а просто побыть дома, весь день провести под боком у Джойс. Но черт подери, об этом и речи не могло быть. Джойс и так была расстроена из-за денег — даже не хотела посидеть их покараулить. Она уже почти согласилась, что лучше оставить их у нас, чем нести в полицию, но история эта ей все равно не нравилась. И если бы я сегодня прогулял работу, Джойс решила бы, что у нее куда больше поводов для беспокойства, чем она думала раньше.
В том баре я выпил четыре или пять порций, растянув их до полудня. Потом вернулся к машине и снова поехал.
Я отправился на окраину города и свернул на грунтовую дорогу. Там я припарковался, потянулся к заднему сиденью и открыл чемодан с образцами.
На этот раз я взял двенадцать пятидолларовых купюр. Достаточно для целого дня работы. Я неуверенно помял их между пальцами, подумал, а потом положил шесть купюр обратно и вместо этого взял три десятидолларовых.
Так-то лучше. А то двенадцать пятидолларовых и ничего другого — выглядит странновато.
Я сунул банкноты в рабочий бумажник.
Потом разложил карточки со счетами на приборной доске и подправил что нужно.
Потом… да, собственно, и все. Больше ничего не оставалось делать, а в запасе было еще пять часов.
Может, сходить в кино? Черт, кому же хочется идти в кино и сидеть там в темноте одному? Конечно, я бы с удовольствием почитал, я ведь, знаете, люблю читать. Но не прямо же на улице — а в этих чертовых библиотеках ни черта нет стоящего. Ни тебе хороших исповедальных рассказов, ни киножурналов — ничего интересного.
Я снова завел машину.
Пожалуй, самое неприятное занятие — крутить баранку, когда тебе некуда ехать.
Я все думал, как хорошо было бы двинуть домой (зная, что не могу, ну никак), и меня охватила досада. Какого черта, в конце концов? Парню плохо, он обеспокоен, а при этом даже не может поехать к себе домой и поговорить с собственной женой. На мой взгляд, весьма прискорбное положение. Человек выбивается из сил — ради нее, между прочим, выбивается, — а она только и знает, что портить ему жизнь. Капает на мозги и досаждает, как будто у него и так мало поводов для беспокойства.
Мона не стала бы себя так вести. Эта малютка Мона — вот она действительно милая крошка, настоящая душечка. Ей в жизни пришлось сделать кое-что, чего делать не следовало, и, может, поэтому она не была такой безупречной, как Джойс, — точнее, не корчила из себя безупречную, в отличие от Джойс. Но…
Так, насчет Джойс. Джойс ничего особенного из себя не корчила. Можно подумать, она не умела браниться — умела, да еще как! Просто она шла на поводу у своего настроения, так что никакой показухи в этом не было. Но… Мона тоже была в порядке, и мне надо было с ней увидеться, надо было побыть с кем-то, поговорить с кем-то.
С кем-то — с кем угодно, — кто был бы на моей стороне.
Я поехал через весь город к торговому центру, куда Мона иногда ходила за покупками. Зашел там в маленький бар по соседству с аптекой и сел у входа.
Это было одно из тех мест, о которых невольно думаешь: и как они только не прогорают? Например, этот бар оказался полупустым. Старый скряга потягивал пиво за десять центов. Какая-то накрашенная дама налегала на шерри и каждые две минуты подсчитывала мелочь… Вот и вся клиентура.
Я заказал два двойных скотча. Когда я сказал бармену, что он может оставить себе доллар на чай, он чуть не упал в обморок от счастья.
Он поставил передо мной вазочку с орехами. Бросил пригоршню жетонов в музыкальный автомат. Я сказал ему, что свет у окна слишком яркий, и попросил его выключить. То есть я только начал ему об этом говорить. Он выключил свет еще до того, как я закончил фразу.
— Так нормально? Что-нибудь еще, сэр?
— Я вам сообщу, — ответил я.
Бармен понял намек и оставил меня одного.
Я сел на табурет чуть боком. Я поглядывал в окно, опершись локтем на стойку бара, выпивал и думал. Просто убивал время.
Я взял еще порцию выпивки, а следующая оказалась за счет заведения. Сделал пару глотков, глянул на часы. Было начало четвертого. Наверное, Мона уже не появится. Никогда не удается увидеть тех, кого действительно хочется видеть, так что вряд ли мне повезет.
Я встал и направился в сортир в глубине бара. Вышел — и тут же увидел ее. Она как раз проходила мимо, я едва успел ее заметить. Я медленно направился к выходу, словно просто хотел подышать воздухом.
Она зашла в супермаркет. Я подождал пару минут, а потом вернулся к своему табурету. Стоял рядом, попивая виски и искоса поглядывая на дверь.
