Ознакомительная версия.
То, что произошло на закате перестройки, рано или поздно должно было случиться со страной. Процесс распада Российской империи, начавшийся с поражения в русско-японской войне, усугубившийся подрывной деятельностью революционеров и растерянностью властей, но после приостановленный изуверскими методами эпохи классовой борьбы, был необратим.
Так уж сложилось, совпало, выстроилось, что советскому народу, в том числе героям этой истории, да и самому Михаилу Сергеевичу, а также его союзникам и оппонентам, довелось жить в эпоху медленного, но неминуемого крушения одной из величайших в истории цивилизации империй.
Все, что они делали, могло быть эффектно, красиво или же, напротив, гадко и необдуманно. Но ни одно из их решений уже не могло кардинально повлиять на ход событий. Так серфер, оседлавший океанскую волну, не в состоянии изменить ее направление и силу.
Дни империи были сочтены. Но смертный бывает зачастую недальновиден и слишком самоуверен. Его любимое занятие – хватание за соломинку, лишь бы продлить свои страдания хоть ненадолго.
Старая гвардия огрызалась, но здоровье подводило, поэтому матч-реванш был затеян на интеллектуальном поле. Егор Кузьмич Лигачев подговорил некую химичку из Питера подписаться под газетной статьей о святости старых ленинских принципов. И хотя прокоммунистический народ на время сплотился вокруг автора данного демарша, его оказалось недостаточно для нейтрализации бессистемных, но мощных потоков «правды» о злодеяниях КПСС, падавших на благодатную почву. На более масштабные обструкции Егор Кузьмич оказался не способен. Да и нужно ли было стараться? Ведь место в истории он себе обеспечил, по крайней мере, не меньше, чем на срок жизни двух-трех поколений, представителям которых наряду с дефицитом колбаски и сахара довелось ощутить, каково на самом деле – жить без водки и вина.
Парадоксально, но своеобразная культура пития, точнее, ее вычурное отсутствие, стало одной из немногих цементирующих общество «страшных тайн». Удар по пагубной привычке отчаянно губить печень и иные органы сократил срок жизни Советской страны на много лет.
Мужское население СССР прошло тогда через горнило мелкого гражданского конфликта, разгоравшегося вокруг точек реализации алкоголя. В очередях за строго нормированным числом бутылок приходилось проявлять куда большую смекалку, чем на рабочей вахте.
Неожиданно оказалось, хитрость, хамство и беспринципность почти гарантировали успех в продвижении к заветной цели. Особо совестливым персонам оставалось сохранять терпение и спокойствие. Вновь прибывающих и бредущих в хвост очередей за вином и водкой вид их повергал в тоску, руки опускались, а иным уже не хватало сил даже на то, чтобы как следует обругать советское правительство.
На том занятном отрезке развития государства пьющий народ превыше всяких проблем текущего момента заботил дефицит вина. Народ попроще не гнушался употреблением политуры, а одеколон «Тройной» ценился наравне с «Зубровкой». И только сохранившие толику уважения к себе граждане изо всех сил воздерживались принимать внутрь яды и покорно выстраивались друг за другом у магазинов в Столешниковом переулке, близ метро «Новые Черемушки», в подмосковных Сосенках.
В этих скоплениях желаний, нервов и надежд вполголоса на чем свет стоит поливали членов ЦК и местные власти, лично Генерального секретаря. Тут покупали и продавали очередь, то есть торговали временем – двумя, тремя, а то и четырьмя часами – дискутировали, знакомились, дрались. В этих очередях студенты встречались с преподавателями и те прятали глаза от стыда. Здесь всегда дежурили усиленные наряды милиции, никогда не покидавшие своих постов без богатого улова.
По всей многомиллионной и многонациональной стране, от Балтики до тихоокеанских рубежей, ежедневно выстраивались очереди жаждущих похмелиться и просто имеющих смелое желание оживить досуг. Это были очереди из будущих молодоженов и сегодняшних именинников, профессоров и пролетариев, ученых-ядерщиков и работников медицины. Стояние за выпивкой на время объединяло классы, вплоть до момента, когда у касс случалось обострение классовой борьбы и у прилавков приходилось энергично работать локтями.
Большинство вливающихся в очередь не имели за душой ничего, кроме типовых комплектов мебели, телевизоров и сберкнижек с более чем скромными балансами. Отдельная жилплощадь была в лучшем случае у каждого десятого. Со времен публикации бессмертного творения Ильфа и Петрова автомобиль так и остался роскошью. Столы ломились от еды только по праздникам. Люди ездили на стареющем и некомфортном общественном транспорте, их плохо лечили, зачастую не от того, чем они болели, а от тех болезней, лекарство от которых имелось в ассортименте.
И все равно терпение народа казалось безграничным. И тут вдруг у людей попытались отобрать компенсатор социального напряжения. Ни одной разведке нашего империалистического окружения не под силу было устроить столь эффективный подкоп под фундамент страны развитого социализма.
Очереди за выпивкой отнимали у людей не только время, здоровье, но и веру в мудрость вождей. Именно эти очереди добивали остатки сил, которых еще хватало на то, чтобы притворяться самым счастливым народом на планете, и подтачивали основы социалистической империи наряду с вражескими радиостанциями, гонкой вооружений, песнями Майкла Джексона и теневыми торгашами.
Наконец наверху уяснили: подданные не поняли благородных намерений партии. Запреты сняли, но было поздно. Антиалкогольный рывок ускорил процесс распада пьющей страны.
Но были и другие причины, среди которых главной считалась происки внешних сил – именно об этом талдычил Горбачеву при каждом удобном случае председатель КГБ Крючков.
Но погубить такую державу ни за что, ни при каких обстоятельствах не мог ни один внешний враг. На такое оказалась способна талантливейшая разрушительная сила, которая и породила в свое время наше социалистическое отечество – Компартия Советского Союза.
С того момента, когда в основе ее стратегии выживания утвердилась ставка не на отца-командира нации, а на деспотичного вождя образца более восточного, нежели это имело место в эпоху самодержавия, она была обречена. А вместе с ней обреченной оказалась созданная под ее надзором экспансионистская держава.
Реинкарнации Иосифа Сталина не случилось, а школа его умирала с уходом тех, кто еще помнил доисторические по своей чудовищности и цинизму методы удержания народа в узде.
Власть, олицетворявшаяся ухоженными и вполне гуманными пенсионерами, но в целом основанная на тотальном подавлении инициативы и безапелляционной прокламации своей правоты и верности учения живших в XIX веке немцев, обязательно должна была споткнуться на личности очередного лидера. Это было всего лишь вопросом времени.
Между тем и в конце 1980-х жизнь советской страны продолжалась в штатном режиме. Заводы работали, колхозы худо-бедно отгружали продовольствие, самолеты летали, обороноспособность крепилась, интернациональный долг выполнялся, люди вступали в партию и комсомол, в больницах лечили, в школах учили.
Никто не предполагал, что страна вступает в свою самую последнюю пятилетку.
Глава одиннадцатая. 19 АВГУСТА 1991 ГОДА. ФОРОС
Спокойное утреннее море вальяжно накатывало сонные волны на берег. Лаская пляж несмелыми прикосновениями, они перекатывали гальку, искрились на солнце, ублажали слух смиренным шипением. Казалось, не родился на земле человек, способный остаться безучастным к этой райской картине. Потому что ну никак невозможно было устоять перед соблазном броситься в объятия манящей прохладой и чистотой воды, щедро предлагающей легкое и быстрое спасение от крымского солнца в самый разгар курортного сезона.
И все же такой человек существовал, и ему сейчас, 19 августа 1991 года, действительно не было никакого дела до прекрасного моря, хотя он и глядел на него во все глаза, словно пытался объять взглядом до самого горизонта. Имя этого человека – Михаил Сергеевич Горбачев, единовластный правитель большой империи, преемник власти русских царей и всех партийных вождей.
Он так и не смог осознать всей полноты своей власти, принять ее, ощутить. Был он недостаточно плох, циничен, властолюбив для тех полномочий, которые по праву преемника нашей многовековой деспотии сконцентрировались в его руках… Или оказался баловнем судьбы, чье предназначение вовсе не состояло в наследовании безграничной власти, а потому и не совладал с нею, не сумел воспользоваться должным образом.
Где-то что-то не заладилось в канцелярии высших сил, и вот эта власть досталась именно ему. Вскоре он стал щедро ею делиться, ведь смысла и ценности ее не понимал, раздавая направо и налево права и свободы и тем подрывая абсолютизм.
Ознакомительная версия.
