— Но ведь это не так. Ты уже везде побывала. Tы уже была и в верхней, и в нижней части города — почему же ты все еще здесь околачиваешься?
Фрэнсис вздохнула:
— Это долгая история, и незачем тебе ее выслушивать в свой медовый месяц.
— Я так и знала! Я сказала Сэму, что ты что-то скрываешь. Давай выкладывай!
Что ж, раз ее уже разоблачили в посольстве, не было смысла увиливать от ответа, но если она рассчитывала на сочувствие со стороны Люси, то сильно ошиблась.
— Бог ты мой, — сказала та, — просто невероятно. Потерять любимого человека в Судане! А потом ждать, когда он разыщет тебя в Каире!
— Так смешно, что аж плакать хочется, да?
Люси несмело на нее взглянула:
— Но так романтично! Намного романтичнее, чем мое замужество в городке Хенлей-на-Темзе.
— Может, со стороны все кажется романтичным, но на самом деле довольно печально.
— Да нет же, конечно, сейчас это так, но как только вы снова будете вместе, вы оглянетесь назад и подумаете: ну и ну, вот это приключение! И представь себе вашу встречу: вы бросаетесь друг другу в объятия на одной из переполненных людьми улиц Каира, кругом сигналят такси, поднимается пыль с мостовой…
— Господи, какие книги ты читаешь?
— Ладно, признайся сама — очень эффектно.
— Вот уж чего нет, того нет. Очень тоскливо, Люси. Скучно до смерти… И ждешь, ждешь… Такое впечатление, что я уже вечность провела в Каире. Застряла на полпути, забуксовала в зоне бедствия.
— Посмотрим, как ты запоешь, когда он объявится.
— А если не объявится?
— Но это испортит мой медовый месяц!
Фрэнсис улыбнулась:
— Тебя не переспорить.
— А ты слишком волнуешься. В посольстве его отыщут. Это их работа. Знаешь, такое случается на каждом шагу. Туристы сбиваются с пути. Так что не унывай — давай устроим забег по магазинам. Тебе это пойдет на пользу, а я собираюсь заглянуть в «Хан-эль-Халили».
— Спасибо, но я не могу ходить за тобой хвостом весь твой медовый месяц.
— Почему это не можешь?
— Не время и не место, — настаивала Фрэнсис.
Но она все равно отправилась за покупками, потому что Люси стала ей опорой, костылем, который не давал ей упасть. И именно на шумных бульварах огромной каирской набережной, где даже знойный вечерний воздух не мог ослабить энтузиазма Люси, произошла неожиданная перемена.
Они были в лавке, напоминающей пещеру Аладдина, темной и пахнущей пряностями. Пока перед Люси расстилали шарфы, скатерти и восточные халаты, Фрэнсис сидела у двери, глядя на разгуливающих туристов и спешащих мимо местных жителей. Она отбивала пальцами ритм по стулу. Что-то не давало ей покоя. Она была измучена и несчастна, но не это тревожило ее. Она поняла, что ей все опостылело. Ей было скучно в «Хан-эль-Халили» — самом прекрасном базаре из всех существующих на свете. А было время, когда одно только название «Хан-эль-Халили» манило ее, но теперь, сидя посреди самого большого базара в Египте, одурманенная пряностями и дымом от трубок, вялая от жары и оглушенная шумом египетской уличной жизни, она нетерпеливо постукивала пальцами по сиденью.
Конечно, она уже здесь бывала. Ходила по коричневым, завешанным проходам с Ричардом, так же как и по несчетному количеству базаров от Стамбула до Калькутты. Все они бурлили, источали благовония и пленяли… И все же теперь только одна мысль вертелась у нее в голове: «Ну вот, еще один базар». Не думала она, что когда-нибудь доберется до этого «еще одного базара».
Вот он, первый отчетливый признак того, что и она может устать от путешествий, что все эмоции, которые пробуждают в ней странствия, могут истощиться. У нее (в отличие от Люси) больше не было чувства новизны, а без него все окружающее не имело значения. Она-то считала, что удивление и восхищение всегда будут ее спутниками, и она часто говорила Ричарду, что никогда не устанет от многообразия и не перестанет удивляться всему новому. Оказывается, она ошибалась. Потрясенная этим открытием, Фрэнсис задрожала. Многие годы она жила за границей, где нашла пристанище и спасалась от обыденности. И именно сейчас, как раз тогда, когда она наиболее остро в нем нуждалась, этот путь был для нее заказан, потому что переезжать с места на место без особого на то желания не имело смысла.
И все же пальцы продолжали барабанить по стулу. Да, бессмысленно отрицать: ее страсть к путешествиям сошла на нет. Тем вечером на восточном базаре ее способность к радужному восприятию окружающего мира ослабла под натиском однообразия.
Ричард пришел к ней той ночью. Так же, как всегда, когда грохот машин не давал спать. Она дала волю воображению. Если ей суждено потерять его, значит, в конце концов, она забудет жесты и черты, за которые она его полюбила, поэтому она позволяла себе наслаждаться мельчайшими подробностями, пока еще помнила их. Пусть это было самоистязание: видеть его, но понарошку, чувствовать его, но понарошку, любить его, но понарошку.
На следующее утро она поехала в аэропорт, чтобы проводить самолет, на котором должна была улететь сама. Она надеялась увидеть, как Ричард пытается проскользнуть мимо. Завтра он выходит на работу. Все еще не готовая поставить крест на их совместном будущем, она сняла бронь со своего места на этом рейсе. Если не удастся найти Ричарда, у нее будет время подумать, куда податься. Без него жизнь представлялась совершенно в ином свете, такой пустой, что ее было видно насквозь. Она попросила разыскать Ричарда по громкоговорителю. Его имя отдавалось эхом в здании аэровокзала, но никто не отозвался. Кошки разгуливали по главному вестибюлю, а какой-то жалкого вида котенок повадился ходить за ней по пятам. Одинокий, как и она, он жаждал общения. Когда самолет наконец поднялся в воздух, для нее все еще оставалось загадкой, на борту Ричард или нет. Но при взгляде на хвост взмывшего вверх самолета на душе было тяжелее, чем когда-либо прежде, когда провожала его.
Она провела остаток дня в своем номере.
В пять к ней заглянула Люси.
— Есть новости?
Фрэнсис покачала головой.
— Ах, бедняжка. Пойдем чайку выпьем.
— Спасибо, не хочу.
— Фрэнсис…
— Я двинуться не могу, Люси. Tы что, не видишь? Не могу двинуться с места. И даже если бы могла, что бы я делала? Мне некуда идти, и нет желания идти туда. Я смотрю на тебя и Сэма и думаю: вот о чем мечтал Ричард, это было все, о чем он просил, — чтобы мы были вместе, — но я наказала его за то, что он хотел быть со мной, а теперь я вижу вас вместе и завидую вам. У меня было все то, что есть сейчас у вас, но я упустила свое счастье.
— Я просто уверена, что в этом и заключается смысл происходящего. Понимаешь, о чем я? — сказала Люси. — Tы снова встретишься с Ричардом и после этого уже не будешь с пренебрежением отвергать то, что он может предложить.
В понедельник, когда Ричард должен был вернуться на работу, Фрэнсис снова пошла в посольство. Она не хотела идти, не хотела смотреть правде в глаза, но не могла больше оставаться в Каире без денег и определенной цели. Она пришла в офис после полудня. Как только она вошла, Саба встала.
— Посол хочет вас видеть.
— Есть новости?
— Думаю, что да, — улыбнулась она и открыла дверь.
— А-а, — поднялся ей навстречу посол Дойл. — Мисс Диллон, входите, входите.
Он жестом предложил ей сесть.
Она сцепила руки, чтобы он не увидел, как они трясутся.
— Наконец-то у меня хорошие новости. Можете вздохнуть спокойно. Ваш друг цел и невредим.
Она как-то сразу обмякла, когда вздох облегчения вырвался у нее из груди, и чуть не сползла со стула, пытаясь подавить слезы. Хорошая новость, безусловно. Он был жив. Но вместе с тем это была плохая новость.
— Мы связались с его офисом по телексу сегодня утром. Они прислали сообщение незадолго до вашего прихода. Мистер Кин еще не вышел на работу..
— Что?
— Но с ним все в порядке, слава богу. Он звонил из Хартума, чтобы сообщить, что задержится.
Он протянул ей телекс.
Руки у ней тряслись. Сердце выпрыгивало из груди. В сообщении говорилось, что он задержался в Хартуме и вернется через неделю.
— Но здесь не указана причина!
Посол склонил голову:
— Не указана, и там не говорится, где он остановился. Но то, что он не обращался в посольство, — хороший знак. Совершенно очевидно, что он не попал в беду.
— Но ведь он может быть болен.
— Да, возможно, но если бы он серьезно заболел, он не обещал бы, что приедет через неделю. В конечном счете, я полагаю, что новость утешительная.
Фрэнсис сидела как громом пораженная, совсем не находя эту новость утешительной. У Ричарда в распоряжении было две недели. Он связался с Лондоном, но не позвонил ни в «Лонгчампс», ни в одно из посольств или хотя бы в «Акрополь» или в другое место, где они были вместе. Он был в Хартуме без нее и отправится домой тоже без нее. Она получила ответ на все вопросы, проносившиеся у нее в голове, как дикие лошади.
