—У него есть жена. Это она дала разрешение и даже просила о пересадке его органов.
«Дети?»
—Не знаю, но постараюсь выяснить.
«Хорошо. Я хотел бы что-нибудь сделать для его семьи».
—Всему свое время, Джозеф. Если они примут нашу благодарность в материальной форме, то, уверена, будут удовлетворены компенсацией.
«Я хотел бы встретиться с вдовой моего спасителя».
—Если это возможно, я организую встречу. А сейчас, пожалуйста, отдыхайте.
«Подождите».
-Да?
«Сару известили?»
—Еще нет.
«Свяжитесь с ней до того, как начнется операция. Передайте ей, что я люблю ее».
—Я обязательно разыщу ее и все передам.
«Я боюсь умереть, не завершив работу».
—Чепуха, Джозеф! Вы уже однажды чуть не умерли. По правде говоря, если вы помните, у вас остановилось дыхание. Но вы будете жить! У нас превосходная совместимость тканей, Джозеф, — по всем двенадцати пунктам. Таких шансов один на миллион. Да нет, учитывая вашу редкую структуру белков и группу крови — один на десять миллионов. Вы не умрете.
«Я не умру», — написал он.
—Отдыхайте, Джозеф. Пусть вам приснится жизнь, где воздух свежий, чистый и такой богатый кислородом, какой бывает только в джунглях, и где вы можете вдыхать его, сколько вам угодно.
Элизабет убрала фанерку и осторожно поцеловала Энсона в лоб. Потом он увидел, как она вводит какое-то лекарство в капельницу, и через считаные секунды его мягко накрыла теплая волна безмятежности.
* * *Открыв глаза, Энсон увидел над головой огромное яркое блюдце операционной лампы. В воздухе чувствовался запах дезинфицирующих средста. В помещении было прохладно, и он невольно вздрогнул.
— Доктор Энсон, — раздался мягкий уверенный голос, говоривший по-английски с характерным индийским акцентом, — я доктор Санджай Хандури. Ваше новое легкое здесь, и мы готовы поставить его на место. За очень короткое время объем вашего нового легкого увеличится так, что ваш организм сможет функционировать как с двумя легкими. Уверяю вас, доктор Энсон, что я хорошо проведу эту операцию, очень хорошо. Если бы такая же операция предстояла мне, то я бы очень жалел, что ее буду делать не я. — Доктор Хандури звонко рассмеялся. — Значит так, доктор Энсон, вы закрываете глаза и мысленно начинаете вместе со мной отсчитывать от десяти в обратную сторону. Когда вы проснетесь, то будете уже новым человеком. Готовы? Десять... девять... восемь...
Бог в тех из вас, кто способен командовать, примешал при рождении золота... в помощников их — серебра... железа же и меди — в земледельцев и разных ремесленников.
Платон, «Государство», кн. III
— Куда мы едем?
— Вы сказали «Интер-Континенталь». По этой дороге быстрее.
— Я не хочу быстрее, я хочу обратно на шоссе.
— Вы очень красивая женщина.
— Возвращайтесь сейчас же на шоссе!
— Очень красивая.
Машина едет быстрее. Вокруг сплошные трущобы.
Уличные фонари разбиты. Окна многих домов заколочены. На улицах почти никого.
С каждой секундой мне становится страшнее. Я пытаюсь рассмотреть табличку с именем шофера, но слишком темно. Происходит что-то ужасное. Что-то страшное. Есть ли у меня хоть какое-то оружие? Что я могу сделать?
— Черт возьми! Вернитесь на шоссе!
— Посетителям дома любви вы понравитесь. Вы там будете счастливы... Очень счастливы... Очень счастливы...
Мне никогда не было так страшно. Я слышала, что женщин похищали, приучали к наркотикам и отправляли в бордели. Я знаю, что женщины бесследно исчезали, и никто о них больше не слышал. Все вокруг расплывается, потом снова становится четким, пейзаж меняется каждую секунду. Нужно выскочить. Неважно, как быстро мы едем, мне надо выбраться из этой машины и бежать. Я могу выскочить и не сломать ноги. Я могу бежать быстрее этих ублюдков... быстрее всех. Я не стану проституткой, сидящей на игле. Никогда. Лучше я убью себя. Мой паспорт. Мне нужны паспорт и бумажник. Я достаю их из сумки и кладу в карман куртки.
Возьмите деньги! Я дам вам денег, только выпустите меня отсюда. Три тысячи рейсов. У меня есть три тысячи рейсов. Отпустите меня!
Я берусь за ручку, готовлюсь выскочить на скорости сорок миль в час из машины и шлепнуться на асфальт. Я не успеваю, машина со скрежетом останавливается, меня отбрасывает на спинку переднего сиденья. Что случилось? Опять все вокруг плывет, движение невозможно разглядеть. Дверь внезапно распахивается. Крупный мужчина хватает меня за руку. Я пытаюсь сопротивляться, но он очень силен. Лицо его закрыто черным чулком. Я хочу сорвать маску, но второй хватает меня за другую руку. Его лицо тоже скрыто. От него ужасно пахнет рыбой и чесноком. В его руке появляется шприц. Первый верзила еще сильнее стискивает мою руку. Нет! Пожалуйста, не надо! Нет!
Игла впивается в основание шеи. Я кричу, но крика не слышно. Это, наверное, героин. Такое не может происходить со мной. Машина срывается с места, из под колес летят камни и грязь. Я чувствую слабость. Пытаюсь собраться с мыслями и понять, что происходит, но от этого усилия мне становится еще хуже. Наркотик не может подействовать так быстро. Не поддавайся! Борись! Бей ногами, царапайся, пытайся укусить, но только не сдавайся! Не сдавайся!
Они держат меня за руки и волокут лицом вниз по грязному переулку. Я чувствую запах отходов. Я изо всех сил брыкаюсь и выкручиваюсь, и вдруг правая рука оказывается свободной. Тот, кто поменьше, слева от меня, его пах всего в нескольких дюймах. Что было сил бью его, он кричит и падает. Я на ногах, хватаю ртом воздух, меня душит страх и злость. Чертовы звери!
Бежать! Бежать, пока наркотик не подействовал. Верзила движется на меня. Я бью его кулаком в лицо, он падает. Бежать! Бежать! Путь один — по переулку.
Вокруг дома — одно-двух-трехэтажные. Деталей не разобрать, но впереди я ясно вижу мигающий свет. Все опять плывет... Все происходит как будто не со мной...
— У меня пистолет. Стой или я буду стрелять!
Страх придает мне силы. Я лучше умру, но не сдамся. Не думать про пистолет, бежать! Бежать!
Тело повинуется мне. Я бегу... Бегу изо всех сил.
О боже! Переулок загорожен! Гора каких-то коробок, ящиков, бочек, мусора... и забор! Я могу перелезть через него! Я заберусь наверх по мусору и перемахну через забор. Я должна!
Сзади слышен выстрел. Боли нет, значит я не ранена. Я сумею! Ногу через забор... Ну вот, почти... Еще выстрел. Боль обжигает правую сторону спины. Господи! Меня ранили. Нет! Не может быть...
— Доктор Санторо, кажется она приходит в себя!
«Еще один выстрел. Снова боль. Нет! Я не хочу умирать!»
— Она очнулась!
Слова женщины, произнесенные по-португальски, проникли в сознание Натали, вытеснив страшные видения переулка.
«Это, кажется, происходит на самом деле... Я, видимо, жива».
— Мисс, очнитесь! Вы слышите? Просто кивните, если слышите меня. Хорошо? Не надо открывать глаза, они закрыты повязкой!
Натали понимала речь женщины, но говорить не могла, и просто пошевелила головой.
— Доктор Санторо, она нас слышит!
— Отлично. Наша голубка расправляет крылышки! — голос мужчины был низким и успокаивающим. — Скоро мы разгадаем эту тайну. Выключите свет, я сниму ей повязку с глаз. Мисс, вы меня слышите? Сожмите мою руку, если слышите.
— Я... я... американка, — Натали смогла произнести это хриплым сдавленным голосом по-португальски. — Я... не очень хорошо... говорю... по-португальски!
Она была очень слаба, голова кружилась, но постепенно сознание возвращалось к ней. В висках стучало, глаза резало. Запах изопропилового спирта и дезинфицирующих средств был, безусловно, больничным, это подтверждалось и ощущением «больничности» простыни под руками. Потом Натали почувствовала кислородную трубочку в носу. Новая реальность постепенно вытесняла слишком яркие воспоминания о нападении в переулке, о почти удавшемся побеге и о выстрелах в спину.
— Ну, ваш португальский совсем неплох, — сказал мужской голос по-английски, хотя и есть заметный акцент, — но я постараюсь вам помочь. Я доктор Хавьер Санторо. Вы в больнице святой Терезы в Рио-де-Жанейро. Вы здесь уже несколько дней. Мы сейчас выключим свет, и я сниму с ваших глаз повязку. Но потом я ее вам снова повяжу. У вас повреждена роговица, правая немного сильнее левой. Лекарство действует хорошо, но не очень быстро. Когда я уберу тампоны, открывайте глаза медленно, чтобы они успели привыкнуть к свету. Если будут очень неприятные ощущения, закройте глаза, и я снова наложу тампоны.
Повязку осторожно сняли, но Натали не торопилась открывать глаза. С минуту она пыталась ощутить свои руки и ноги. Суставы болели, но, похоже, действовали. Паралича нет. Чуть ниже живота рука наткнулась на трубку катетера, и это подтвердило слова доктора о том, что она здесь лежит уже несколько дней. Натали осторожно открыла глаза. Комната была скупо освещена светом неоновых ламп из коридора, видимых через окно над дверью. Свет резал глаза, но предметы быстро обрели форму. Из левой руки торчала игла капельницы. Рядом с дверью висело резное распятие. На трех стенах окон не было.
