лить на лицо уксус, растирать руками, задыхаясь от его мерзкого запаха. Реакция закончилась, но боль никуда не ушла. Кажется, теперь у него химический ожог лица. Опомнившись, он схватил алюминиевые банки и закинул в мешок с трупом, еле как натянул на ноги второй пакет.
Грегори оглянулся в поисках Тима, но его нигде не было. Он даже не ожидал, что тот так быстро исчезнет.
– Наверняка, бы отпустил шуточку про старину Фреди Крюгера, – Грег сам тихонько засмеялся, но было, мягко говоря, не до смеха. Лицо горело адским пламенем.
Грегу даже думать не хотелось, что сейчас чувствовал бы живой человек в мешке с щелоком и водой: одновременно сгорать и вариться заживо. Он представлял, как щелок разъедает кожу, как мышцы и мясо отделяются от костей, варятся, как говяжий бульон. Грегори хотелось вернуться в дом сэра Стоуна, напиться виски и просто отключиться на полу в кухне. Забыться, заснуть и не видеть никаких чертовых снов. А пока нужно ждать два или три часа под адским ливнем, чтобы стереть в порошок то, что останется от трупа Тима, убрать пакет и засыпать канаву мокрой землей.
Внутри пакета все кипело, даже дождь не заглушал этот ужасный звук, проникающий в самую подкорку его мозга. О, да – теперь этот звук плавящейся плоти останется с тобой навсегда, Грегори.
Он сел на краю ручья, обняв колени, лицо и ладони горели, а вот все остальное замерзло до костей. Грег дрожал, как когда-то давно, когда у него была первая ломка, когда он только слез с метадона. Это было его волевое решение больше никогда не возвращаться к наркоте, но, Боже, как это было паршиво. Когда все конечности, каждую кость в теле выкручивало, будто его выжимали. Как все чувства, кроме боли, казалось, навсегда покинули его оболочку.
Так вот. Сейчас было то же самое. И непроглядная темнота. В которой Грегори был абсолютно один.
– Черт, Тим, ты ушел слишком быстро, – прошептал Грег.
* * *
Грег пытался открыть глаза, но темнота не уходила. Он не сразу понял, что его глаза на самом деле широко распахнуты. Просто он был внутри огромного полиэтиленового пакета.
– Нет! Вытащите меня отсюда! Вытащите меня ОТСЮДА! – заорал Грег, и не узнал собственного голоса.
Грегори забился в истерике, он начал бить руками, но пакет лишь сдавливал его, будто он оказался мышкой в чреве огромной полиэтиленовой змеи.
Нечем дышать! Малейшая попытка вырваться наружу еще сильнее сдавливала силки. Все было ужасно, пока нутро змеи не начало наполняться водой. И тогда стало еще хуже. Он начал перевариваться. В нос ударил запах щелока и гниющего мяса, с которого отслаивалась кожа. Его кожа.
Он варился целую вечность, не в силах ни двинуться ни вдохнуть, пока полиэтиленовая змея не вздохнула и не выблевала его в мокрую грязь. Обожжёнными роговицами глаз он оглянулся: все пространство вокруг него: мокрая хлюпающая холодная глина, бурлящая от щелока. Сплошная ядовитая грязь до самого горизонта.
Грег попытался встать, но получалось только ползти. Он вытянул перед собой руку, но увидел лишь ее жалкое подобие: костяшки, обтянутые пузырящимися остатками мышцы, ногтевые пластины сползали по пальцам. Ползи и ты! Не останавливайся! Ползи, пока не сдохнешь, ибо что тебе еще остается?
И Грегори полз, но увязал все глубже, с каждым движением с его тела стекало все больше того, что делало его человеком. И ползти становилось еще труднее, но ничего другого ему не осталось. Пока щелочная грязь не растворила все его мышцы и сухожилия, оставив лишь сознание в переваренном скелете. Грег мог лишь смотреть в бесконечный горизонт мрачного, затянутого черными тучами неба. Он ждал, пока щелок разъест глаза, но Долина Смерти решила оставить ему хотя бы эту функцию. Чтобы он страдал?
Нет. Она хотела, чтобы он досмотрел этот чертов сон. Долина Смерти хотела, чтобы на горизонте он заметил маленькую фигуру, крепкой поступью идущую к нему. Он смотрел. Дни сменялись месяцами, а те – годами, и все, что он мог себе позволить, – это смотреть. Как точка на горизонте постепенно приближается к нему, как ее очертания все больше становятся похожи на крепкого приземистого человека. Черные дыры уничтожили тысячи вселенных, прежде чем Грег узнал путника.
– Бедные создания. Богатенькие ублюдки выбрасывают их на луга, надеясь, что кто-то их подберет. Но никому не нужны заблудшие души. Они бегают туда-сюда, мечутся в поисках любимых. И погибают под колесами невнимательных водителей, – Иезекииль огромной лопатой подцепляет то, что когда-то было Грегом.
Его голова безвольно свешивается с лопаты. Гравитация отбирает остатки плоти с его костей – они падают мокрыми каплями в грязь и тут же растворяются с легким шипением. Хлюп – пшшш. Хлюп – пшшш. Грег пытается возразить, попросить помощи, угрожать в конце концов, но его язык давно переварен. Иезекииль говорит:
– Ты действительно хочешь знать, насколько глубока кроличья нора?
И не дождавшись ответа, сваливает то, что когда-то было Грегори Бойлом в бочку. И закрывает крышку.
Глава 5: Потерянный диптих
Ощущение затянувшегося падения прервало чувство удара о землю – Грегори вздрогнул, сильно мотнув головой. Замерзшие мышцы отозвались тупой болью, лицо и руки все еще горели. Он застал себя, прислонившегося к мокрому камню, расцарапавшему ему спину. Дождь, кажется, давно закончился, а темная ночь должна вот-вот смениться ранним утром – солнце еще не взошло, но в лесу уже слышалось пение птиц. Грегори попытался подняться, но ноги его совсем не слушались, к земле тянула и мокрая холодная одежда.
Надо пошевеливаться, пока сюда не набежали туристы и
