ними — грациозная, точно змея, сбрасывающая кожу. Она отбросила одежду и легла спиной на прохладную землю, завела руки за голову и обхватила поваленное надгробие Элизабет Коттон с обеих сторон. В лунном свете ее загорелая плоть казалась неестественно бледной. Она улыбнулась мне, ластясь к чахлой траве.
— Давай. Хочу почувствовать тебя в себе.
Просто шепот. Как нож, рассекающий бумагу. Он словно вынудил кровь течь по моим венам быстрее, пробудил тяжелое биение в груди. Я хотел ее. После всего, что я узнал о ней сегодня вечером, — я хотел ее сильнее, чем когда-либо. Я ощущал себя человеком в спасательном жилете, который наконец-то смирился со смертельным холодом моря. Вот такая она — чистая Кейси, неразбавленная. И будь на дворе Средние века, ее непременно сожгли бы на костре инквизиции.
Я снял одежду и постоял там мгновение, голый, глядя на нее сверху вниз, наблюдая, как кровь приливает к члену. Немного даже удивленный этим.
Затем я вошел в нее.
Я вошел с силой, возбужденный ее извращенностью. Запах влажной затхлой земли внезапно усилился вокруг нас. Я вгонял себя в нее, пока ее прохладная кожа снова не стала теплой, а затем в яростном порыве взвалил ее поверх себя, меняясь с ней местами — земля и древние крошащиеся кости оказались под моими спиной и бедрами.
Кейси потянулась вниз. Ее пальцы отчаянно царапали влажную почву. Взяв пригоршню, она растерла ее у меня на груди, и я ощутил внезапный поглощающий все естество холод. Она припала ко мне, снова схватила надгробие обеими руками, и я весь подался ей навстречу.
Я вглядывался в ее черты, в раскрасневшееся, на грани разрядки, лицо. Ее глаза казались остекленевшими, остановившимися. И в какой-то миг я узрел нас с ней как бы сверху — отраженными в некоем бредовом зеркале в небе, плывшем над облаками, мимо луны. Наши тела были вплавлены одно в другое, объединены этой нуждой. А следом я увидел могильный камень позади. Увидел, как длинные руки мертвецов выпростались из вязких сырых почв — и потянули нас вниз.
Когда она закричала, я почувствовал эти руки на себе.
Сломанные пальцы скелетов. На моих плечах. На моей шее. Давят.
Замерзший и потный, я тоже кончил и закричал с ней в унисон.
И руки покойников отпустили меня, завитками дымчатой мглы вернулись к своим хозяевам — назад в почву.
— Боже мой… — Я услышал свой собственный нервный смех. — Ты тоже, да?
— Ты как будто из-под земли лез! Я трахалась с трупом! — Кейси трясло, все ее тело блестело от капель пота.
— Боже! Поцелуй меня. Поцелуй меня, прошу.
Она была очень мягкой и теплой. На мгновение я почувствовал, как нечто странное заполняет пространство между нами, словно я вступил в густой туман — и смотрел, как он клубится вокруг наших с Кейси ног. Я почувствовал, как ее соски, напряженные, но холодные, елозят по моей груди, внял густому, живому запаху ее мокрых волос. Это была Кейси, просто Кейси. Немного чокнутая, но и только.
Я все еще оставался в ней.
Как и мертвецу, потребовалось лишь немного фантазии, чтобы воспрянуть от состояния покоя.
Я прервал поцелуй и осторожно отстранил ее.
— Ну как, тебе хватило?
— Думаю, мы славно просветили старую деву Лиззи Коттон.
Я встал, смеясь, натянул одежду. Мгновение она сидела неподвижно, теребя травинку — воплощение витальности посреди всех этих искривленных надгробий, олицетворявших смерть. Внезапно я снова услышал сверчков и лягушек. Этот хор не умолкал ни на секунду, но до сей поры я пребывал словно где-то далеко.
Кейси оделась. Последней застегнула на груди потрепанную рубашку. Глядя на могильный камень Элизабет Коттон, она вдруг нежно поцеловала свою ладонь — и прижала ее к нему.
— Кто-то должен был это сделать, — прошептала она.
Мы пошли обратно через кладбище к церкви. Никто из нас не произнес ни слова. Я взглянул на врезной замок на двери и покачал головой.
— Знаешь, что меня взбеленило? Там, у твоего дома. Из-за чего я на тебя так накинулся?
— Из-за тех окон, да? Забудь, я тебя не виню.
— Не в одних окнах дело.
— А в чем еще?
Я указал на ржавую задвижку.
— Видишь эту штуку? Она, блин, смехотворна. С ней без труда справится и не самый умный десятилетка.
— И что?
— Я это знаю на собственной шкуре. Помнишь, я сказал, что у меня за душой имеется привод в полицию?
— Ну да. — Она уставилась на меня своими голубыми глазами.
— Взлом с проникновением. Мне было четырнадцать. Никаких последствий — просто в полиции попугали, и делу край. И дома влетело от матери с отцом.
— Там была такая же штука?
— Само собой, нет. Такой запор только на сараюху и сгодится. А там был дом на Кленовой улице. Накрепко запертый на зиму. Я влез через окно первого этажа — его оставили незакрытым, проглядели, наверное. Немного побродил внутри. Кто-то увидел свет от моего фонарика через окно гостиной.
— И что ты там делал? Набивал карманы?
— Нет, к счастью, иначе одним бы предупреждением не отделался, и даже все отцовские знакомые копы не помогли бы. Нет, причина была чудна́я. Я пошел туда вовсе не затем, чтобы что-то своровать. Когда приехала полиция, я просто сидел в гостиной, в большом старом мягком кресле, и когда они вошли — подумал, что это еще за люди, блин. Я сидел и с важным видом курил сигарету. Ну, выходит, ее-то я украл — из старой потрепанной пачки, забытой на кухонном столе. Так вот, когда мы с тобой сбегали на машине, мне впервые за много лет вспомнился тот случай. И знаешь, не кажется мне, что хоть раз я спрашивал себя, в чем именно был смысл.
— А в чем был?..
— Кейси, да если б я знал! Просто было круто. Мне понравилось. Я подумал — как классно войти в чью-то жизнь. Я залез почти в каждый ящик, но там было в основном пусто. В шкафу висела кое-какая одежда. Я просмотрел и ее. Я совсем не знал этих людей, но, когда я находился в доме, у меня возникло ощущение, что знаю-таки! И мне это понравилось. Вот почему я сидел в том кресле. Просто раздумывая об этих жильцах, я почти слышал их голоса.
Я помедлил. Нет, раз уж начал — стоило договорить.
— Знаешь, у меня есть такая фантазия. Я — в большом городе, скажем, где-то в Портленде. Да в любом. И я встречаюсь на улице с девушкой. Она вся из себя — безумно хорошенькая, и я
