становится только хуже, сильнее растёт в ней ревность и ненависть к брату и сестре: «Лежат сейчас дома, в тепле, мама готовит им вкусный завтрак. А она здесь должна сидеть. Почему? За что?». Как она злилась на маму и папу, сестру и брата. И только бабушку жалко, только за неё переживала. Главное, чтобы сердце бабушкино билось, чтобы она рядом вот так шумно вздыхала и тихо ругалась на клюкву и бруснику, норовившие сквозь пальцы проскочить и упасть на мёрзлую землю. Бабушка, дыши! Бежать через лес одной, пробираться через чащу, задыхаясь от страха – это то, во что невозможно поверить, но что вполне может случиться.
Незаметно началась школа. Анжела не находила общий язык со сверстниками, друзей не было. Зато учителей она любила. С ними ей было и интереснее и спокойнее. Девочка оставалась на дополнительные занятия, участвовала во всех кружках – всё, что угодно, только не идти рано домой. Учителя её хвалили, называли «прилежной» и «послушной». Особых трудностей в воспитании Анжела не доставляла ни дома, ни в школе – тихо, спокойно, никому особо не мешая, росла она, взрослела, знакомилась с жизнью.
Шло время, Анжела росла. Но её воспитанием так никто и не занимался. Бабушка иногда пыталась растолковать ей некоторые вещи, но все разговоры начинались со слов «в наше время», «когда я была такой как ты». Поначалу Анжела прислушивалась, но со временем подобные разговоры начинали её раздражать, а ещё спустя время вызывали откровенную неприязнь.
Воспитанием девочки, если можно так сказать, занималась школа с её традициями, законами и устоями. Анжела не любила одноклассников, особенно одноклассниц, и особенно тех одноклассниц, у кого всегда были выглажены фартучки, надеты ни разу не штопанные колготочки, и весёлые бантики, аккуратно вплетённые в волосы заботливой рукой. От таких девочек пахло домом, маминой любовью, беспечным детством. Как Анжела их не любила всех. Всех этих милых и воспитанных дурочек! Но в классе были и другие девочки, две девочки, которые в любое время года носили одни и те же колготки, штопанные-перештопанные, выцветший, с застиранными пятнами фартук, а в волосах красовались не игривые бантики, а ленты чёрного или коричневого цвета, связывающие нехитрую причёску.
Одну такую девочку растила только мама. Папа умер на производстве, получил тяжёлую травму. Помимо самой девочки в семье было ещё четверо детей. Кем работала мама одноклассницы Анжела точно не знала, но женщина также мыла полы в школе после окончания занятий. Школьники видели её каждый день с распаренными от воды ладонями, с набухшими тёмно-серыми венами по длине рук, на шеи, и с большими карими глазами, болезненно блестевшими над заострёнными скулами.
Вторую девочку воспитывала дальняя родственница. Где были её родители никто не рассказывал, а дети интуитивно побаивались спрашивать. Анжела однажды подслушала разговор двух молодых учительниц и по многозначительным восклицаниям и говорящим междометиям сделала вывод, что родителей одноклассницы посадили. И семья считалась неблагонадёжной и опасной.
Первую девочку с мамой-уборщицей Анжела не замечала. И жалко было семью, и грустно, но у неё самой ситуация тоже сложилась не из лёгких. Поэтому растрачивать сочувствие, делиться вниманием и заботой Анжела не считала нужным. А вот со второй девочкой было сложнее. Поначалу Анжела её избегала. Сказалось боязливое, осторожное и немного брезгливое отношение самих учителей к дочке «таких» родителей. Настроения подобные легко улавливала Анжела и быстро следовала им. А немного повзрослев, она начала откровенно презирать одноклассницу – Анжела отказывалась садиться с ней за одну парту, дежурить вместе или участвовать в командных соревнованиях. А в старших классах Анжела научилась активно следовать линии школьных партийных организаций, понимать «умонастроения общественности», как говорили на собраниях. Она яростно, не жалея себя, выступала на классных собраниях с требованием исключить девочку из школы, разобраться в её политических взглядах и донести информацию до городских партийных руководителей. Анжела требовала и требовала, выступала и выступала. Её часто хвалили – и за активную позицию, и за неравнодушие, и за преданность. А Анжела была рада стараться – школа заменила семью, дом, и друзей.
За это время умер дед. Смерть когда-то любимейшего друга и союзника принесла Анжеле облегчение. Из-за болезней дед требовал постоянного ухода и внимания. Мать смотрела за младшими детьми, бабушка быстро уставала и утратила ту силу и быстроту, отличавшие её ранее. За дедом приходилось ухаживать Анжеле – она натирала его дряблую желтоватую кожу кремами и вонючими мазями, втирала самодельные смеси в места, где нещадно ломили кости. Она следила, чтобы дед выпил лекарства, заставляла его ходить по комнате и разминать тело, гуляла с ним по двору. Она стирала неприятно пахнущую старостью и болезнями одежду, готовила лёгкие бульоны для отказывающегося работать желудка, вставала ночью и провожала деда в туалет на улицу, стояла возле двери и следила, чтобы дед не завалился и не упал прямо там.
Но это было не самое страшное. Анжелу гораздо больше пугала внезапно проснувшаяся на старости лет религиозность деда. Он громко молился по утрам и вечерам, демонстративно осенял себя и окружающих крестом, грозил всем карой божьей и в довершение ко всему откуда-то принёс старую потемневшую икону и водрузил её на тумбу в гостиной. Анжела боялась этих изменений в деде пуще любой болезни – а что если узнают в школе? Над ней будут смеяться одноклассники? Она утратит авторитет? А что если её исключат из пионеров? Запретят выступать на школьных собраниях? От этих мыслей Анжеле становилось физически плохо и где-то втайне, глубоко внутри себя, она, если и не желала смерти деду, то думала о том, насколько спокойнее ей было, если бы он перестал ходить и тихо лежал в кровати, бубнил молитвы себе под нос. Анжела как могла скрывала дедушкину религиозность. Дальше двора его никуда не водила, быстро кормила отдельно от всех, из комнаты не выпускала, если в доме были посторонние. Но вот дед умер и стало легче жить. В семье она никому нужна не была – можно снова спокойно пропадать в школе и на общественных работах. Другого и не хотелось.
В 18 лет Анжела вышла замуж. Андрей был старше на 10 лет. Кадровый военный, офицер, высокий, крепкий. Он сразу привлёк внимание девушки, завладел мыслями. Андрей жил в Ленинграде, а в их далёкий уголок приехал к другу, бывшему сослуживцу, в гости: рыбу половить, покупаться в холодной речной воде, подышать сосновым воздухом. Анжела не отличалась красотой и миловидностью: невысокого роста, плотная, с крупными, простыми чертами лица. Она легко бы затерялась среди сверстниц, но единственное, что её
