– Малыш, ты их не слушай! Они – вруны! Вруны и убийцы! Там, в магазине, остались заложники! И трупы! Скорее беги за полицейскими!
Пока Жермен спешит выдать максимальный объем информации, Алин обегает машину, открывает заднюю дверцу и с помощью Тео запихивает старуху в салон. Пожилая дама обороняется, как может, но силы неравны, и через пару мгновений она уже сидит на заднем сиденье. Алин захлопывает дверцу и поворачивается к ребенку.
– Это моя мама, – поясняет она, и по голосу слышно, что она расстроена, но хочет его успокоить. – Она старенькая и нездорова, даже не понимает, что говорит. Сейчас мы отвезем ее домой.
Тео уже занял место рядом с водителем и, перегнувшись назад, – так, чтобы мальчик ничего не заметил, – держит старуху на прицеле, благо пистолет Алин оставила на приборном щитке.
– А теперь заткнитесь! – приказывает он сквозь зубы.
– Или что? – спрашивает Жермен Дэтти и насмешливо усмехается. – Всадишь в меня пулю?
– Тебе не терпится проверить? – вопросом на вопрос отвечает подросток и приставляет дуло к ее колену.
Старуха не успевает ответить – в машину садится Алин и хлопает дверцей.
– Попробуйте выкинуть еще один такой фортель, и я выстрелю без раздумий! – грозит она, в то время как машина срывается с места.
– Убери пистолет от греха подальше, – с опаской предлагает подростку Жермен.
– Тео, положи пистолет! – приказывает Алин.
– Послушай свою мать, мальчик, – подхватывает старуха. – На сегодня хватит с тебя глупостей!
Подросток делает, что ему сказано: возвращается на сиденье, кладет пистолет на приборный щиток и мрачно смотрит перед собой.
– Положи его, пожалуйста, в бардачок, – шепчет Алин, которая не сводит глаз с дороги.
На протяжении долгих минут никто не произносит и слова. Алин пытается взять себя в руки: она едет строго по правилам и останавливается на каждом перекрестке, даже если горит желтый, хотя хочется выжать педаль газа до предела. Если их сейчас остановит полиция, все кончено.
Тео молчит. Он смотрит на дорогу, и, судя по виду, мысли у него в голове бродят мрачные.
Жермен Дэтти, по-видимому, сложила оружие. Алин время от времени поглядывает в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что старуха не замышляет какую-нибудь новую выходку.
– Куда мы едем? – спрашивает наконец Тео, глядя на мать.
– Туда, куда и собирались, – отвечает она так, как если бы не ожидала такого вопроса. – К дедушке!
Машина срывается с места, увозя пожилую даму, женщину и старшего мальчика, а Феликс остается стоять на тротуаре. Семейная размолвка, свидетелем которой он стал, его немножко обескуражила. И он спрашивает себя, как лучше поступить: сделать так, как просила бабушка, или поверить ее дочке с внуком?
Мальчик смотрит по сторонам. Налево. Направо.
Какой-то мужчина спешит по тротуару ему навстречу. Феликс сомневается, представляет, как все будет: он заговаривает с этим господином, рассказывает, что только что видел, – ну, как женщина помоложе силой усадила в свою машину старушку, а мальчик ей помогал и говорил, что это его больная бабушка… И понимает, что рассказ получается сбивчивый, но навести порядок в мыслях не выходит.
Да и примут ли его всерьез? Поверят ли?
Пока Феликс взвешивает все «за» и «против», мужчина проходит мимо. Мальчик вздыхает и решает, что лучше бы ему идти по своим делам.
Еще несколько метров, и он уже на паркинге перед мини-маркетом. Вот только… Вид у витрины магазина странный. Феликс не может сказать почему, но что-то тут не так. Металлические защитные жалюзи наполовину опущены, словно магазин собирается закрываться. Мальчик подходит ближе и только теперь замечает, что в торговом зале темно.
Феликс хмурится: мама не послала бы его за покупками, если бы знала, что магазин уже закрыт. Без долгих раздумий он направляется к входной двери, встает на цыпочки и заглядывает внутрь.
Ни души…
Отсутствие покупателей – обычное дело, проходы между стеллажами часто пустуют. А вот что нет персонала – уже странно. Хотя, может, кассир на минутку отлучился в туалет? Для очистки совести Феликс тянет на себя дверь… и она открывается без малейших усилий с его стороны.
Мальчик входит в помещение.
В магазине очень тихо, и Феликс невольно вздрагивает. На первый взгляд, ничто не наводит на мысли об опасности. Он делает несколько шагов к кассе, заглядывает в центральный проход. Пусто. В проходах слева и справа тоже никого.
– Эй! Кто-нибудь! – восклицает он и уже боится услышать отклик.
Но отклика нет, это и успокаивает ребенка, и пугает. В кармане он стискивает монеты, которые мама дала на кофе. Как теперь быть? Как заплатить за покупку, если некому положить деньги в кассу? Феликс идет по проходу вглубь магазина, в отдел, где на полках выставлены пакеты с кофе, крупы, баночки с конфитюрами, сухарики – словом, все, что обычно едят на завтрак. Находит кофе торговой марки, которую предпочитает мать, и внимательно читает ценник: четыре евро и двадцать центов. Вынимает из кармана монеты, отсчитывает нужную сумму и решает оставить деньги возле кассы. Гордясь своей находчивостью, он берет пакет кофе и поворачивается, чтобы уйти.
Секунда, и его взгляд цепляется за странную деталь. Даже в полумраке видно, что в глубине прохода, на полу, что-то лежит. Что-то большое, чему там вряд ли место. Феликс испытывает скорее любопытство, нежели беспокойство. Он отступает на пару шагов и, вытянув шею, старается рассмотреть, что это – такое длинное – может быть. Потом подходит ближе.
К самому концу прохода.
При виде двух трупов волосы у него от страха становятся дыбом. Жо лежит на животе, лицом в пол, – безымянные останки, бесцеремонно разложенные кем-то на пакете для мусора. Рядом – труп Мишель Бурдье, куда более впечатляющий: нагромождение безжизненной плоти на бетонном полу, голова повернута к ребенку, и взгляд этих пустых глаз, совсем не похожих на живые, человеческие, тоже настойчиво устремлен на него.
Жуткое зрелище вызывает у мальчика сильнейшую тошноту. Внутри все переворачивается. Совсем как блинчик на сковородке… Да не один, а целых четыре! И эти четыре потоком изливаются к его ногам.
Вывернув содержимое желудка на пол, Феликс инстинктивно отступает, наталкивается спиной на стальной уголок ближайшего стеллажа, потом берет ноги в руки и, истошно вопя, вылетает на улицу.
После крика, тревоги, поступков и страхов царящая в салоне авто тишина кажется звенящей. Спасительная передышка. Внезапная пауза. Алин, Жермен и Тео наслаждаются долгожданным антрактом, благотворным не только для нервов, но и для ушей. Как эхо этой отсрочки в череде событий, автомобиль медленно катит по улицам, выбирая наименее оживленные, обрамленные жилыми домами, навевающими мысли о покое и богатстве.
Жермен через окно смотрит на мир, который давно вычеркнула из своей жизни. Вот примерная мать достает из багажника пластиковые пакеты с логотипами одной из крупных торговых сетей… Маленькая девочка с кудрявыми волосами, собранными в хвостики, катится на роликах по тротуару, на котором каждая ямка может стать зловредной западней…
Она на лету схватывает эти обрывки повседневности. Обычный пейзаж, проплывающий перед глазами, пробуждает воспоминания о временах, чьи останки медленно разлагаются в тюрьме ее памяти. Она не уверена, что хочет, чтобы снова проснулся аппетит, прежде питавший ее жизнь желаниями и потребностями, но любопытство никуда не делось, и она пробует на вкус эти крупицы банальных судеб, соприкосновения с которыми с неких пор стала бояться, как чумы. Два парня и девушка-подросток курят и болтают, сидя на низкой ограде богатой усадьбы…
Яркий свет, изливаемый великодушным солнцем, сообщает случившемуся – этому отречению от давней клятвы – долю своего волшебства. Но ей почему-то кажется, что это было так давно…
Жермен Дэтти ощущает необычное для себя спокойствие. Ей почти хочется улыбаться.
Скоро автомобиль сворачивает направо, на национальную дорогу, и зажиточные пригороды сменяются промышленной зоной с рассеянными тут и там производственными предприятиями.
– Так, из чистого любопытства: почему вы притворяетесь инвалидом, притом что прекрасно можете ходить?
Вопрос Алин отвлекает пожилую даму от безмятежного созерцания окрестностей.
– А это, моя прелесть, вас совершенно не касается! – следует грубый ответ.
Жермен поджимает губы. Она злится на себя за то, что нарушила старую клятву, но что поделаешь? Вставая с инвалидной коляски, в которой ее, как мешок, подвезли к машине, она вообще никакими вопросами не задавалась. У свободы – своя цена, и она готова была ее заплатить. Однако вышло так, что клятву-то она нарушила, но ничего не получила взамен.
– То, что вы делаете для своего сына, заслуживает всяческих похвал, – произносит она с оттенком презрения в тоне. – Стольким рискнуть, и в итоге – слабая надежда, что ему удастся избежать ответственности… Скажите, вы что, действительно думаете, что сможете выкрутиться?
